Страница 30 из 48
Обычно близость города замечается издалека. В вагонах начинают собираться, снимают с полок чемоданы, надевают пальто, прощаются с теми, с кем уже подружились в пути и кто едет дальше. Здесь всё было не так. Брянцев смотрел в окно; в его купе трое «дальних», так и не найдя четвертого партнера, начинали вторую пульку в преферанс; в соседнем купе, где ехали студенты-горняки, пели песни:
И сосны, сосны за окном, без конца и без края. Лес оборвался внезапно, ослепительно блеснули на солнце стеклянные крыши парников пригородного совхоза, а за ними уже потянулись железнодорожные платформы на запасных путях, множество вагонов с надписями мелом: «Высоцк - Куйбышев», «Высоцк - Каховка». Маленькие маневровые паровозы - «овечки» тянули, пыхтя, эти вагоны на сортировочную горку. Завиднелись две башни доменных печей в сложном переплетении подводных труб и строй коуперов возле них, некрашеные красные кирпичные здания цехов, огромные жилые массивы, и без конца трубы, трубы, трубы, то длинные и тонкие, то короткие и широкие - трубы с клубящейся над ними ватой дыма, - и кто-то сказал удивленно и радостно:
- Смотрите, уже Высоцк!
Брянцев сошел с поезда и остановился на широкой привокзальной площади. Гостиница была здесь же, возле вокзала, но он не торопился пройти туда, разглядывая начинавшуюся неподалеку каменную ограду комбината. Думалось ему сейчас о том, какой мощью, какой неизбывной силой надо обладать, чтобы так быстро поднять в дремучем лесу город- и в какие годы! Тут же он выругал себя за эту мысль, показавшуюся ему праздной. В самом деле, до восторгов ли сейчас, времени так мало!
Он быстро вошел в вестибюль гостиницы, снял номер, но даже не осмотрел его, только повесил в маленькой прихожей свой плащ и под ним, под вешалкой, поставил чемоданчик.
Дни ему предстояли трудные, и трудности эти начались, когда он начал искать адреса двух токарей и фрезеровщика. Одного токаря - Головлева - он нашел быстро, сравнительно быстро. Что же касается Коршунова и Морозова, то их, обзвонив и объездив добрый десяток учреждений, Брянцев тоже нашел; Коршунов был уже инженером, успел кончить заочное отделение политехнического института, а Морозов оказался техником-литейщиком. Когда Брянцев сообщил по телефону Курбатову первоначальные результаты своих поисков, тот словно бы весь осветился радостным смехом:
- А как же вы думали? Вот забыли на минуту, в какое время мы живем, и сбились было с верного пути. Конечно же, нельзя упускать из виду паше движение… - Через минуту он сказал уже резко: - Но надо учитывать, что враг может замаскироваться под этот наш рост, он может выполнять требования времени, учиться в наших институтах, быть на виду.
Вот и выясняй теперь, действительно это наши, честные, советские люди, жадные до знаний, до книги, - или есть среди них враг. И почему Головлев так и остался токарем?
- Главное сейчас, - сказал Курбатов, - выяснить, не были ли они в день убийства на озере. Учтите время. На поездку из Высоцка и обратно - около двенадцати часов.
Теперь Брянцев думал, с чего же ему начинать. Идти прямо на завод не хотелось. Город казался ему праздничным: на улице было мало людей, а всюду - на домах, на транспарантах - висели плакаты, плакаты без конца: «Привет доблестным труженикам комбината - создателям первой сверхмощной турбины!». И портреты тех, кто создал эту турбину, о которой вот уже несколько дней подряд пишут в газетах.
На стене Дома культуры Брянцев увидел старую афишу и сразу же понял, что навести справки о всех троих будет несложно. В прошлую субботу был торжественный вечер, посвященный крупному производственному успеху комбината. Брянцев дочитал афишу до конца - начало в семь часов, - и толкнул дверь клуба.
Директор был у себя. Конечно, он знает, кто был на вечере. Он с первого дня на заводе, первые сосны валил.
- Ну, например, токарь Головлев?
- Саша, Александр Пахомыч? Сидел в президиуме, выдвинули его на Сталинскую премию.
- Коршунов, Матвей Георгиевич?
- Был. Вместе с ним утром домой возвращались.
- Морозов, Павел Анисимович?
- Тоже был. Мы ведь все вместе живем - вон, на холме новый домина работников ИТР. Да как же без них такой праздник пройдет, сами посудите! Видали на улице их портреты?
- Нет, - признался Брянцев, - не видал.
Брянцев прикинул: первый поезд в воскресенье уходил из Высоцка в семь тридцать две. Нет, по времени не получалось. Ратенау был мертв, как доказал Палиандров, рано утром. Может быть, товарный поезд, попутная машина? Брянцев спросил, что они делали в воскресенье утром. Директор немного смутился, Брянцев настороженно взглянул на него.
- Знаете, у Саши Головлева характер прямо невозможный. Затащил сразу всех к себе, кричит: «Поговорили, потанцевали, а обмыть турбину забыли?». Дома у него стол уже был готов.
- Пир горой? - улыбнулся Брянцев.
- Да какой еще горой! Казбеком!
- И все трое были вместе, вы говорите?
- Да, конечно. Куда же они друг без дружки?
- Ну, спасибо. Наша беседа пусть останется пока между нами. Очень мне хочется повидать их всех.
Теперь это можно и нужно было сделать.
Час спустя он был в цехе. Его сопровождал мастер, седенький, в очках с жестяной оправой, точь-в-точь такой, каким обычно описывают и рисуют старых мастеров, умельцев-золотые руки.
- Вон Головлев, - кивнул мастер.
Но Брянцев не увидел никого. Огромный вал медленно входил в гигантскую трубу, в свете ламп ослепительно сверкали полированная поверхность вала и ободок трубы. С трудом удалось Брянцеву разглядеть возле этой махины крошечного в сравнении с ней человека, передвигавшего какие-то рычаги на щите управления.
- Что это? - спросил Брянцев мастера.
- Обработка цилиндра турбины. Сто пятьдесят тысяч киловатт даст. Наша вторая.
Только вот что: лучше к Головлеву сейчас не подходить, - прогонит.
Брянцев подошел ближе и высоко запрокинул голову, чтобы увидеть верхний край цилиндра. Станки тихо жужжали вокруг, всё в цехе сверкало, отражая свет.
Сначала он познакомился не с Головлевым, а с Коршуновым. Тот только что вернулся с заседания горисполкома и вошел в партком радостный, возбужденный: было решено представить лучших людей завода к правительственным наградам. Коршунов не обратил внимания на незнакомого человека, - мало ли кто заходит к парторгу ЦК Рогову. А перед этим Брянцев беседовал с Роговым о троих друзьях. Да, они вне подозрений. Рогов подтвердил рассказ директора Дома культуры: в воскресенье все трое были вместе, праздновали «день рождения» турбины.
Рогову позвонили, он поднялся из-за стола и вышел, а Брянцев первый протянул Коршунову руку:
- Брянцев.
- Коршунов.
Фамилия никак не подходила к нему. Очень широкое, с большими серыми глазами лицо, высокий лоб, уже редеющие спереди волосы - от всего облика инженера веяло искренностью и простотой.
- Вы где воевали? - показав глазами на орденские колодки, спросил Брянцев.
Коршунов ответил, удивляясь, повидимому, что разговор начался не с турбины, не с заводских дел, а с прошлого.
- Я дошел до Будапешта. Там ранили, а пока лечился, и война кончилась.
- На севере вы не были?
- Как же, был. Но не долго. В первые месяцы войны.
- Кажется, вам пришлось тогда много пережить.
- Да, было трудно.
Он не хотел, очевидно, рассказывать незнакомому человеку о том, что было с ним в первые месяцы войны. Брянцев это понял, и поставил ему в заслугу.
- Ну, а может быть вы помните подвал в Солнечных Горках, помните, как переходили фронт?
Большие серые глаза Коршунова, казалось, раскрылись еще шире. Пытливо и внимательно, будто вспоминая что-то, он долго вглядывался в лицо Брянцева, а потом сказал:
- Да, подвал помню, а вас вот не припоминаю.
- Меня там и не было, - улыбнулся Брянцев, наблюдая, как удивление Коршунова всё растет. И, может, оттого, что Брянцев улыбнулся, и улыбнулся как-то особенно хорошо, открыто, хотя и несколько хитровато, Коршунов проникся к нему радостной для него самого доверчивостью.