Страница 12 из 14
Через полчаса мы уже вдыхали обжигающе-острый запах Атлантического океана и глупо улыбались, во все глаза рассматривая нереальные, пряничные домики города-шкатулки, настоящей Баварии на самом краю света – удивительного Свакопмунда.
Глава 6. Море, в котором нельзя купаться. Слишком идеальный Свакопмунд.
– Дом, милый дом! – выдохнула Инна знойный воздух улицы вместе с киношной английской фразой и обессиленно рухнула на мягкий диван, стоящий в холле отеля.
Очаровательная немецкая бабуля, в мягких парусиновых брюках и клетчатой рубахе – хозяйка гостиницы – заохала, заулыбалась, захлопотала вокруг уставших путешественников, точно так же, как хлопочут наши бабушки при виде внуков, приехавших на каникулы. Она ловко и всем одновременно протягивала влажные полотенца, сквозь сдвинутые на нос очки рассматривала багаж, между делом, но настойчиво подсовывая гостям кружки с ароматным крепким чаем и вполне приличным кофе:
– И печеньица берите, не стесняйтесь, с дороги же, голодные же…
Фрау Марта демонстративно не замечала поднос с прохладительными коктейлями, выставленный на стойке регистрации, считая, что этот традиционный гостиничный «комплимент» новоприбывшим – сущая ерунда в сравнении с ее чайком, дань какой-то непонятной моде.
Отель был маленьким, чистеньким, светлым и уютным. Сотни подобных приютов –близнецов знакомы многим туристам, любящим отдыхать в Баварии, или, скажем, в Австрии.
Сквозь стеклянную входную дверь нас внимательно рассматривал древний старик, с лицом, напоминающим сожженную в угле, морщинистую печеную картофелину и белыми пружинками волос, выбивавшимися из-под смешной, пестрой вязаной шапки. Что он делал у гостиницы – не понятно. То ли просто стоял, то ли милостыню просил…
– Хеллоу! – помахали мы ему.
– Ю а велкам! – степенно ответил старый африканец, приветливо улыбнувшись беззубым ртом.
– Мам! А можно я ему денежку дам? – спросила Людмилу Валерия. – Такой классный дедуля!
– Можно, наверное, только смотри, чтобы фрау Марта не заметила. Вероятно, она не приветствует попрошаек под окнами.
Опередив Леру, на крыльцо вышел Михаил, и старик, мгновенно подобравшись, услужливо распахнул перед ним дверь.
– N/a’an ku se, – поприветствовал Михаил деда на языке народа сан, иначе говоря, на бушменском. Это обозначало что-то вроде «Бог в помощь».
Старик удивленно охнул, схватил Мишу за руку и радостно залопотал, забормотал, смущенно улыбаясь и смахивая неудержимую, спорую и прозрачную стариковскую слезу с подслеповатого глаза.
– Дедушка, я плохо знаю твой язык. Я всего три дня в Африке, – перешел наш приятель на английский. – Как ты? Как самочувствие? Чайку хочешь? – и Миша протянул чашку, которую ему всучила заботливая Марта.
– Спасибо, сынок. Порадовал ты меня и удивил. Откуда ты такой хороший будешь?
– Россия…. Раша….Русланд….. Слышал что-нибудь?
Дед отрицательно покачал головой:
– А это всё твоя семья, сынок? Бо-о-ольшая! Прямо как у нас. Ты мне чашку-то не давай. Нельзя это! Не положено. Нас на кухне кормят. Вот сейчас моя смена закончится, и пойду пить чай. Только я с молоком люблю. А этот пустой – баловство одно. Зато с сахаром, да с молочком…. Вкусно, м-м-м…
Оказалось, что старый Одживанго вот уже сорок шесть лет работает в Свакопе. И из них все сорок шесть – при отелях. До этого он жил неподалеку, в деревне, которая принадлежала ферме по выращиванию устриц. Тогда, году в шестидесятом, здесь всем заправляли юаровцы. Бушменам они денег не платили, но давали кров и еду. И то счастье! Многие бушмены этим счастливцам завидовали. Одживанго вырастил семерых детей и двенадцать внуков. А когда умерла жена, бросил старую работу и ушел в Свакопмунд. Зачем у своих же детей работу отнимать? С тех пор он так и живет в этом городе.
– Постой, дед! Ты сюда пришел, когда у тебя уже внуки были?
– Ага, целых семь! Сейчас уже, наверное, больше. Да и правнуков полно.
– И ты после этого еще почти полвека здесь проработал?
– Ну, да!
– Так сколько же тебе лет, старик?
– Не знаю, сынок. Наверное, сто тридцать…
– Сколько?!!!!
– Миш, не пугайся, – к собеседникам подошел улыбающийся Влад. – Местные племена ведут счет не нашими годами и месяцами, а лунными. И то это они у дамара и химба научились. Бушмены о возрасте вообще понятия не имеют. Так что дедуле нашему, вероятно, лет девяносто. Но на могиле его будет написано так, как он сказал: 130 и даже больше, дай Бог ему здоровья….
– Но и девяносто – это не мало. Ты представляешь, Влад, как наша отечественная медицина должна кусать локти от зависти, если здесь обычные бедные бушмены доживают до столь почтенного возраста и прекрасно себя чувствуют?
– Да, ты прав. Долгожителей здесь действительно много. И, кстати, это опровергает мнение европейских историков о том, что в примитивных сообществах люди умирают в тридцать-сорок лет. Раньше, в средине двадцатого века в таком возрасте абориген мог умереть лишь от несчастного случая: зверь задрал, или змея укусила.
– А сейчас, что? Молодые умирают чаще?
– Увы, да. СПИД. Всему виной проклятый СПИД…
Да. Это действительно серьезная африканская проблема. По пути в Свакоп, да и в Виндхуке мы видели несколько десятков школ. И у каждой из них ОБЯЗАТЕЛЬНО расположен рекламный щит, перекрывающий размером любые иные наружные вывески. Текст щита лаконичен. «Только защищенный секс!». И перечеркнутая английская аббревиатура СПИДа. Никакой политики, никаких призывов социального плана. Борьба за выживание выходит на первый план.
Кстати, раз уж речь зашла и свободе любви и всяких прочих сексуальных отношениях…
Все наши гиды и, более того, все намибийцы, с которыми нам удалось побеседовать, давали очень противоречивые ответы на этот вопрос. Вероятно, в силу своего представления о чести и достоинстве страны и отдельных племен и народов. Чуть позже, рассказывая о тех или иных племенах, мы более подробно коснемся этой темы. Но в целом, ситуация следующая. Моногамный институт брака, с соблюдением всех его условий и условностей (в нашем понимании) существует лишь в крупных городах. В сексуальные отношения молодежь вступает довольно рано, и девочки меняют партнеров так же легко, как мальчики. Дети природы, они не видят ничего зазорного в своих играх и, конечно же, никак не отождествляют слова секс и любовь. Понятие «любовь» вообще за гранью понимания многих африканцев. Оно начало культивироваться и насильно прививаться населению лишь в семидесятые годы, когда телевидение начало демонстрировать многокилометровые мыльные сериалы, в которых Любовь всегда заглавный герой. Вот любовь к детям – это понятное чувство. А любовь к противоположному полу? Англоговорящий намибиец, в 90 случаях из 100 скажет «Ай вонт ю» (Я хочу тебя), и лишь единицы, получившие хорошее образование подберут для близкого человека иные слова, вроде «Ай лав ю».
Единственное, что объединяет ответы всех тех, с кем нам удалось побеседовать – это активное неприятие гомосексуальности. Неприятие на грани непонимания, о чем вообще идет речь? Вероятно, среди белых жителей Намибии или, точнее, среди туристов, и встречаются однополые парочки, но местное население о них даже не подозревает.
Однако, мы отвлеклись, а Свакопмунд, тем временем, все активнее напоминает о себе, врываясь уже сюда, в московский кабинет, влажным, пронизывающим ветром, мелкотравчатыми брызгами прибоя и дождя и низкими серо-синими тучами. Только в отличие от наших ветров и дождей, Свакопская погода более переменчива и щедра на подарки. Вы даже не успеете огорчиться по поводу того, что полил дождь, как он тут же прекратится, океанский ветер раздует, расшвыряет последние клочковатые облака, и они мягким туманом опустятся на тротуары. Внизу туман, а вверху – яркое солнышко. Эту картину в Свакопе можно наблюдать 360 дней в году. Нет
смены времен года, но есть четкая смена погоды утром, за ланчем, в полдник и к ужину. Вот только ночи, пожалуй, всегда одинаково звездные, чистые и прохладные.