Монолиты готики

Пахло ладаном. Отчасти рецепторам было даже приятно, но Краулер не мог взять в толк, что здесь происходит. Ничего подобного он вспомнить не смог. Перво-наперво, грешным делом, обвинил во всем прохудившуюся крышу Магистра. Мол, старика совсем с катушек снесло. Врубил софиты и устроил сеанс аромотерапии. Что теперь? Собеседник, чтобы выкурить сигару-другую?..

Альбинос поднял руку, и, когда глаза более-менее оправились от потрясения, сквозь пальцы изучил кабинет. На поверку все оказалось еще более странным. Тут и там стояли мощные лампы, и большинство испускало свет в сторону двери. Таким образом, вошедший попадал в зону перекрестного обстрела. Что касалось аромата, то в каждом углу дымили кадила. Цели этих новшеств ускользали от разума вампира, подобно микробу – от лаборанта, прильнувшего к микроскопу и пытающегося ухватить «пациента» пинцетом.

– А, Леонард!.. Минута в минуту, хвалю. – Голос, похожий на скрежет песка, зажатого стеклянными пластинами, доносился из другого конца помещения.

Краулер, пытаясь игнорировать интенсивную световую атаку, не без труда нашарил обладателя скрипучего голоса. Великий Магистр выбирался из-за стола. Неужто для того, что приветствовать гостя?.. Альбинос чувствовал себя так, словно под ногами разверзлась кроличья нора, а на языке вертелось пресловутое «Все страньше и страньше». Прежде Магистр никогда не выходил навстречу посетителям. Возможно, впрочем, что к кому-то все же выходил, но к Лео не выходил ОСОБЕННО. Для того имелись причины.

Что, любопытно, изменилось?..

Вампир заставил себя опустить руку и отошел от двери. Медлить было невежливо. Лампы накаливания зло зашипели, когда добыча выскользнула из светового потока, бомбардирующего дверь заряженными частицами.

Выстрадав улыбку, Краулер рассматривал Магистра, стараясь не скатиться в банальное «пялиться». На деле это было не так уж и просто, ввиду того, что глава Клана представлял собой крайне примечательное зрелище. Тем, кто лицезрел его впервые, упорно мерещилось, что они встретились с эдаким особым, вывернутым наизнанку, прошедшим сквозь термоядерное горнило столетий, вампирским… клоном Мастера Йоды. Коротышка с миниатюрными ручками и ножками, укутанный в черную тогу, опирающийся на тонкую трость. Отчасти он казался забавным. Но лишь на первый, не самый пристальный взгляд. Те, кто не привык судить по внешности – или те, кто посмели заглянуть Магистру в глаза, – неизменно приходили к выводу, что забавного в этом существе чрезвычайно немного. От него ощутимо веяло силой. (Совсем не той, о которой твердил Мастер Йода, хотя, если учитывать Темную Сторону…) Консистенция ауры была таковой, что всем она касалась стеной жара, который мог нежно греть лицо, а мог за какие-то мгновения обуглить кожу и сорвать мясо с костей. Великий Магистр нагонял ужас даже в своем нынешнем обличье. Прежде же он повергал в панику одним взглядом.

Сколько ему лет, точно не знал никто. В любом случае, жить так долго – неприлично. Старым вампирам, разменявшим ТРЕТЬ такого срока, осторожно намекали, что, гм, пора и на покой. Неплохо бы освободить дорогу молодым. Тактичные, понимающие старики прислушивались – отчасти, конечно, потому, что альтернативой было общественное порицание (повидали-то многое, практически ВСЕ, и кровососущее бытие успело порядком наскучить). Они добровольно переходили на диету, ограничивая питание неделю за неделей, пока доза в мензурке не сравняется с нулем. Вскорости старики ЗАСЫПАЛИ. Не умирали, поскольку умереть вампир мог ограниченным числом способов, а, обескровленные и обезвоженные, переходили в иное состояние. Тела высыхали, как мочалка, брошенная на раскаленную солнцем черепицу, но, теоретически, в них еще теплилась жизнь. Глубоко-глубоко, под пергаментной кожей, в сплетении окаменевших органов. Разложение не властно над останками, и, теоретически же, можно принудить СПЯЩЕГО проснуться.

Великому Магистру, разумеется, намеков не делалось. Но, поскольку он был тактичен и сознателен, – в молодости не упускал случая попросить прощения у жертвы, прежде чем вонзить в нее клыки, – то уже давно сидел на диете, и, по слухам, многие годы обходился без питания. И, как ни удивительно, сохранял отменную форму. Создавалось впечатление, что внутри у него зашит ядерный реактор, вырабатывающий достаточно энергии, чтобы поддерживать жизнь в тщедушном теле (и, не исключено, даже избыток этой энергии). Жажда пропустила Магистра сквозь себя, изувечила, немилосердно выжала соки. Однако, старый вампир был далеко не прост, чтобы сдаться в связи с такой мелочью, как перерыв в питании. Его жажда жизни, которой ничуть не противоречила добровольная диета, была настолько велика, что не позволяла УСНУТЬ. Железная воля – инструмент более мощный, чем гидравлический пресс, – принуждала тело двигаться, а ум – оставаться острым, как бритва.

– Мое почтение, господин Огастус, – промямлил Лео. И, нагнувшись, ответил на рукопожатие. Как всегда, рука Магистра была сухой, как песок пустыни Гоби.

– Проходи, будь добр. И не обращай внимания на эти новации. – Глава Клана повел тростью в сторону ламп и кадильниц. – Скоро ты получишь ответы, уверяю.

– О. – Краулер проявлял чудеса красноречия. Он тащился за Великим Магистром, стараясь выдерживать темп. Это было не просто, а потому альбинос старался, чтобы его продвижение не выглядело так, словно он куда-то спешит.

Впрочем, дорогу осилит идущий. В отношении почтенного Огастуса данное высказывание обретало если не радикально новый смысл, то массу оттенков. Наконец обратный путь был пройден, и старик взобрался по миниатюрной лестнице в кресло. Сморщенная лысая голова выглянула из-за столешницы, размеры коей напоминали взлетно-посадочную полосу. Сам же стол представлял собой чудовищную конструкцию красного дерева, по ошибке названную «стол письменный, антикварный» – вместо того, чтобы выявить ее очевидную связь с кораблестроением. Эдакий авианосец среди столов.

Лишь после того, как расположился Магистр, Леонард позволил себе присесть. Таков этикет. Ветхое креслице жалобно скрипнуло. Рабочий пьедестал Огастуса возвышался над обстановкой, к которой причислил себя и визитер.

Крохотные черные глазки – кристаллы абсолютной тьмы, вмороженные в череп, – воззрились на Краулера. Тот незамедлительно почувствовал себя сваренным всмятку яйцом, хотя и глядел, как предписывал этикет, на лоб шефа.

Пауза начинала затягиваться. В голову альбиноса лезли самые панические догадки. На любые обвинения, пока еще мог соображать, он решил отвечать категорично и однообразно: «Я ничего не делал». Дадут ведь ему шанс оправдаться?!.

Или…

– Полагаю, ты гадаешь, зачем я тебя потревожил? – проскрипел глава Клана. – Немудрено. Я и сам теряюсь в догадках. Наша реликвия похищена.

– Я ничего не… Что?!. – Лео не поверил собственным ушам. – Реликвия?..

– Именно. Сегодня днем. Вероятно, в полдень. Злоумышленник пробрался в Зал Заледеневшей Вечности, и украл святыню. А заодно убил нашего брата.

– Кого? – спросил Краулер, с опережением изображая на лице горечь утраты (тогда как часть сознания ликовала, что сегодня не его черед нести дежурство).

– Титуса.

– О. Я знал его, Магистр. Он был мне другом. – На самом деле он терпеть не мог Титуса – напыщенного хлыща, чей род насчитывал жалкие две сотни лет.

Огастус кивнул.

– Что ж, он умер с честью. Так сказать, при исполнении. Однако, ему не удалось исполнить свой долг. Похититель умертвил его без каких-либо трудностей.

– Каким образом?

– Гм… – Старик помедлил, и эта пауза не понравилась альбиносу. – У тебя будет возможность осмотреть тело, если в том возникнет потребность. Титус был чистокровным вампиром, и убить его смог бы не каждый… Понимания этого для нашего разговора достаточно. Нюансы ты узнаешь позже.

Леонард и не подумал спорить. В мозгу его возник образ, который он представлял не раз (как и в отношении некоторых других сородичей): Титус лежит в луже крови, с осиновым колом, торчащим из груди. Возможно, Магистру неприятно это обсуждать, вот и все. Годы сделали его сентиментальным.