Семь демонов

Марк ударил еще раз, и долото прошло насквозь. Мороз пробежал у них по коже, когда они, приготовившись к худшему, неподвижно уставились на отверстие. Когда ничего не произошло, они облегченно вздохнули и немного расслабились. Марк отошел от двери и дрожащей рукой вытер лицо. Его борода была мокрая от пота. Потом он снова поднял инструменты и, собрав все свое мужество, начал долбить.

Когда отверстие стало достаточно большим, чтобы через него можно было заглянуть внутрь, он посветил туда фонариком, но ничего не увидел.

Когда они выпилили бензопилой еще большее отверстие, воздух в пещере стал настолько тяжелым, что они едва могли дышать. Но никто не захотел выходить наружу. Медленно, сантиметр за сантиметром перед ними открывался вход в склеп.

Марк отложил пилу, взял фонарик и наклонился вперед, просунув голову в выпиленное окно.

— Что там? — спросил кто-то странным голосом.

— Так, — у Марка стало необычно сухо во рту, — это действительно склеп.

— Там есть саркофаг? — поинтересовался Холстид.

Марк глубоко вздохнул:

— Да…

Все отпрянули назад и нервно переглянулись. Марк и Рон с фонариками в руках вошли в склеп. Быстро осветив голые стены, гладкий пол и неровный потолок, египтологи остановились, глядя друг на друга в сумрачном свете.

— Это все, — пробормотал Марк. — Здесь больше нет никаких помещений. Только это. Мы дошли до конца.

— И здесь ничего нет.

— Нет, — подтвердил Марк, — только эти два.

Он направил луч фонарика на два массивных гранитных саркофага, стоявших в центре зала.

В склепе они не обнаружили никаких надписей, сообщающих имена усопших, на каменных гробах тоже не было сделано никаких пометок, намекающих на то, кто или что находится внутри. Марку с Роном не удалось вдвоем поднять тяжелые крышки саркофагов. Поэтому все семеро, расстроенные, вернулись обратно в лагерь, но никому из них не удалось избавиться от глубоко засевшего леденящего ужаса, навеянного семью стражниками. Теперь, четыре часа спустя, в лагере было темно и тихо. Хасим, приняв успокоительное, беспокойно бормотал что-то в полусне. Холстид лежал на своей кровати со льдом на носу и стонал. Алексис погрузилась в глубокий крепкий сон. Она почти не дышала, а ее лицо казалось спокойным и умиротворенным, как у покойника. Абдула стоял на коленях на молитвенном коврике рядом со своей кроватью и, обратившись в сторону Мекки, распевал торжественно-монотонную молитву. Жасмина лежала на боку, поджав ноги, и смотрела в темноту. Только оба египтолога были еще на ногах: Рон возился в своей лаборатории, а Марк совершал прогулку по песчаным холмам в стороне от освещенного лагеря. Ему было холодно, поэтому он спрятал руки в карманах ветровки. За все то время, которые он провел в Египте, еще ни одна ночь не была такой холодной, как эта. Ночи становились все холоднее и холоднее, как будто на пустыню сползал ледник. Он окинул взглядом темные, заброшенные руины рабочего поселка. Все феллахи ушли, никого не осталось. Мысли Марка были заняты саркофагом, гранитная крышка которого ни на миллиметр не сдвинулась с места, когда они с Роном вместе налегли на нее. Он думал о том, какой инструмент потребуется им, чтобы открыть ее. Если Хасим завтра утром будет звонить в Каир, стоит попросить, чтобы прислали подъемный механизм…

— Дэвисон…

Он резко остановился. Перед ним внезапно возникла Нефертити.

— Ты нашел его, — сказала она. — Теперь ты должен помочь ему вернуться к жизни.

— Я нашел два саркофага.

— Да, мой дорогой.

— Кто лежит во втором?

Ее глаза погрустнели, она протянула к нему руки:

— Разве ты этого не знаешь? Это я, Дэвисон. Я лежу во втором саркофаге.

Марк сдавил руками пульсирующие виски:

— Это безумие!

— Дэвисон, ты должен выслушать меня! Я должна заставить тебя понять. Прошу тебя, выслушай меня до конца…

Он опустил руки и растерянно посмотрел на нее:

— В гробнице нет ни одного картуша, ни одной надписи, ни одного капона. А четыре стороны света не отмечены амулетами. Я не могу этого понять.

— Будь милосердным, Дэвисон! Найди в своем сердце частицу доброты и сострадания! Ты должен нас освободить!

— Освободить от чего?

Она говорила торопливо и жалобно:

— Саркофаги — наши темницы. Жрецы похоронили нас без имени. Они обрекли нас на вечную пустоту, приговорили к смерти, но не дали умереть. Безымянные, мы спим, но у меня сохранилась память, а у моего возлюбленного — нет. Он дремлет в бесконечном забытьи, в которое я не могу проникнуть, и он не слышит меня. Пойми, все эти годы я постоянно пыталась разбудить его, но это должна сделать не я.

— Но почему твой дух может повсюду бродить?

— Не знаю, Дэвисон. Я проснулась, и это все…

— Тогда ты можешь покинуть это место и улететь к солнцу…

— Я не могу! — запричитала она. — Я не покину моего возлюбленного. Да, сама не знаю как, но я проснулась, и мой дух ожил. Но я не могу оставить моего бесконечно любимого Кхнатона, моего мужа, моего единственного! Как могу я наслаждаться счастьем, если буду знать, что он все еще лежит в этом холодном гробу, лишенный снов и сознания? Дэвисон, ты глупец, разве смогла бы я покинуть моего возлюбленного?

Марк крепко зажмурился: «Я схожу с ума…»

— Ты должен поскорее довести начатое дело до конца, Дэвисон, ты должен нас освободить, ведь семеро уже разгневались. Ты должен пробудить нас к жизни, прежде чем они с тобой расправятся. — Она начала причитать. — Я мечтаю о том, чтобы вновь соединиться с моим возлюбленным! Верни нам наши имена, Дэвисон, произнеси магическое заклинание воскрешения. Тогда я и мой возлюбленный сможем покинуть это место и насладиться благоденствием Западной страны.

«Почему именно я?» — возмутился про себя Марк.

— Потому что только ты можешь понимать мой язык.

— Я не за этим прибыл сюда! У меня другие цели! Я должен вывезти эти мумии…

— Я потратила столько сил! — жаловалась Нефертити. — Все эти долгие, безутешные годы! Как я старалась открыться той другой, но у меня не хватило на это сил. Та другая, чью голову расколола молния, приехала сюда, и я попыталась завладеть ее мыслями. Но я не смогла этого сделать, потому что она потеряла голову от страсти и совсем обезумела, отдавшись во власть своим желаниям. Я не смогла заставить ее сделать то, что было мне нужно.

— Аманда Рамсгейт…

— А эта с огненными волосами противостоит мне. Ее собственная сильная воля пересекается с моей. Когда ее охватывает моя любовь к Кхнатону, я уже больше ничего не могу с ней поделать, да ты и сам уже это заметил. Ты должен стать моим помощником, Дэвисон. Тебе знакома наша жизнь и наша религия. Как долго я ждала такого человека, как ты, который был бы знаком с нашими обычаями. В твоей голове уже достаточно знаний, Дэвисон. Ты знаешь, что душа умершего не может улететь в Западную страну без имени. Если никто не произнесет необходимого заклинания, то душа навсегда останется в плену у тела…

Марку хотелось воскликнуть: «Да, я знаю!» Ему слишком хорошо были известны представления древних египтян о жизни после смерти, согласно которым душа умершего днем улетает к солнцу, а ночью покоится в теле. Но душа должна знать, где лежит тело. Что сталось с душами тех мумий, которые лежат теперь в музейных витринах, разбросанные по всему свету? Какое чудовищное злодеяние совершают египтологи от имени науки? Что если душа, вернувшись в гробницу, найдет ее пустой? Сколько боли и страданий причиняется ради науки! И он, Марк Дэвисон, был готов взять на себя ответственность за такое преступление, увезти тела царя и царицы в далекий город, так что их души стали бы в смятении и страхе метаться во тьме гробницы, так и не найдя свой кров и пристанище…

Он посмотрел на нее, борясь со своими противоречивыми чувствами.

— Поверь в египетских богов, мой дорогой, ведь они являют собой воплощение Атона! Они существуют…

— Я не верю в это.

— Торопись, Дэвисон, пока еще не поздно. Демоны оставят вас в покое, если ты освободишь нас, а пока мы дремлем, вам всем угрожает серьезная опасность.