Дама номер 13

Но открыл ему он, дьявол собственной персоной, в своем красном халате, из-под которого выглядывал черный блейзер, и своих гротескных очочках синего стекла, сидящих на носу.

Сесар смотрел на него, не произнося ни слова.

Плохо готовый к последнему из всех теоретически возможных вариантов, Рульфо поддался внезапному душевному порыву:

– Привет, Сесар. Захотелось тебя увидеть.

Сесар Сауседа был не кем иным, как дьяволом.

Мелким, но достаточно злокозненным, чтобы его занятия по такому скучному предмету, как литература, никогда не проходили незамеченными. Рульфо познакомился с ним еще в те времена, когда тот был ловцом душ человеческих. Заключаемый с дьяволом договор назывался докторской диссертацией, и Сауседа добавлял к нему статьи, имевшие отношение в первую очередь к самым юным студенткам. По правде сказать, он был человеком, не мучимым угрызениями совести, но что в нем привлекало Рульфо, так это невероятный контраст между неистощимой фантазией и жестокой рациональностью. «Я – поэт, влюбленный в действие» – такими словами обычно характеризовал себя его бывший научный руководитель. А вот своего ученика он определял через инверсию: «А ты – человек действия, влюбленный в поэзию». В принципе, в таком сочетании не было ничего плохого: порыв молодого студента привел к тому, что они познакомились, а ровная холодность профессора способствовала тому, что их дружба протекала без превратностей. Парадоксально, но обе эти характеристики сыграли свою роль в том, чтобы яма, вырытая между ними Сусаной, стала еще глубже.

Мансарда, напоминавшая павильон Веласкеса, была поделена на две квартиры, бо`льшая из которых представляла собой огромную спальню с окнами, откуда открывался чудный вид на парк Ретиро[16]. Сесар называл его «своим» Ретиро. Выражение было как нельзя более точным, поскольку Сесар уже оставил преподавание и единственным смыслом его жизни было теперь уютное существование в окружении любимых вещей и Сусаны. Как и положено настоящему дьяволу (хотя и мелкому), недостатка в деньгах и женщинах у него никогда не было: он всегда умел раздобыть и то и другое, когда запасы истощались, и знал, как этими ресурсами воспользоваться, когда они были в его распоряжении. Несколько лет назад он собрал некоторое количество бывших учеников и организовал литературно-артистико-оргиастический кружок, заседания и вечеринки которого одно время были заметными событиями в Мадриде. И его «дорогой ученик Рульфо» был членом этого кружка.

Все это было до того, как между ними встала Сусана.

– Посредственность этого мира непостижима, Саломон. Жизнь становится для меня маловата. Я всегда говорил: мы, рокедальцы, народ беспокойный. Что бы мы еще могли предпринять, чтобы вновь получать от жизни удовольствие?.. Ты помнишь эту девушку?.. Как же ее звали?.. Пилар Руэда?.. Она вышла замуж, поверишь ли?.. И теперь разводит детей. Я встретил ее не так давно. Последнее, чего я мог от нее ожидать, так это материнской шарообразности фигуры, клянусь. Я сказал ей: «Похоже, ты позабыла о том, чем занималась в моем доме, Пилар». А она отвечает: «Этим невозможно жить…» Нет, если точно, она сказала: «Я не могу жить, занимаясь этим». Потому что самое главное – это жить, кто бы спорил.

Он пригубил вермут и стал вертеть рюмку, продолжая говорить:

– Возможно, решение в том, чтобы снять противоположности. Превратить плотское в наивысшее духовное удовольствие. Знаешь, кто был самым большим святотатцем из тех, кого я знал?.. Не помню, говорил ли я тебе о нем. Это был один французский предприниматель, считавший себя прямым потомком де Сада. Одна из его маний заключалась в том, что, устраивая у себя званый ужин, он ставил на стол освященные облатки. Он приказывал прислуге воровать их из церкви. Я серьезно, поверишь ли?

– Верю.

– Облатки должны были быть настоящими, подделки не годились. Он раскладывал их по подносам, и их подавали под видом канапе. С печеночным паштетом и анчоусами, мягким свежим сыром и белужьей икрой, ломтиками лосося и каперсами… Священники из соседних приходов заявляли о кражах, а полиция предполагала, что это дело рук секты сатанистов… Секта сатанистов!.. Он-то со смеху помирал, паскудник. Постой, это еще не конец истории. Как-то раз я спросил его, зачем он это делает, зачем употребляет облатки как основу для канапе. И знаешь, что он мне ответил?

– Понятия не имею.

– «Да без начинки они пресные, Сесар». Ха-ха-ха! Правду сказать, этот паскудник – большой шутник. Но не атеист, совсем нет. «Ты не атеист, – сказал я ему при случае, – единственное, чего ты добиваешься, так это вкусить плоти Божией, сдобренной „Дьяволятами Ундервуд“…»[17] Гениальный был тип. Мы с ним немало времени провели, обсуждая спорный вопрос: ад бесконечен или неиссякаем? Оба мы сходились в том, что если он просто бесконечен, тогда это пытка. Но если он неиссякаем, кто тогда захочет, чтобы он когда-нибудь закончился? И пришли к выводу, что для нас хуже, гораздо хуже истощиться, чем умереть. И мы добавили постскриптум к посылке Рабле, которую потом присвоил Алистер Кроули[18]: «Делай что хочешь, но стремись к разнообразию». Хороши были беседы, да, сеньор…

Тут он схватил бумажную салфетку и поджег ее от сигары. Затем принялся разгонять струи дыма.

– Теперь уже нет никаких бесед, ни хороших, ни плохих… Ничего уже нет. Все пронизано вульгарностью. По крайней мере, меня еще спасает поэзия. И надеюсь, что она спасает и тебя.

– Да, спасает и меня.

Когда-то Сесар был не некрасивым мужчиной, а маленьким стройным принцем на белом коне. «Но я поцеловал не ту принцессу», – обычно пояснял он. Теперь же он сделался некрасив в высочайшей и глубочайшей степени: маленькие серые глазки под бровями домиком, похожими на рожки рогатой змеи, жидкие пряди седых волос, усы и бородка клином в придачу. Нос картошкой обычно украшали очки в металлической оправе с синими стеклами, которые никак не помогали лучше видеть вещи (скорее, наоборот). Но когда Рульфо слышал, как он говорит (и подозревал, что в этом он не одинок, – так случалось со всеми), он быстро забывал о внешности этого человека. Голос его был красивым, низким, с легким андалузским акцентом (рокедальским, как сказал бы он сам) – к тому же, как сказала бы Сусана, язык у него был хорошо подвешен, – и годы этот голос пощадили.

– Рад видеть тебя, Саломон, клянусь, и Сусана тоже будет рада. Она сейчас придет, ей нужно было сходить в… Кстати, а не остаться ли тебе на обед?.. Не отказывайся. Нам о многом нужно поговорить… Сусана просто великолепна, сейчас сам увидишь… Понятное дело, в тридцать-то лет любой… Когда-нибудь я напишу в ее честь оду. Она идет наверх, а я – вниз. Инь и ян… А где ты сейчас работаешь? Последнее, что я о тебе слышал, – это что ты ведешь занятия в литературной мастерской…

– С конца лета я безработный.

– Человек вроде тебя – и без работы?.. И это и есть та новая страна, которую мы строим?.. Мы – европейцы, когда речь заходит о наших обязательствах, но наша безработица остается сугубо национальной. И ты ничего не собираешься предпринять?..

– Не ошибусь, если скажу, что бывали у меня и худшие деньки.

– А я отвечу, что если тебе и так хорошо, то нет ничего лучшего в жизни, чем не работать. Посмотри на меня, к примеру. Но в твоем возрасте еще рановато для этого. Ну а в моем – слишком поздно… Я состарился, не заметив как и когда.

– Тебе же еще и шестидесяти нет, Сесар.

– Ну и что, ведь это всего лишь цифра. Я стар. Чувствую себя старым. И Сусана это замечает. – Он умолк и сделал еще глоток вермута. – Могу тебе признаться, что раньше нас большее объединяло – ее и меня. А сейчас она почти не бывает дома. У нее всегда куча дел в ее театре, но я ее не осуждаю: она молода и пока что думает, что деятельность имеет смысл. Не осуждал я ее и тогда, когда… В общем, когда случилась ваша история. Да, я должен честно сказать тебе об этом. Я никогда не мог понять, почему мы отдалились друг от друга. А то единственное, чего я так и не понял в ваших взаимоотношениях, так это то, почему вы меня в них не посвятили.

16

Слово «ретиро», служащее названием парка, имеет в испанском языке несколько значений, среди них – «уединение, скромное убежище, выход в отставку, удаление на покой». На этой многозначности основана игра слов в следующем предложении.

17

«Дьяволята Ундервуд» (Diablitos Underwood) – марка консервированного ветчинного паштета.

18

Кроули Алистер (1875–1947) – английский поэт, оккультист, каббалист и таролог, известен как черный маг и сатанист.