Страница 37 из 48
Когда Хиггинса увели, майор зажег в кабинете верхний свет и облегченно вздохнул. Ему было приятно, что в комнате стало светло, - светлей стало и на душе.
Но тут у него возник другой вопрос, и он задал его Ярошу. Найт не один. Поедет ли он в Высоцк сам или пошлет кого-нибудь из своих? Что ж, поедем в Высоцк. Попрежнему волновал его сейчас и «Электрик»: там оставался нераскрытым еще один человек. Курбатов позвонил генералу и попросил разрешения зайти. Да, есть кое-что новое. Генерал ответил:
- Хорошо, я вас жду.
Вернувшись от генерала, Курбатов написал на листке блокнота несколько слов Брянцеву:
«Я уехал в Высоцк. Буду звонить завтра утром; возможно, понадобится твоя помощь».
Он вырвал этот листок и прикрыл им чернильницу так, чтобы записка была заметней. «Брянцев найдет ее сразу, он знает мою привычку не оставлять на столе бумаг».
2
Курбатов не ошибся: Найт решил возможно быстрее сделать свое дело, а там - за границу.
Он думал об этом в поезде. Виктор Осипович дремал напротив, и со стороны казалось, что они вовсе не знакомы друг с другом. Найт с неприязнью рассматривал лицо своего спутника. Вдруг он подумал: «Не стоит самому идти на это дело, пусть, в случае чего, арестуют не меня, а этого».
Временами ему казалось, что он сходит с ума, и с тревогой он прислушивался, не появляются ли у него какие-нибудь больные, нескладные мысли. Он ощущал, что куда-то катится, и там, в конце пути, его ждет что-то страшное, темное, какая-то вязкая тина. Он упадет туда, и тина засосет его, поглотит целиком, и никто не сможет помочь. Он вздрагивал всем телом, пытался думать о чем-нибудь другом. Наконец, у него вдруг возникла удивительно ясная мысль: «Всё кончится плохо. Нет, я не пойду с этим… Обратно, спрятаться, а так я действительно сойду с ума».
Они вышли на станции в Высоцке. Остановиться в гостинице значило быть на людях. Несколько часов прошло в поисках подходящего жилья. Наконец, на окраине города, у одинокой женщины, сторожихи какого-то склада, они сняли комнатёнку. Затем Найт и Виктор Осипович пошли посмотреть город, прикинуть, что к чему, и договорились встретиться в своем новом жилье к вечеру.
Три дня прошло в этом «прикидывании». Многочисленные объявления в городе сообщали, что комбинату требуются рабочие всех специальностей. От первой до последней строчки прочитывая газету, Найт узнавал, как идет постройка второй турбины. В городе только и говорили о ней - в скверах, в кино перед сеансом, всюду, где Найт прислушивался к разговорам, - о ней толковали радостно и спокойно. Откуда у них такое спокойствие? - спрашивал себя Найт, и не находил ответа. Потом он издевался над собой: какое тебе дело до этой психологии, чем меньше ее - тем лучше. Посмотрим, как они будут хранить свое спокойствие, когда с турбиной что-нибудь случится. Он был уверен в успехе, он убедил себя в том, что успех ему обеспечен. «Они слишком привыкли к миру, - думал Найт, - надо напомнить им, что на свете существуем мы». Он глядел на дома, на лица, на башни доменных печей и - смеялся. «Этого ничего не должно быть. Здесь всё порастет травой. И волки будут бегать по улицам».
Работа над турбиной подходила к концу, и Виктор Осипович разузнал, что уже заказаны платформы для ее перевозки. Мысленно Найт видел эти платформы под откосом. Но чем дальше шло время, тем сильнее поднималось у Найта обратное чувство: уехать, пусть всё будет сделано без него!
Третий день жизни в Высоцке подходил к концу, а Найт всё еще не имел твердого плана действий, - он даже не смог встретиться с инженером Тищенко. Помог случай. Однажды, пробродив бесцельно по городу, Найт подошел к длинному желтому зданию фабрики-кухни возле входа в комбинат, взглянул на часы и решил пообедать. Здесь он очутился впервые. В залах было пусто, официантки пододвигали стулья и расставляли на столах хлеб. Не успел Найт сесть, как за окнами поплыл гудок, растекся в воздухе, и несколько минут спустя в зал вошли первые посетители - рабочие. Их становилось всё больше и больше, пришедшие первыми занимали места поближе к распахнутым настежь окнам. Здесь у них уже были и свои излюбленные столики, и знакомые официантки, и рассаживались они со смехом, шумно, по-хозяйски. Когда им принесли суп, в зал вошли еще несколько человек - мужчины в пиджаках, женщины в светлых летних платьях - и остановились, ища глазами свободные места.
- Опаздываете, интеллигенция! - задорно крикнул паренек, сидевший неподалеку от Найта. Те улыбнулись: видно, шутка была обычной, и они тоже привыкли к ней, как привыкли приходить последними и искать места. «Конторщики, служащие», - отметил про себя Найт. У него за столиком оказалось два свободных места, и две женщины сели рядом. Несколько человек всё еще ходили по залу, сопровождаемые шутками и отшучиваясь. До Найта долетели отрывки слов:
- Пока ваш цех пройдешь…
- А вы наперегонки…
- Мы народ пожилой, степенный…
Очевидно, это слышали и женщины за столиком, где сидел Найт, - они рассмеялись, взглянув друг на друга. Найт тоже улыбнулся, поглядывая на них.
- В самом деле, почему вы опаздываете? - спросил он. - Казалось бы, вам-то скорее собраться…
- Какое там, - откликнулась одна из них, взбивая сзади волосы. - В заводоуправлении ремонт, наша дверь закрыта, так пока через литейный цех пройдешь - ужас один сколько времени…
- Вы в бухгалтерии работаете?
- Нет, в расчетном отделе, - был ответ.
Обе женщины снова склонились над меню, когда подошла официантка. Найт тут же расплатился за обед. Он ликовал. Да, это удача! Казалось бы, мелочь: работники расчетного отдела ходят через литейный цех. Мелочь, но как ловко он выудил ее. Теперь он знал, что ему - вернее, Виктору Осиповичу - надо делать. Он возвращался в свою комнатку почти бегом. По пути он с удовольствием еще раз пробежал глазами афиши: да, комбинату требуются работники в расчетный отдел.
Теперь надо отыскать Тищенко.
В небольшой буфет в городском парке, в длинное фанерное сооружение, где стояло шесть или семь столиков, вошел мужчина - мрачноватый, чем-то, очевидно, недовольный, и сел подальше от окна, словно ему не хотелось видеть деревья, детей, играющих вдалеке возле озера, тенистые посыпанные песком аллеи. Буфетчику он заказал триста граммов водки и две бутылки пива.
Сегодня на производственном совещании инженера Тищенко раскритиковали так, что он только краснел. Попало за дело: сменный мастер не смог обеспечить цех всем необходимым для скоростной плавки. Там, на собрании, он выслушал всё и как будто принял критику, а теперь искал оправданий, искал и находил, что не он один виноват, а и тот и этот, и пятый и десятый. Было обидно, что нагорело ему одному, а те остались в стороне. Теперь пойдет: в многотиражке критическая корреспонденция - «Инженер Тищенко не справился со своими обязанностями», потом вызовут в партком к Рогову - «еще один нагоняй, хоть я и беспартийный», потом… Словом, лучше выпить и не думать о том, что впереди.
Он выпил, с трудом преодолевая спазму, сдавившую горло, отдышался, налил еще стопку. От водки с пивом его быстро развезло, стало душно, и он оглянулся - нет ли места у открытого окна. Место было, - там сидел какой-то гражданин и тоже пил водку.
Тищенко подошел к столику и, крепко держась за спинку стула, хрипло спросил:
- Не протестуете?
- Садитесь, садитесь, - кивнул тот.
Тищенко допил свою водку и заказал еще.
Сосед покачал головой:
- Слушайте, а не много вам будет, а? Не переберете часом?
- Ничего, - махнул рукой Тищенко. - Не такое случалось.
Он прихвастнул: пил он неумело, но теперь решил не отступать.
- Что я здесь делаю, как вы думаете? - говорил он. - Я доказываю свое «я». В конце концов, имею же я право забыть суету сует… Кто я такой - вы знаете?
- Нет, незнакомы вроде, - сосед закусил колбасой. - Разрешите чокнуться?