Страница 9 из 27
– Иногда человек изменяет своим правилам, – вздохнул Стюрмир. – Это случается гораздо чаще, чем ты думаешь, племянница.
– Чем вы ссудили отца? – настойчиво повторила Вильгельмина.
– Сожалею, племянница, но дела я обсуждаю только с мужчинами.
– Так обсудите со мной, – предложил Торлейв.
– О долге Стурлы Купца, сына Сёльви, я стану говорить только с самим Стурлой Купцом.
– Тогда что же еще вас держит здесь? – спросил Торлейв. – Как появится Стурла, так пошлет за вами в «Красный Лось».
Стюрмир смотрел на Торлейва, продолжая улыбаться довольно кисло.
– Пока что я пришел сюда не за этим.
– Всего-то навсего хотели мы поглядеть, нет ли следов за вашим амбаром да у коровника, – встрял в разговор Финн. – И ничего больше нам не надобно.
– Я же говорила вам: снегом занесло всё! – воскликнула Вильгельмина.
– Пусть войдут, Мина, – сказал Торлейв, посмотрев в ее распахнутые глаза, что стали еще ледянее и прозрачнее от гнева. – Пусть войдут и сами убедятся. Придержи Буски.
– Хорошо, – с сомнением в голосе произнесла Вильгельмина. – Раз ты говоришь, пусть будет так.
Она откинула засов и отвела Буски в сторону. Рычанье, которое пес сдерживал лишь из почтения к своей госпоже, клокотало в его широкой груди.
– Спокойно, Буски, спокойно, – говорила Вильгельмина, пока Стюрмир и Финн въезжали на двор. Торлейв вошел последним, прикрыл за собою створку ворот и улыбнулся.
– Не беспокойся, – сказал он. – Я за ними прослежу.
– Что-то мне не по себе от этих охотников, – поежилась девушка. – Я вот думаю: что сказала бы обо всем этом Порейд?
– А я думаю: почему этот Финн о ней упомянул?
– Должно быть, где-то встречал ее. Мою Йорейд не так легко забыть.
– Мне не понравилось, как он о ней говорил.
– Знаешь, я часто думаю о Йорейд, – сказала Вильгельмина, глядя в спины Стюрмиру и Финну, которые уже приближались к банному срубу. – Особенно когда на меня находит, вот как сейчас: чувствуешь что-то, но не можешь объяснить. Наверное, пора ее навестить. Я не была у нее с октября. А сейчас у меня такое чувство, будто она стоит рядом и говорит: «Вильгельмина, берегись этих людей». И за отца я начинаю волноваться. Что это за долг? И почему этот Стюрмир темнит? И вообще, кто он? Смотри, вон они уже подъехали к амбару. И правда ищут что-то…
– Они же сказали: следы волчьи.
– Длинный копает снег своей черной палкой. Он, что ли, раскапывает эти следы?
– Кто его знает. Я не сведущ во всех охотничьих хитростях. Может, он ищет помет? – Торлейв хмыкнул. – И вообще, выше нос, Рагнар Кожаные Штаны!
Вильгельмина понимала, что Торлейв хочет ее подбодрить, но не нашла в себе сил поддержать его шутливый тон.
Меж тем Стюрмир и Финн порыскали за амбаром и перешли к хлеву. Вильгельмина слышала, как они негромко переругиваются сквозь зубы. Их слова не предназначались для ее ушей, но она же не виновата, что слух у нее, как у лисицы.
– Может, он кривой, – проворчал Стюрмир.
– Сам ты кривой! Я все правильно рассчитал! – огрызнулся Финн. – Это чары! Она отвела его с помощью колдовства! Ты когда-нибудь видел, чтоб летело так? – и он описал в воздухе кривую указательным пальцем.
Вильгельмина удивилась.
– Слышишь? – спросила она Торлейва, глядя снизу вверх в его спокойные глаза. – Ты думаешь, они говорят про волков?
– Возможно, – коротко отвечал он. Слово «волки» не было для него пустым звуком, особенно сейчас.
Две недели назад в «Красный Лось» из-за Дальних Дубрав пришли трое лесорубов, которых нанял Откель Дуве для расчистки своего нового владения. Было то на святого Климента, и многие здешние бонды и издольщики после мессы отправились к Агнед пропустить кружку-другую пива по случаю праздника. Так что, когда перепуганные лесорубы вошли на постоялый двор, тот был полон народу. Этих лесорубов знали все в округе. Двое были братья, сыновья Торарина с Бабьего Двора – парни не робкого десятка; третий, Бёдвар из Хёдланда, тоже не из пугливых – здоровенный краснолицый детина, не дурак погулять и подраться. Перебивая друг друга, лесорубы рассказали, что этой ночью волки подходили к самому их костру.
– А вчера, как смеркалось, за холмом вой был такой чудной, – качая головой, прошептал Бёдвар из Хёдланда.
Завсегдатаи «Красного Лося», оставив кружки, подошли послушать. Лесорубы, то поминая всуе имя Господне, то сквернословя, то крестясь, то сплевывая, наконец объяснили, что произошло. К полуночи они ушли спать в свою палатку, одного же, как обычно, оставили караулить у костра – то был Сварт, сын Рунольва. Он должен был разбудить сменщика спустя какое-то время, но не сделал этого. Лесорубы проснулись поутру и подумали, что Сварт уснул у огня, но у потухшего костра его не оказалось. Головешки были разбросаны, будто Сварт пытался защититься ими от большого зверя. Снег тогда еще не выпал, и на мокрой листве и на грязи нашлось изрядно следов, старых и свежих. Бёдвар уверял, что попадались среди них и волчьи, а сыновья Торарина возражали: мол, только лосиные и лисьи да вроде росомаха пробежала стороной.
– Надо искать! – сказал старый Гуннар, сын Эйрика.
Хуторяне и селяне – и хозяева, и арендаторы, – всполошившись, замахали руками, заговорили разом. Вспомнили сотни историй о волках, оборотнях, колдунах, марах[41], троллях; припомнили и легенду о Белой Волчице, некогда обитавшей в здешних холмах. Всплыло имя старой Йорейд, и Торлейв, мывший в это время кружки на кухне, уронил одну. К счастью, о старухе вскоре забыли. Отряд, поспешно сколоченный из подвыпивших завсегдатаев, отправиться немедленно в лес не мог – дело шло к вечеру. Решено было дождаться утра. С рассветом у «Красного Лося» собралась лишь половина народу: кроме лесорубов, друзей пропавшего, пришли всего человек десять. Остальные то ли не решились, то ли жены их не пустили. Агнед тоже не хотела отпускать Торлейва: «Что бы мне Вендолин сказала?» – но он рассмеялся, поцеловал ее в макушку, прикрытую темным платком, и ушел.
Они бродили по лесу до заката, но ничего не нашли. На другой день лег первый снег, искать стало труднее, людей на поиски пришло еще меньше. Через два дня вместе с братьями-лесорубами, сыновьями Торарина, отправились лишь Торлейв да старый Гуннар. Обыскали овраг и расщелину за Свалами. Мокрый снег покрывал осеннюю слякоть, ноги глубоко проваливались в грязь, в прелые листья и глубокие лужи.
Ближе к сумеркам они нашли, что искали, но лисы и барсуки сделали это раньше них. Зрелище – не для робкого сердца.
Останки сложили в мешок и отнесли к церкви. Отец Магнус собрал всех, кто был поблизости, чтобы помолиться вместе за упокой души убиенного, от ярости зверя погибшего. Один из лесорубов все время поминал исчезнувший кошель с серебряными монетами, что был у Сварта на поясе, – накануне лесорубы как раз получили плату за расчищенный участок. Кто-то прошептал: «Зачем волку деньги?» «Возможно, это были не просто волки», – сказал кто-то другой. «И правая рука осталась нетронутой…» – добавил третий.
Неизвестно, кто первым произнес слово «варги»[42]. Но оно прозвучало – и глухим ропотом разнеслось по церкви, заставляя людей истово креститься.
Торлейв едва дождался, когда закончат петь «Requiem ceternum»[43], и вернулся к тетке. Она хлопотала в поварне. Гостей в тот день было немного, и она готовила ужин для себя, служанки, двоих работников и племянника.
– Знаешь, Агнед, – сказал он задумчиво, – ты ночью не ходи на двор.
– Это почему? – удивленно спросила она, перевернув палочкой лепешку на шипящем противне. – Наконец-то ты воротился! Я так беспокоилась за тебя. Сварта-то нашли?
– Нашли, – глухо отозвался Торлейв. У него не хватило решимости рассказать ей, что именно они нашли.
41
Мара – в скандинавской мифологии: злой дух, демон, вызывающий дурные сны.
42
Варги, варульвы – волки-оборотни.
43
«Вечная память».