Страница 3 из 99
-У нас чудо-доктор, он тебе поможет, и мы, милок, ешчё на твоей свадьбе погуляем.
Говорили здесь на смеси трех языков, много было слов украинских, но больше было белорусских. Щ произносилась как Шт, Ф как Хв, вот и были у них Хведи, хвантазии и проч. Самуил Абрамович, занимаясь любимым делом, повеселел, к вечеру все раненые были осмотрены, перевязаны, накормлены.
- Товаришч капитан, надо поговорить.
-Да, слушаю Вас, доктор? - Долго отмывавшийся капитан, смывший всю пыль, оказался совсем не старым..
-Простите, сколько Вам лет?
-Двадцать семь.
-Доктор покачал головой: - Боже, Боже, что делает людей такими жестокими? Извините, я думал , вам за сорок. Да... не о том речь. Вот, тот молоденький мальчик, - он указал на самого тяжелораненого,- точно не вынесет тряски, его надо бы оставить!
-Доктор, вы не знаете что делают немцы с такими? Да и с вашей, простите, национальностью? Довелось нам увидеть расстрелянных мирных и раненых.
-Знаю, батенька, потому и прошу: возьмите меня с собой, опыта моего, сорокатрехлетнего, на раненых хватит, обузой во всяком случае не буду, да и винтовка Мосина мне знакома не понаслышке. Чем здесь быть уничтоженным этими нелюдями, лучше погибнуть среди своих, да и когда это будет, а польза от меня, как видите, есть. У меня, простите за такие слова, впервые со дня смерти жены интерес проснулся, в хорошем смысле слова. Я ещё поборюсь с костлявой за жизнь этих мальчиков.
Капитан долго думал, потом кивнул своим мыслям: -Если дойдем до своих и не попадем в плен, то думаю, в любом случае ваши руки не будут лишними, мясорубка-то страшная. Из темноты бесшумно вынырнула крупная собака и, чуть рыкнув, подошла к доктору. - Это ваша такая?
-Это наш Волчок, сейчас появится и хозяин. Леш?
-Да, иду, Самуил.
Вышедший из кустов мужчина поразил капитана. Он с изумлением смотрел на заросшего, крупного мужика.
-Здоров, капитан, драпаете?
Тот взвился: -С одной винтовкой на троих и парой саперных лопаток ты бы не драпал?
- Да, промахнулись товарищи, много шуму-треску, а на деле... прости, капитан, сердце кровью обливается, глядя на муки людские! -он протянул капитану руку, - Леший меня зовут местные, а я и привык.
-Егоров...Иван, - помедлив, пожал протянутую руку капитан.
- Леш, тут такое дело, в дальней комнате мальчик лежит, сильно израненный, везти дальше - значит погубить, - начал говорить Самуил.
-Посмотрю сам. - Леший пошел в хату, посмотрев на мальчика, забывшегося в тревожном сне, дернулся, потом долго всматривался в его лицо... Выйдя, сказал: - Заберу к себе, авось вытащим, а на ноги встанет, к делу приставим, до прихода наших.
-А вы, при своем таком негативном отношении?..
-Я - русский человек, и люблю свою родину независимо от того, кто у власти. Родина, она как мать, одна, какая б не была. Не переживай, капитан! Давай так, сейчас мы потихоньку, пока никто не видит, лишние глаза нам ни к чему, отвезем твоего бойца ко мне в лес. А утром вы двинетесь дальше, кто знает, какая дрянь всплывет при немце, а что всплывет, это точно. Человек слаб и подл. Не все, не все. - видя возмущенный взгляд капитана, добавил Леший, - ты, Иван, прости за резкие слова, но повидал я ещё в ту войну и слабых, и подлых, и никчемных, и приспособленцев. А то что, друга моего возьмешь с собой, низкий тебе поклон. Я надеюсь, что мы с тобой, старикашка, ещё выпьем за победу, и ты будешь жив. Я сейчас. - Он нырнул в кусты.
-Какой у вас друг... как же он за такие слова?
-Он молчун, дорогой Иван, и редко с кем разговоры ведет, обычно - да! или нет! - все его ответы.
Совсем стемнело, когда к хате доктора Тахилевича тихо подъехала подвода, Никодим и Леший потихоньку взяли мальчика, положили на телегу, и подвода неслышно тронулась.
-На копыта повязали тряпки, чтобы не слышно было, - сказал Никодим.
В средине ночи Никодим вернулся: -Капитан, разговор есть, иди сюда, - шепотом позвал он дремлющего капитана.
- Вот смотри, - Никодим при свете свечи начертил на куске оберточной бумаги некий план, - здеся ежли итить, то будет большой крюк, а ежли напрямки, то выйдем аж у Малоярославца. Я так пронимаю, скоро немец здеся будеть, а ты со своими солдатиками и ранетыми далеко не уйдешь, да и сверху могуть... Давай, я вас проведу лесами, хаживал я по молодости в ту сторону.
-Бать, сколько времени прошло, когда хаживал, заплутаем и все?
-Не обижай, молодой, у меня и карта имеется, Леший дал, ну, так чаго решаем?
-"Чаго, каго", - передразнил его капитан, - ладно.
-Тагда слухай сюды... - они подробно обсудили, как и что делать, и Никодим, вглянув на начинавшее сереть небо, сказал, - иди, поспи зачуток.
-Глаш, а Глаш, подь сюды, - тихонько позвал он сноху, та шустро вскочила: -Чаго в такую рань?
-Глаха, решил вот я итить в армию до наших, не можно тутока оставться мне, видал я вчора в лесу Бунчука.
-Да ты что? Не могёть такого быть!
-Я ж его сутулую спину где хошь узнаю, падлюку. Знаеть, гад, что наши вот-вот отступють, вот и кружит возля деревни, мне жа с ним на этой земле тесно. Немец-то всякую заразу из людишек подбираеть, а штоб вам не попало, я тихо исчезну. Вроде ушел в лес и ушел, время-то сейчас лихое, можеть я под бомбежку аль ещё чаго...
Глаша поёжилась: -А ну, как нас зацепит?
-Не должон, я ему враг, а ты да дети малЫе, да и ты обиды на меня всякие говори. Гриньке скажи, пока все не успокоится, в лес ни ногой. Ежли чаго, Леший сам до вас дойдеть. Ну, Глах, жив буду возвернуся, тут же расстреляють меня сразу, а там все сынам подмогну. Всё, побёг я, навроде за грибами.
Никодим перекрестил Глашу, которая стояла едва сдерживая слезы:
-И вам, бать, легкой дороги!
Днём, погрузив раненых на телеги, тронулся отряд капитана по дороге на Раднево, уезжал и всеми любимый врач. Бабы со слезами обнимали его, совали в телеги к раненым нехитрую снедь, крестили их не стесняясь, и просили выжить и вернуться.
Далекий гул перешел в различимые выстрелы орудий, в небе паслись немецкие самолеты, которые почти непрерывно гудели над головой, отбомбившись где-то далеко, летели назад.
-Эх, похоже на Бряньск нацелилися, успели ли евакуирваться заводы-те? - у деда Ефима сын, внук и сноха - все работали на машиностроительном заводе, который должны были эвакуировать в Сибирь, и дед сильно переживал.