Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 25

Сближение с другим этносом возможно в той мере, в какой его представители считаются такими же людьми, как и члены своей этнической группы.

Между тем у многих этносов это различие отношений очень велико. Соответствующие примеры во множестве можно найти в работах этнологов. Так, один из исследователей тибетцев, Эквал, сообщает, что у них разграбление иностранцев не считается поступком, достойным похвалы, но прощается, в то время как разграбление другого тибетца считается преступлением. Мера же наказания зависит от социального статуса пострадавшего.

Когда нет позитивной психологической идентификации с членами других этнических групп, то их считают лишенными человеческих качеств – вещью, животным. Так поступали колонизаторы, немецкие фашисты – с евреями и славянами, турки – с представителями христианских народов.

С этих позиций следует рассматривать феномен рабства. Мы считаем, что те страны и этносы, которые создавали рабовладельческие государства (Рим, Византийская империя, Османская империя и другие), имели (пусть лишь в те времена) низкий уровень морального развития, слабую способность к сопереживанию, слабость эмпатии и склонность к насилию вплоть до уровня садизма. По способности создания империй с применением насильственных методов между этносами существуют значительные различия.

§ 15. Этнозащитная роль культуры

А. Этносы защищаются с помощью культуры.

В другой книге мы уже показали, что как культура в целом, так и ее отдельные блоки имеют психозащитную функцию и нередко называются этнозащитными механизмами, хотя правильнее было бы говорить, что культура является этнозащитным комплексом.

Каждый этнос в процессе своего развития создает свою самобытную культуру, которая становится его комплексным этническим признаком. Более того, мы считаем, что после своего возникновения и превращения в систему культура начинает выполнять целый ряд функций в жизни этносов: 1) функцию этнозащиты: как мы уже сказали, этническую культуру можно считать комплексным этнозащитным механизмом, который имеет тенденцию самосохранения даже в новых и сильно измененных социально-этнических условиях; самосохраняясь, культура сохраняет этнос, его самобытность; 2) особенно важную защитную функцию выполняет словесная культура этноса, причем культура (ее определенная часть) не только выражается через язык, но и создается с помощью языка. В частности, язык позволяет осуществлять целый ряд защитных функций с помощью рационализаций и других механизмов. Ряд защитных механизмов имеет речевой характер, как рационализация или значительная часть случаев атрибуций; 3) культура сама в определенной мере становится механизмом этногенеза. Это выражается в том, что этническая социализация новых поколений этноса осуществляется с помощью культуры. Культура сохраняет, воспроизводит и развивает этнос и его самосознание. Достаточно вспомнить роль исторических и художественных произведений в сохранении и развитии национального самосознания и «национального духа» народа.

Те исследователи и политики, которые считают «естественную» ассимиляцию положительным явлением, должны иметь в виду, что она происходит за счет потери ассимилирующимся этносом своей культуры. А культура каждого этноса – ценность для мировой цивилизации. Редко бывает, чтобы доминирующий этнос, ассимилировав в своей среде другой этнос, заимствовал более или менее заметную часть его культуры. Во-первых, язык изчезающего этноса никогда в целом не заимствуется доминирующим этносом. Присваивается лишь определенная часть его словарного запаса. Так, турки, уничтожив в Малой Азии армян и греков, заимствовали у них несколько сот слов, часть музыки, бытовой культуры и все это отуречили. Язык в целом, со своей синтаксической структурой, никогда не остается в роли живого языка после смерти самого этноса. Во-вторых, те элементы культур подчиненных этносов, которые не заимствуются доминирующим этносом, обычно уничтожаются. И в этом случае убедительный пример такого варварства нам предоставляют турки, которые уничтожили значительную часть культуры исконных народов тех земель, которые захватывали в течение веков. До сих пор это варварство продолжается. Так, в последние годы XX века азербайджанцы активно уничтожают культурные памятники армянского народа в древнейшем очаге культуры нашего народа – в Нахичеванской области, которую турки и большевики в результате преступного сговора включили в состав Азербайджана. Но есть и другие примеры: англичане, завоевав Америку, полностью уничтожили не только аборигенов, но и их культуру. Остались только небольшие остатки этих народов и их культуры, которые не играют никакой роли в американском обществе.

Примеров того, как ассимиляция происходит за счет потери национальной культуры, очень много. Приведем еще один пример из книги известных этнологов: «На юге Сибири в предгорьях Саян небольшие самодийские народы – моторы (койбалы), камасинцы и отчасти карагасы в XVII–XIX вв. в культурном и языковом отношении слились с соседними тюркоязычными этносами и вошли в дальнейшем в состав хакасов – основного населения Хакасской автономной области Красноярского края».





Эти народности умерли, хотя и не в биологическом смысле: в этническом и психологическом смысле они исчезли с лица Земли.

Б. Выражение психической этнозащиты в культуре.

Есть факты, свидетельствующие о том, что психический склад и устойчивые формы (стратегии) психической защиты выражаются в культуре народа, в том числе материальной. Это важно знать, поскольку во многих случаях только психологический анализ культуры позволяет восстановить психический склад народов, живших в древности.

Рассмотрим данный вопрос на одном примере. У адыгов (Северный Кавказ) в населенных пунктах роды старались держаться вместе и семьи строили свои дома близко друг от друга. Но вот что интересно: между дворами домов адыги строили и сейчас строят перелазы, которые позволяют, не выходя на улицу, быстро попасть из одного дома в другой. Этот способ использовали чеченцы во время войн 90-х годов против федеральных войск России.

Исторически данный способ коммуникации между домами родственников возник для быстрой и эффективной организации обороны против внезапно нападавших внешних врагов.

Но для этнопсихолога представляет не меньшую важность вопрос: каким образом объясняют адыги предназначение этих перелазов. И вот на вопрос этнолога о том, для чего строят такие перелазы, адыги отвечают: «Чтобы в случае несчастья в доме родственника скорее попасть к нему в дом и оказать необходимую помощь и, наоборот, в случае радости первыми порадоваться».

Такое объяснение безусловно содержит в себе рационализацию, хотя и не полностью сводится к ней. Кроме того, вряд ли все адыги, ответившие таким образом, не знают основную функцию перелазов. Перед чужаком они подчеркивают те функции этих строений, которые вызывают благоприятное представление о них как о миролюбивых и гуманных людях.

Сходные явления наблюдаются и у других народов. Р. Ф. Итс описывает планировку поселений горного народа мяо, живущего в предгорьях Тибета. «Мяоская деревня имеет центральную улицу, вьющуюся зигзагом, от которой расходятся маленькие переулки. В каждом переулке стоят дома нескольких семей. Дома связаны между собой тропами. Как только пришелец проходит ворота деревни, перед его глазами встает масса закоулков и переулков, и он не сразу определит, куда пойти. Проходя центральной улицей, можно подумать, что в деревне нет жителей, так как мяо предпочитают ходить по тропам между домами, не появляясь на улице. Подобное расположение домов в селении создавало удобную оборону в пору военных столкновений».

Можно считать, что в подобных случаях особенности комплексной этнической самозащиты выражаются в культуре построения домов, их групп и целых поселений. Ясно, что такое понимание позволяет идти в обратном направлении – от материальной культуры к пониманию психического склада народов.