Страница 66 из 83
Одновременно читаешь речи Калинина и Рудзутака, в которых излагается и повторяется та мысль, что национальное правительство есть "правительство всех классов населения Китая" (буквально!). Таким образом, оказывается, что в Китае возможно существование сверхклассового правительства. Марксизм забыт окончательно. Забыты и тезисы Ленина о демократии (Первый конгресс Коминтерна). Когда читаешь такие вещи в "Правде", то сперва не веришь глазам, перечитываешь и снова перечитываешь... А ведь Калинин и Рудзутак в этом вопросе полностью выражают политику китайской компартии, т. е. вернее скачать, нынешнюю политику Коминтерна в китайском вопросе. Чем больше в Китае успехи национальной революции, тем большие опасности нас ждут при нынешней политике. (Найдется мудрец, который из этих слов сделает вывод, что я против китайского "урожая", то бишь, против победы национальной революции в Китае.)
Нынешняя политика неправильна, даже если подойти к вопросу с
"чисто государственной" точки зрения, "отвлекаясь" от международной революции. Можно не сомневаться, что, завладев громадными территориями, оказавшись лицом к лицу с гигантскими и труднейшими задачами, испытывая нужду в иностранных капиталах и сталкиваясь повседневно с рабочими, национальное правительство Китая совершит резкий поворот направо - в сторону Америки, до известной степени и Англии. В этот момент рабочий класс окажется без руководства, ибо нельзя же "коммунистический" привесок Гоминдана считать самостоятельным руководством рабочего класса, которому внушают, что национальное правительство есть правительство всех классов. Мы окажемся курицей, которая высидела утенка...
По-видимому, руководители этой политики представляют себе ход развития так: сперва доведем дело до полной победы национальных войск, т. е. до объединения Китая; затем начнем отделять коммунистическую партию от Гоминдана. Концепция насквозь меньшевистская. Сперва совершим буржуазную революцию, затем... и пр. и пр. Мы превращаемся при этой концепции не в классовую силу истории, а в какую-то бесклассовую инспекцию над историческим процессом в целом. И, конечно, позорно споткнемся на первом же повороте. Таким поворотным моментом, по всей вероятности, станет занятие Шанхая.
Коммунисты не могут, разумеется, отказаться от поддержки национальной армии, национального правительства, по-видимому, также и от вхождения в национальное правительство. Но вопрос о полной организационной самостоятельности коммунистической партии, т. е. о выходе ее из Гоминдана, не должен более откладываться ни на один день. Мы и так ужасающе запоздали. Коммунисты могут образовать с Гоминданом единое правительство, при условии полной раздельности партий, составляющих политический блок. Так было у нас с левыми эсерами. Того же требовал Владимир Ильич от венгерских коммунистов, упрекая их в том, что они пошли на слияние партий - что и было, к слову сказать, одной из причин столь быстрой гибели венгерской революции.
Можно ли продолжать дальше кокетничать с суньятсенизмом, который становится идейными оковами для китайского пролетариата и завтра станет (становится уже сегодня) главным орудием китайской буржуазной реакции?! Я думаю, что такое кокетничанье преступно. Но для того, чтобы разрезать пуповину суньятсенизма, надо чтобы было кому ее резать. Нужна самостоятельная коммунистическая партия. На этом произойдет несомненно революционный отбор внутри самой коммунистической партии, т. е. ее большевизация не на словах, а на деле.
Ссылки на национальный гнет, в оправдание меньшевистской политики, абсолютно несостоятельны. Прежде всего, приходится вспомнить, что весь Второй Интернационал, требуя единства большевиков не только с меньшевиками, но и с эсерами (Жорес, Вандервельде и др.), исходил из гнета царизма. Как будто борьба против царизма или против национального гнета не есть классовая борьба! В Грузии, в Финляндии, в Латвии и пр. гнет царизма принимал форму жесточайшего национального гнета, почище, чем гнет Англии и даже Японии над Китаем. Однако же отсюда
не вытекало, что грузины, финны или латыши не должны были строить самостоятельную партию.
Мне кажется, что надо снова, в том или другом виде, поставить этот вопрос перед Политбюро. Конечно, есть опасность, что, вместо серьезного обсуждения этого вопроса в ИК, сделают фракционную кляузу. Но можно ли молчать, когда дело идет буквально о голове китайского пролетариата?
Л. Троцкий 22 марта 1927 г.
МОЖЕМ ЛИ МЫ ДОСТИГНУТЬ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ?
Прежде всего надо условиться, что понимать под независимостью: замкнутое ли хозяйство, которое само себе довлеет, или же такое мощное хозяйство, которое не поставишь на колени? Что понимать под независимостью или самостоятельностью? Разумеется, между этими двумя толкованиями независимости есть известная внутренняя связь. Нельзя достигнуть экономической силы без развития всех основных отраслей промышленности и без электрификации. Но это вовсе не значит, будто мы должны поставить себе задачей ближайших лет достигнуть такой полноты и пропорциональности всех отраслей хозяйства, чтобы не нуждаться во внешнем рынке и тем самым избавить его от нужды в нас. Если бы мы пошли по этому пути, то мы вынуждены были бы наши накопления распределять между слишком большим числом новых изделий, новых предприятий и новых отраслей промышленности, что действительно снизило бы темп нашего развития до черепашьего. На этом пути нас неизбежно ждало бы крушение. Основным критерием нашей хозяйственной политики должен быть темп -- скорость накопления, быстрота роста материальных ценностей.
Но что в конце-то концов, это развитие должно нас привести к экономической независимости в смысле полного удовлетворения всех своих нужд собственными средствами, -- это совершенно ни из чего не вытекает. Такого самодовлеющего развития не знала ни одна из капиталистических стран. Оно еще менее возможно будет при социализме, ибо социализм основан будет на гораздо менее провинциальной технике, чем капитализм. Если империалистская экспансия (стремление к расширению) означает, что производительным силам тесно в рамках отдельного государства, то в еще большей степени это относится к социалистическому государству. Теория социализма в одной стране реакционна именно потому, что она тянет нас назад от того уровня, которого достиг капитализм, особенно в своей империалистской стадии. Основой интернационализма является не голый принцип, а несоответствие новой техники национальным государственным рамкам. Отсюда вытекают, с одной стороны, империалистские войны, а с другой - пролетарский интернационализм.
Иногда приводят Соединенные Штаты как пример равновесия про
мышленности и сельского хозяйства. Но, во-первых,' задачей социализма является не равновесие города и деревни, а устранение их противоположности, а во-вторых, Соединенные Штаты никогда не представляли собою замкнутого хозяйства, а сейчас представляют его меньше, чем когда бы то ни было. В основе индустриализации Соединенных Штатов лежал большой сельскохозяйственный экспорт. Сейчас финансовый капитал и промышленность Соединенных Штатов требуют внешних рынков. Ставя от себя в зависимость в той или другой степени все страны света, Соединенные Штаты сами попадают в зависимость от мирового хозяйства. Если б пролетариат овладел властью в Соединенных Штатах, он ни в коем случае не мог бы направить это развитие вспять, т. е. в сторону замкнутости. Попытка представить дело так, будто наибольшее развитие наших связей с мировым рынком есть для меня довод против возможности нашего социалистического развития, не только нелепа и недобросовестна, но и бессмысленна. Об этом вопросе я с достаточной определенностью писал около двух лет тому назад на страницах "Правды", где первоначально печаталась моя брошюра "К социализму или к капитализму?". Здесь я вынужден привести обширную цитату, которая сразу введет нас в существо вопроса: "Но не заключает ли в себе процесс нашего "врастания" в мировой рынок иных, более острых опасностей? Не грозит пи нам в случае войны или блокады механический разрыв бесчисленных жизненных нитей? Нельзя же забывать, что капиталистический мир непримиримо враждебен нам. И проч. и проч. Эта мысль копошится у многих. В среде производственников можно найти немало бессознательных или полусознательных сторонников "замкнутого" хозяйства. Надо и об этом сказать несколько слов. Разумеется, и в займах, и в концессиях, и в растущей зависимости от экспорта и импорта имеются свои опасности. Отсюда вытекает, что ни в одном из этих направлений нельзя распускать вожжей. Но есть и противоположная опасность, никак не меньшая: она состоит в задержке экономического развития, в более медленном темпе его роста, чем тот, который допускается активным использованием всех мировых возможностей. А в выборе темпа мы не вольны, так как живем и растем под давлением мирового хозяйства. Слишком голым и абстрактным представляется довод насчет опасностей войны или блокады в случае нашего "врастания" в мировой рынок. Поскольку международный обмен во всех его формах экономически усиливает нас, постольку он укрепляет нас и на случай блокады или войны. Что наши враги могут еще попытаться подвергнуть нас этому испытанию - на этот счет у нас не может быть никаких сомнений. Но, во-первых, чем многообразнее будут наши международные хозяйственные связи, тем труднее будет разорвать их и нашим возможным врагам. А, во-вторых, если это все же случится, мы окажемся несравненно сильнее, чем были бы при замкнутом и потому замедленном развитии". И далее: "Мировое разделение труда не есть такое обстоятельство, которое можно скинуть со счетов. Всемерно ускорить собственное развитие мы можем только умело пользуясь ресурсами, вытекающими из условий мирового разделения труда". Эти строки, надеюсь, совершенно точно отвечают на все позднейшие споры по этому поводу и, в частно