Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 27



— Кровью? — переспросил Итачи. — Но чьей?

— Мало ли сколько у этого ублюдка запасов накопилось со всех жертв, — цинично хмыкнул Тобирама, демонстративно скривившись.

— А как обстоят дела с суицидником?

— Удалось выяснить, что он простой курьер. Из видео наблюдения были изъяты необходимые файлы, — Минато поспешно открыл борсетку, откуда извлек принесенные диски.

На экране ноутбука высветилось черно-белое изображение. Из всех видеозаписей удалось сложить хронологию. Мужчина подъехал после 10 вечера, когда здание, к удивлению детективов, полностью опустело. Охранник был найден убитым в одной из кладовых — самим же курьером. Суицидник завез два тела, с кропотливой педантичностью установив изваяния в конференц-зале, последним украшением стала картина-подпись Кукловода.

— С семьей уже разговаривали? — Хаширама тяжко вздохнул, полностью облокотившись о твердую спинку стула, запрокинув голову.

— Они напуганы, но ничего не знают, — уверил Минато. — Что важнее. Его предсмертная фраза «Они убьют мою семью». Стоит расценивать это как существование возможных соучастников?

— Верно, да и не мог он все эти годы проворачивать подобные махинация без следов. У него должны быть могущественные друзья, — Хаширама размял костяшки пальцев, обведя коллег непривычно холодным взглядом с искрами серьезности.

— Скорее, поклонники, — поправил Итачи. — В квартире мэра хранились картины всех жертв Кукловода, и не трудно догадаться, что он восхищался его работами.

— Сейчас наша задача — проверить всех людей мэра. Вряд ли здесь замешан один несчастный курьер. Да и к тому же стоит прошерситить все объекты недвижимости, находящиеся в его собственности прямо или косвенно, — поспешно собирая все файлы в папку, Хаширама поднялся, давая понять, что импровизированное собрание подходит к концу. — Мы с Тобирамой займемся людьми мэра, а вы, Итачи и Минато, — его недвижимостью. У кого-то с этим явный талант. Но для начала получите орден на обыск.

Итачи пропустил мимо ушей укол насчет незаконного проникновения в дом мэра и с наигранным чванством пожал плечами.

Холенные пальцы, не переставая наносить безжалостные линии на почти завершенной работе, дрогнули — Сасори ощутил тяжесть на локте. Кто-то беспардонно дергал за край рубашки. Меланхоличный, но пронзительный взгляд опустился на маячившую девчушку, напоминающую ожившую куклу-лоли. Явно отбившись от матери, девочка попыталась заглянуть на портрет, который Акасуна сконфуженно прикрыл, озираясь вокруг. В парке стояла обычная обеденная тишина, которую нарушали прогуливающиеся жители.

— Эй, почему у тебя такая неестественная фарфоровая кожа? Ты кукла? — с беззаботным ребяческим любопытством слишком громко полюбопытствовала девочка.

— Я купаюсь в крови девственниц, — безразлично бросил Сасори.

Вряд ли ребенок вообще понимал, что такое «девственница» и с чем её едят. Но благо мать малышки забрала нарушительницу покоя, и Акасуна вновь открыл портрет. Почти забытое лицо, которое он вновь пытался восстановить по памяти из их небрежной встречи. Рейко. Два слога, отталкивающиеся от неба, отдающие приторным вкусом на кончике языка — то ли горькое, то ли сладкое, Сасори так и не разобрал. Сбежавший незавершенный материал никак не входил в его планы в этом году, он до сих пор наивно полагал, что девушка, скорее всего, либо сидела в глухой префектуре отшельником, выращивая капусту на грядке, либо доживала деньки в психушке. Ибо по-другому объяснить, почему его до сих пор не поймали при наличии живого свидетеля, Сасори так и не смог. Он должен был вновь увидеть её лицо, чтобы раз и навсегда удостовериться в минутном видении.

«Почему? Почему она не сдала меня полиции? Что творится в твоей голове, набитой серым веществом, что я извлеку ненужной вещью? Два с половиной года назад я бежал, не закончив кошерную выставку, в страхе быть пойманным. Ничего не подозревающая девчонка заставила меня испытать давно забытый инстинкт выживания. Но, вопреки моим ожиданиям, я так и не увидел собственный фоторобот в сводке новостей. Я ждал этого, но ты обманула меня, заставив жить в волнующем страхе. Даже сейчас. Почему? Почему ты не сдашь меня? Неужели решила пойти по тому же наивному пути, что и я когда-то, приняв вызов Потрошителя? Но я его не бросал тебе. Мне не нужно ничего, кроме твоего материала. Хотя сейчас даже это мне не нужно. С другой стороны, интересно, как далеко бы ты смогла зайти, мое незавершенное произведение искусства? Но, если так подумать, твое присутствие может сыграть мне на руку. Отель и номер… »

Изящные пальцы художника, обрамленные цветным клеймом краски, тянулись к слепящему полуденному светилу, чьи теплые лучи проступали сквозь щели между ними.

«Ты летишь к солнцу, чтобы спалить Икаровы крылья и облегчить мне задачу? Или же сама подсознательно понимаешь, что создана блистать застывшим в вечности изваянием? В глубине души понимаешь, что уже умерла на моем столе, осталось лишь сбросить оковы твоего никчемного существования, обрекшие тебя на вендетту».



— Таро?

Притворно-яркая, под стать солнцу. Кажется, что теплая, пока находится на расстоянии, но стоит дотронуться — обожжешься в её огне. Акасуна закрыл альбом, лениво бросив взгляд на циферблат часов. Она опоздала на 15 минут. Темари, крыска агентов Сенджу, беззаботно накручивающая пшеничный локон на палец, искусно разыгрывает кокетку уже не первый день.

— Ты вновь опоздала. Не заставляй мое время истлевать бесцельно, — Сасори, несмотря на собственные слова, лениво собирал карандаши, закидывая в открытую сумку, последним бережно сложив альбом.

Темари примирительно сложила руки, игриво подмигнув.

— Ну, прости-прости. У тебя ведь сегодня днем были еще какие-то дела? Закончим тогда раньше. Я знаю, что ты жутко пунктуален и ненавидишь ждать, — кокетливые нотки явно предназначались, чтобы задобрить сердце, которое Темари так и не смогла определить — мягкое как бархат или же твердое как чугун.

— И заставлять ждать других, — Сасори кончил почти заученную как мантру собственную фразу. — И это не пунктуальность. Я ценю и уважаю время. Время подобно истлевающему фитилю бомбы — никогда не знаешь, когда искра дойдет до снаряда, что исчезнет в один миг агонии.

Оторопевшая Темари приоткрыла уста, явно не найдя, что ответить. Обычно в своих разговорах-изучениях она всегда вставляла что-то бессмысленное и кокетливо-глупое, под стать беспечной девице. Но этот объект изучения потенциального «Кукловода» срывал её привычные шаблоны, непроизвольно будто сталкивая с её собственной комичной сцены.

— Ты имеешь в виду, что никогда не знаешь, когда смерть может застать нас врасплох, и поэтому нужно дорожить каждым мгновением, а не растрачиваться его зря?

— И да, и нет. Просто не позволяй времени течь бессмысленно с такой силой, чтобы его шум перекрывал весь остальной.

— Я не ношу с собой часы, мне это не грозит, — едко усмехнулась Темари, самодовольно решив, что парировала удар.

— Время отсчитывается не только в циферблате. Прислушайся, — Акасуна прикрыл глаза, жеманно расправив пальцы в бесцельном направлении.

Темари растеряно озиралась вокруг, ища стрелки часов, досягаемость которых была доступна явно лишь юному художнику, что с мечтательной улыбкой наслаждался невидимой музыкой.

Тогда Темари решила присесть рядом, быть может, поток воздуха доносил сакральный звук именно со стороны её знакомого. Агент под прикрытием даже позволила себе слабость прикрыть веки, но не услышала ничего, кроме шелеста листьев, шума проезжей части, состоящего из скрежета шин, крика сигнализаций и топота бесконечного леса ног, что отбивали каждый шаг, подобно качающемуся маятнику…

Темари вздрогнула, когда плеч коснулись его руки, и тихий нашептывающий голос сладким ядом усыплял бдительность агента, но будил трепетную девушку, все еще живущую в натренированном теле бойца.

— Теперь слышишь? Песнь шепчущих деревьев, нескончаемый топот ног, даже какофония голосов — все они отчитывают время. Тик-так, тик-так, твое время, что течет по твоим жилам. Твои шаги вместо маятника, даже собственное дыхание, застывающее на устах. Они считают твое время, Темари, — аристократические пальцы художника прошлись по вздувшимся венам на покрывшейся мурашками шее. Темари больше не чувствовала парализованное музыкой города тело, или же причиной были руки, не спеша изучающие её скулы. Большой палец едва задел приоткрывшиеся губы, а голос продолжал убаюкивать и ласкать душу: — Мне бы так хотелось запечатлеть твой образ, ты позволишь начать прямо сейчас? Время и так отняло у нас драгоценные минуты.

Конец ознакомительного фрагмента.