Страница 6 из 99
-"Крутёшенько" - выдохнули в толпе, "рыбий глаз" тем временем позвал второго офицера, помоложе, - Это ваш герр комендат Шомберг, по всем вопросам обращаться к нему, также будет в деревне вашей вспомогательная полиция, набранная из местных жителей, - он указал на кучку стоящих в стороне, бывших до этого нормальными, Еремца, Гущева, а многие с удивлением узнали в третьем - Бунчука.
"Жив, смотри, ошибся Никодимушка тогда, ну, дерьмо, оно не тонет", - тихо пронеслось по толпе. Скомандовали разойтись, жители шустро разошлись, никто не стал задерживаться, как было в совсем недавние времена.
А к вечеру к Крутовым ввалился Бунчук с каким-то ещё мужиком, явно уголовником. -Ну, где тут Никодимушка, друг мой навечный? О, Марья Ефимовна, ты чаго тут забыла?
-Здравствуй, Викентий.
-Где жа Никодимка, прячется штоль?
- Нету Никодима, пропал с неделю назад.
-Где жа?
- Кто знает, уехал в дальний лес за грибами и не вернулся, можа, под бомбежку угодил, а можа, на лихих людишек нарвался.
- Чаго жа не искали?
- Кто будет в такое лихолетье искать и где?
-Сынок ягонный в армии штоль?
- Да, в самом начале войны призвали.
- А сношенька?
-Под бомбежку попала.
- А это, я понимаю, Никодимово отродье? - он кивнул на сидящих на кровати испуганно жмущихся друг к другу детей.
- Викентий, - выпрямилась Марья Ефимовна, - дети остались сиротами, не смей вымещать свою злобу на них, они перед тобой ни в чем не виноваты, когда... все случилось, их не могло быть, Роде только пятнадцать годов было.
-Да, давненько все случилось, жаль, жаль, Никодимка ускользнул от меня, ладно, щенки, добрый я пока... живите, только старайтесь не сильно на глаза мне попадаться, особливо, когда я во хмелю. И ты, - он указал пальцем на копию деда - Гриню, - тем более. Ефимовна, а твои-то орлы где, поди тоже у Красной армии?
- Где ж им быть, когда родина в огне?
-А не боишься, что донесут на тебя, слыхал я, ахвицера они?
Марья Ефимовна молча полезла в небольшой сундук, стоящий на маленькой лавке. Достала конверты и положила их перед Бунчуком.
-Тот кто тебя информировал, явно врет.
Бунчук внимательно прочитал все три известия... помолчал... - То, я смотрю, ты старухой стала, была-то, ух, кровь с молоком. Ладно, живитя.
-Викентий, ты присмотрись к своим 'коллегам', - она прямо выплюнула это слово, - они неделю назад с пеной у рта доказывали, что патриоты...
- Знаю, Ефимовна, не учи.
Он кивнул молча стоящему бугаю и вышел.
Ефимовна без сил опустилась на лавку. Ребятишки подсели к ней, обняв их, она сказала: -Гринюшка, это страшный человек, из-за него погибла твоя бабушка Уля, заклинаю тебя, когда бы не увидел его, ховайся. Уж очень ты на деда похож.
-Ефимовна, а чаго ему дед помешал?
-Классовая борьба, как принято говорить. Бунчуки-то были самыми богатыми в деревне, и самыми жадными. Если Журовы сами трудились как лошади, то Бунчуки, особенно отец Викешки, наживались на батраках. Викешка до самой революции проживал в Орле, то ли учился, то ли мучился. Потом пропадал где-то, сказывали, что у белых был. Году в двадцать третьем объявился, сначала тихо жил. Потом коммерцией занялся, видать, тогда-то и связался с бандюками. Люди стали исчезать бесследно, которые как-то и где-то были обмануты Викешкой - не все же молчали... А Никодим, он же из первых активистов, да и успевал везде, как-то в лесу и выследил схорон бандитский, засада была, всех там и заарестовали. Кроме Викешки, он скрылся, старого Бунчука тогда первого выслали, куда-то в Сибирь, а этот ненависть затаил. А через два года, он и отомстил, пальнул в окно хаты, Ульяну-то насмерть,а дед твой наган имел, вот и пульнул в ответ. Посчитали,что сдох Викешка-то, оставили до утра в сараюшке, до Никитича - тот в городе был по делам... Утром пришли - нету его, след до оврага довел, а дальше все, не нашли ничего. Помог Викешке ктось, столько лет прошло, а выплыл. Заклинаю вас, не попадайтесь ему на глаза, да и пока не ясно, что за немцы. Больше в хате и у дворе будьте. Нам вашего батьку надо дождаться!!
Огородами прибежала Стеша:
-Чаго этому гаду надо было?
-Никодима искал.
- Ребятишкам не угрожал? Гриня-то вылитый дед, это ж для Бунчука, как для быка красная тряпка.
-Гринь, будь поаккуратнее, они, вон, у Яремы всех курей перестреляли, он не хотел их у сарай пустить, двинули прикладом и курей позабирали. Ярема лежит, похоже, с сотрясением мозга, а жинка яго слезьми давится. Страшное время настало. У Егорши дочка в Раднево со дня на день родить должна, а как теперь ехать, поди, и лошадь отбярут?
-Стеша, ты тоже постарайся поменьше Викешке на глаза попадаться, одежку поплоше надевай и платок темный натяни, они ж жеребцы вон какие откормленные.
- Не верю! - воскликнула Стеша, - не верю, что наши им по зубам не дадут!!
- Тише, Стеш, тише, в такое-то время никому верить нельзя, вон, Гущев, падлюка болявая - не зря его так с детства кликали, нацепил повязку, винтовку, вон, дали, ходит, гад, по хатам, как хозяин, а ведь при наших-то без одного дня как помирать собрался.
Неделя прошла в напряжении, полицаи ходили по дворам. У кого была скотина - отбирали молоко, яйца... Осмотрев лошадь Егорши, к его немалому облегчению, не забрали - осматривающий её немец, знать ветеринар, с трудом подбирая слова, выдал по-русски: - нога шлехт, плохо!
К концу месяца резко захолодало, подморозило, сильный, порывистый ветер гонял по опустевшим, большей частью неубранным полям поземку. Снега пока было мало, и ветрище продирал до костей, немцы в своих мышиных шинелях начали мерзнуть.
-Это вам не в Европах в шинелишках, здеся генерал самый наиважный имеется, по фамилии Мороз, а зима-те студёная будет, все приметы про то ещё с конца августа говорили, да и кости крутють ого как, - дед Ефим, почти не слезавший с печки, много раз порадовался, что не стали перед войной возводить новую хату, в старой-то места было мало, вот и не селились к ним немцы.
А в просторных хатах, почти везде в передней горнице жили немцы, хозяева же ютились в печных закутках.
Стеша, плюнув на все, оставила свою хату и перебралась к Марье Ефимовне с ребятишками. -Пусть хоть спалят её вместе с собой! - она отлупила мокрым полотенцем повара-немца, который попытался её облапать, и убежала в одном платье к Крутовым. Два дня тряслась, боясь, что немцы её расстреляют, но Ганс, так звали немца, только смеялся и, так как никто не видел его конфуза, начал постоянно ходить к Крутовым.