Мы еще поживем!

С работы Валентину Михайловну не выгнали. В советские времена за подобные недоразумения увольняли редко.

Покинув бывшую жену, отец не приехал к детям ни разу, он только поздравлял их с днями рождения и по праздникам. Собственно, праздники в их семье не было принято отмечать. Валентина Михайловна не любила праздники, не любила накрывать праздничный стол и делать подарки. Отец же исправно присылал Борису открытки, иногда передавал машинки, немного денег, модную рубашку или штаны.

Один лишь раз, пару лет назад, Борис сам решил съездить в город к отцу. Ему вдруг захотелось увидеть своего родного батю и его маленького сынишку. Пришлось самостоятельно ехать на электричке до Тулы километров тридцать, а потом на автобусе несколько остановок.

Отец жил с молодой моложе матери лет на десять женщиной в ее квартире. Встретили его не слишком приветливо. Нет, не прогнали, накормили обедом, поговорили о школьных делах. И все же Борис чувствовал, что отцу было как-то неловко перед женой за появление старшего сына. Как Борису не понравилась новая жена отца, так и женщина была не рада визиту отпрыска своего мужа. И не могла это скрыть. Дома Борис рассказал матери, что приняли его не слишком радушно, и пожалел об этом: мать в порыве гнева не раз напоминала ему, что он никому не нужен, даже "собственному батьке и его шлюхе".

Боря и сам понимал, что он не нужен ни отцу, ни матери, которая живет с ним, а не сдает его в интернат, потому что боится, что люди будут осуждать ее, если она откажется от своего ребенка.

Борис был угнетен и несчастен. Но нельзя сказать, что он люто ненавидел мать или кого-либо еще. Он ни к кому из людей не испытывал сильных чувств. Ни любви, ни ненависти. Была обида, жгучая обида на мать и на окружающий мир. А еще был страх. Он нахлебался унижений и боялся жить на этом свете. Он часто плакал, прижавшись головой в подушку, стараясь не показать свои слезы матери и сестре. Борис любил поплакать, словно слезы могли что-нибудь изменить. Он чувствовал себя уродиной и иногда убегал из дома в лес, чтобы побыть в уединении, а когда лил затяжной дождь и зимой в холода, он забивался в угол своей комнатки и предавался унылым переживаниям.

ГЛАВА 4.

БУНТ ИЗГОЯ.

Вот и сейчас, вернувшись с дискотеки, Борис рыдал у себя в комнатке в любимую подушку. Он плакал от обиды и гнева, от низости и подлости, от невозможности сопротивляться своей судьбе. Плакал потому, что вся школа будет теперь смаковать его унижение.

Он жил в сплошном негативе и с ранних лет чувствовал себя обиженным и обделенным. Его детство было наполнено нравственными страданиями. И это детство закончилось таким вот страшным образом.

С мучительной болью и стыдом Борис вновь и вновь переживал свое малодушие в школе. Его страдания были невыносимы. Он не видел для себя дальнейшей перспективы. Вечно недовольная мать недавно объявила ему категорически: "Как школу закончишь кормить тебя не буду. Мне нужно дочку поднимать. На тебя батька деньги давать не хочет, и ты мне не нужен".

Он никому не был нужен, и ему не хотелось больше жить. В его жизни совсем не было живительного источника любви. Его никто не любил, и он не любил никого. Он не любил мать, потому что она постоянно была в плохом настроении и все время унижала его. Он не любил сестру, потому мать научила ее презирать его. Он не любил отца, потому что тот бросил его, променял, как говорила мать, на какую-то шлюху. Он больше не любил Лену и совсем не любил свою жизнь.

Да он и не умел любить. Умение любить впитывается с молоком матери, учит любви и добру в первую очередь мать, которая должна окружить ребенка своей нежностью и заботой. Но Бориса кормили искусственными смесями, а мать внушала ему сплошной негатив.

Он как-то спросил мать, почему она его не любит. "А за что тебя любить? удивилась Валентина Михайловна. - Растешь такой же мразью, как и твой отец". Но родители любят своих детей просто так, потому что они их дети. И эта любовь передается друг от друга.

Впрочем, один лишь раз Борис вопреки всему все-таки сумел влюбиться, несмело и неумело, но это закончилось позором. Унижение, которому он подвергся, представлялось ему чудовищным. Его существование не имело больше для него никакого смысла. Вся жизнь казалась ему сплошной нелепостью. Он не знал радости, ему неоткуда было ждать сочувствия и помощи. Он больше не мог сносить унижения и твердо решил расстаться с жизнью. Предаваясь отчаянию, он думал о том, что обязательно покончит с собой уже сегодня или завтра.

Борис и раньше размышлял о том, как бы расстаться со своей несчастной жизнью. Как-то раз после жесткой ссоры с матерью он даже ходил по поселку в надежде найти такое место, где ему никто не помешает повеситься. У него была с собой бельевая веревка, и он нашел уединенное место на окраине, но даже не попытался ничего предпринять. Просто просидел часа два в заброшенном сарае в оцепенении и вернулся домой. Он не смог сделать даже это!

Однако сейчас Борис принял твердое решение. Он больше не смалодушничает и доведет до конца свой замысел. Он успокоился, вытер слезы и стал обдумывать план действий. Можно было повеситься на ремне. У него был знакомый, Саша Зайцев, который свел счеты с жизнью в школьном туалете с помощью ремня. У матери в комнате в шкафу висит отцовский прочный ремень, нужно будет незаметно взять его. Сейчас в комнате сестра с подружкой. Придется подождать. В школу идти опасно. Лучше будет повеситься на дереве в лесу, там никто не помешает...

Вдруг мрачные размышления Бориса прервал грохот в прихожей. У Бориса сжалось сердце это пришла мать. От страха быть униженным опять он свернулся в клубочек на кровати и притих, понимая, что мать наверняка будет недовольна испачканным костюмом он не успел, вернее, был не в состоянии оттереть следы своего позора.

На матери было не до костюма. Она споткнулась о ведро и выражала недовольство по другому поводу.

Ах, ты, сволочь, услышал Борис, опять воды не принес! Так ты и хату не натопил?! Ну-ка иди сюда!

Борис вспомнил, что мать велела ему натопить печку и наносить к ее приходу воды. Скандала было не избежать. От мысли, что сейчас ему придется объясняться с мамашей, Борис ощутил свинцовую тяжесть внутри. Но он привык подчиняться и вышел к ней, сутулый, не уверенный в себе, не знающий с какой стороны ждать нападения на этот раз.

Мать пришла злющая. Узкие плотно сжатые губы, на щеках красный румянец, глаза, излучающие злобу, все это выдавало ее крайнее раздражение, что предвещало приступ гнева, готовность разразиться недовольной бранью.

Борис знал такое состояние матери, по ее лицу легко было определить ее настроение. У нее всегда, когда она была злой, красный румянец выступал на щеках. От гнева ее бледное лицо наливалось кровью. В такие моменты все на свете раздражало ее, ей невозможно было угодить, ничем на свете нельзя было ее умилостивить. Такую мать Борис боялся пуще всего. Он старался не попадать ей под руку, старался уйти с глаз долой, когда чувствовал, что мать готова сорваться.

Но уходить было поздно. Борис понял, что его дурные предчувствия начнут сейчас воплощаться в ужасающую реальность. Свидание матери с любовником явно не удалось и он, Борис, будет расплачиваться за это. А холодный дом всего лишь предлог.

Борис знал, что у матери появился ухажер, дядька с соседней улицы. После ухода мужа Валентина Михайловна вела тихую жизнь, в которой не было места для мужчин. По крайней мере, Борис ни разу не видел, чтобы кто-то из мужиков ухаживал за матерью. Борис даже думал, что матери и вовсе мужчины не нужны. Но в последнее время у нее появился поклонник. Борис видел этого толстого, гладко выбритого дядьку, который пару раз ненадолго заходил к ним. Он даже не стал знакомиться с Борисом. Боря не знал, насколько серьезными были его отношения с матерью. Он подумал, правда, что этот дядька может быть отцом его сестры, но напрямую спросить у матери не решился.