Не будите изувера

– Говори, я чую, что еще много узнаю. Как давно произошла эта трагедия?

– А ты посчитай. Наде было тогда пятнадцать лет, а сейчас – двадцать семь.

– Значит, дочь у тебя уже свой срок за нападение отсидела?

– Нет еще, – тихо ответила старуха.

– Как нет? Она мужа убила, что ли?

– Да. Он только три дня пожил в реанимации, а потом умер. От удара сосуд в голове лопнул.  Мы с Надюшкой к матери в тюрьму ходили, только та не желала с нами встречаться.

– Почему?

– Не могла себя простить за случайный порыв. А еще, – баба Аня немного помолчала, – винила дочь и не хотела ее видеть.

– Господи, – вырвалось у Варвары, – а Надюшка тут каким боком? Чем ей дочь не угодила? Надо было своего алкоголика винить, а не девчонку!

– Я же говорила, что она любила его очень. Как одержимая была, только что не молилась. А тут, своими руками угробила. Девочка очень тяжело переживала. Она у меня жила. Запираться стала, везде видела врагов, иногда кричала, будто на нее напал кто-то. Бывало, зайду в комнату, а она сидит и в стенку смотрит. Меня заметит и визжит на одной ноте. Я обнимаю ее, плачу, зову ее. Она же, – баба Аня замолчала, пытаясь подавить новый спазм, подкативший к горлу, – как зверек, затравленный собаками, руки выставит перед собой, пальцы скрючит. Были бы ногти длинные, так и вцепилась бы мне в лицо. Затем вроде отойдет, ко мне бросится, а через какое-то время опять в углу застынет.

– Надо было к врачам обратиться, – вставил слово участковый.

– Я пошла в поликлинику, но только не сразу, – едва слышно проговорила бабка, потом, будто собралась с духом и продолжила, – долго сама с бедой справлялась. Да и Надюшка опосля отошла маненько. Все реже кидаться стала. Я уж думала, что она выправилась, но болезнь, как мне потом врачи сказали, просто ушла в глубь мозга.

– Ужас! – вскрикнула опять Варвара и закрыла рот двумя ладонями. Ее глаза наполнились слезами. – Ох, баба Аня, я и не знала, что тебе такое пришлось в своей жизни пережить. Как же ты, бедная, страдала.

– И что дальше было? Почему вы к врачам обратились?

– Это не я в больницу пошла. Судьба Надюшку туда направила. Она к тому времени уже выучилась на парикмахера, в салоне работала. Конечно, я не о таком для своей кровиночки мечтала. Она же в школе хорошо училась, думала, врачом али бухгалтером станет. А после этих событий я оставила внучку в покое. Решила, как богу будет угодно, так и хорошо. Однажды она стригла мужчину. Срежет прядь, отойдет, полюбуется, и снова режет. В очередной раз посмотрела на дело своих рук и говорит клиенту:

– У вас уши кривые, может, и их подровнять?

Клиент думал, что красивая девушка пошутила, поэтому смело ответил:

– Правда? Ровняй, красавица, если так лучше будет.

– А что Надя? – замерла соседка и посмотрела на бабку круглыми от переполняющих ее чувств глазами.

– Надя и подровняла. Пол-уха у мужика оттяпала. Инструменты же острые! Что тут началось! Клиент кричит, кровь хлещет, сотрудники носятся, а внучка стоит с ножницами в руках и счастливо смеется. Приехала скорая и милиция. Забрали обоих: и раненого клиента и Надю. Потом внучку определили на лечение. Вот с того дня она полжизни проводит в больнице, а вторую половину – дома.

– Когда она последний раз из больницы вышла? – уточнил участковый.

– Так, два дня назад и вышла. Врач меня предупредил, что те лекарства, которые Надя принимает, нельзя мешать с водкой. Иначе у нее опять крышу снесет.

– А какой диагноз ей поставили?

– Шизофрения. Так и сказали, что на плохую ге... опять слово поганое забыла... Совсем старая стала!

- Генетику?

- Во-во. На плохую генетику со стороны отца, у Андрея то ли тетка, то ли другой какой родственничек болезный был, наложился его же алкоголизм. Плюс – стрессовая ситуация: девочка увидела, как мать убила отца, защищая дочь. Все эти... как их? А, факторы, соединились, и глубоко дремавшая болезнь проснулась.

– У шизофреников обычно есть галлюцинации, – проявил осведомленность Макарыч, – что видит Надежда во время приступа?

– А я почем знаю? Когда приступ проходит, она ничего не помнит. Но врач говорил, что у нее, - баба Аня полезла в шкафчик, висевший на стене и достала пожелтевшую бумажонку, подслеповато щурясь, медленно прочитала, -  "обостренное чувство самозащиты". Если она что-то и делает во время приступа, то только для того, чтобы защитить себя. В это время она может даже убить. Врачи мне велели следить за ней день и ночь. Но разве я, старуха, справлюсь с молодой девушкой!

– Как Надежда ведет себя в период покоя? – продолжал расспрашивать участковый.

– Милая и хорошая девочка. Мне помогает, ластится все время, угождает. А как она будет себя вести во время приступа, я не знаю, ни разу не видела.