Страница 5 из 14
Уже позже, в разговоре с Максом мы узнаем, что все женщины его народа «страдают» тем же недугом: в молодости каждая из них могла бы претендовать на титул королевы красоты, а к старости лица непостижимо меняются. Вообще-то старость никого не красит, и славянских женщин в том числе. Но если в России легко повстречать на улицах красивых зрелых женщин и даже красивых бабушек, то у дамар подобное явление исключено. Юных красавиц полным-полно, а вот зрелых – нет совсем. С возрастом у дамарских женщин раздуваются и утолщаются носы, переносица слегка западает, очень четко и грубо прорисовываются носогубные складки. Лицо не
округляется, а, скорее, приобретает форму квадрата, в районе лба скапливается жир. Зато морщин нет совсем! Почему так происходит – не известно. Во всяком случае нам.
Кстати, такие трансформации характерны именно для готтентотов. У химба и гереро возрастные трансформации и изменения внешности не так заметны. И мы в этом совсем скоро убедимся, когда вырвемся из поднадоевшего уже Виндука на бескрайние дороги Намибии.
Глава 3. Приключения начинаются. Долгая дорога в дюнах.
Время неумолимо приближалось к ночи. Трудный, долгий и предельно насыщенный нервотрепкой день катился к своему ритуальному завершению, к закату. Вот еще чуть-чуть и солнце окончательно скроется за горизонтом, оставив на ночном серпантине намибийского тракта три одиноких джипа, три серых от пыли механических носорога, упорно продвигающихся в клубах дорожной пыли куда-то на запад, от центра материка к океану.
Этот день начался для всех нас еще до восхода солнца, и уже через двенадцать часов мы были в таком состоянии, о котором наши славянские предки говорили: «укатали Сивку крутые горки». Не выспавшийся Макс, выслушивая наши противоречивые указания, тяжело зевал и тоскливо поглядывал на зеленоватый циферблат наручных часов:
– Инна, в аэропорту в пять утра делать нечего! Первый самолет из Йоханесбурга прилетает только в девять.
– А может они из другого города прилетят…
– Из какого?
– Найдут, из какого. Ты просто наших ребят не знаешь! Так что, Макс, не нуди! Ты уже все равно проснулся! Приедем в порт, выпьем кофе, потом ты отвезешь ребят в «Аско» и пока они будут оформлять машины, покатаешься с Андреем по городу, быстренько купишь все необходимое – и снова за нами в аэропорт. Пока наши прилетят, пока пройдут таможню, будет уже десять, и ты как раз успеешь вернуться.
– Но магазины только в десять открываются. Где я буду катать Андрея, а, главное, зачем?! К тому же, сегодня суббота, семейный день. В магазинах жуткие очереди, люди приезжают в столицу за покупками со всей провинции. Да мы там проторчим до вечера!
–Ничего! Русских людей очередями не испугаешь. Андрюшка наверняка что-нибудь придумает.
– Да, согласен, но только после завтрака! Пока я не поем, мой КПД равен нолю, – позевывая, согласился Костянов.
Женя, Влад и Инна Трояновская, зябко кутаясь в толстовки, жались у входа в отель. Градусник, прибитый на входной двери, показывал плюс шестнадцать градусов. Вот тебе и жаркая Африка!
После бессмысленных и ленивых препирательств, Макс вызвал еще одно такси, и мы всей толпой отправились в Хозеак Котако – главный воздушный порт Намибии, расположенный в пятидесяти километрах от столицы.
– Ой, жирафики! – восторженно закричала Инка-младшая, едва машины выехали за черту города.
– Ой, эсэмэска! – в тон ей повторила Инка-старшая, так как на ее мобильный в этот момент пришло сообщение от юаровских скитальцев, оптимистичное и разочаровывающее одновременно: «После тяжелой, продолжительной осады билетных касс всех авиакомпаний в
Йоханесбурге, Костя проявил чудеса дипломатии, очаровал немку на регистрации. Его рассказ о большом потенциале для укрепления дружбы России и Германии путём срочной отправки нашей группы в Намибию был очень красноречив! В качестве моральной компенсации за ущерб во второй мировой войне и залога развития добрососедских отношений, Костя потребовал у Люфтганзы внеочередных билетов на ближайший рейс. Его доводы сочли убедительными. Вылетаем в 13-00!»
– Вот черти! – невольно улыбнулся Петрович и потянулся к телефону, – Влад! Скажи своему таксисту, что мы возвращаемся в город. Наши прилетят только в три часа. Держим путь в сторону центра. Попробуем оперативно арендовать джипы….
– Это утопия, Петрович! В Африке слово «оперативно» не поймет ни один человек!....
***
И вот, спустя двенадцать часов после подъема, все как один не выспавшиеся (и те, кто ночевал в Виндхуке, и те, кто коротал ночь в ЮАР), взвинченные до предела африканской ленивой нерасторопностью, ажиотажной суматохой выходного дня в муравейнике-Виндхуке, на укомплектованных под завязку экспедиционных машинах, мы движемся к первой цели путешествия – легендарным дюнам Соссусвлея пустыни Намиб.
Как свидетельствуют энциклопедии, Намиб – самая древняя пустыня планеты, пережившая все ледниковые периоды, помнящая динозавров и птеродактилей, приманившая и отпугнувшая исследователей-моряков и пиратов-авантюристов, а ныне – лакомый пейзажный кусок для фотографов, художников и кинематографистов всех жанров и направлений. Местные говорят, что на языке нама-дамара «намиб» – это место, где абсолютно ничего нет. Намиб может быть в кошельке, в желудке, в голове и так далее. Так что нам предстоит увидеть места, в которых, по уверениям аборигенов, и искать-то нечего. Вот разве что знаменитые дюны…
Кстати, с названием Sossusvlei – тоже не все просто. Гиды уверяют, что слово «vlei» в переводе с англо-африканского обозначает «лужа», «болото», «низина», «высохшее русло». Но вот Макс и его друзья считают по-другому. Они уверяют, что «vlei» на их языке – это просто «предел всего», «то, где все заканчивается». Например, так говорят о последней минуте жизни человека, или о такой глуши, где никто не сможет выжить.
Так что можете себе представить первую цель экспедиции: «то, где всё заканчивается в месте, где ничего нет». Отличная перспектива! Особенно классная, если присовокупить к ней еще одну точку на данном отрезке маршрута – Deadvlei – «Мёртвую долину»….
Пока же наши джипы натужно рычали на серпантине горного перевала, отделяющего Намиб от центральной части страны, не испытывая не малейшего страха перед грядущим.
Команда разделилась на три экипажа. В первой машине, прозванной романтичной женской половиной экспедиции «Маяком», ехали одесситы и наш проводник, наш местный «крокодил по прозвищу Данди» – Влад Петров.
Во второй – в «Бригантине» – находились Михаил, Петрович, Инна-старшая и Андрей Костянов. Это был литературно-кинематографический экипаж, в задачи которого входила фото– и видеосъемка всего, что представляет хоть малейший интерес для потенциальных зрителей и читателей. В окна джипа с трех сторон смотрели три разнокалиберных объектива, и только Михаил, по словам Андрея, предпочитал фиксировать происходящее «аналоговым способом» – не только фотографировать, но и вести обычный рукописный дневник.
– А то знаю я нашу подругу, – отшучивался Миша, – Инка потом в Москве может такого понаписать…. Пусть уж, на всякий случай, все будет задокументировано и запротоколировано.
– Вот уж, враки, – дула губы единственная женщина экипажа, – Названия и события я никогда не путаю. А эмоциональную окраску всему увиденному каждый может дать свою. Наши книжки, между прочим, так и называются – «документально-художественные повести»….
– Так я и не против. Но хотелось бы, чтобы документального в них было чуточку больше.
Третий экипаж, «Якорь», завершал процессию. Капитаном его был Константин Буренков, со смехом именующий себя королем бабьего царства, но ни за какие коврижки не отказавшийся бы от трогательной заботы своих спутниц – любимой супруги Надежды, а так же отважного дуэта мамы и дочери – Людмилы Прокиной и Валерии Гриншпун.
Итак, как уже было сказано выше, день неумолимо клонился к закату….
Труднее всего бывает точно представить, как будет в книге выглядеть рассказ о той или иной поездке. Вроде едешь, наблюдаешь за тем, что происходит вокруг, любуешься горами, реками, или саваннами, пробиваешься сквозь пыльный буран, вихрящийся плотной взвесью позади первой машины, и в голове сами собой формируются какие-то высокопарные и яркие образы будущего рассказа. На этом этапе они у нас, обычно, существуют только в виде эмоций, вроде «а-а-а-ах, как красиво!!!». О том, как передать свои впечатления на бумаге, не думает никто.