Коммодор Хорнблауэр

Под струей из помпы Хорнблауэр задохнулся и задрожал от холода. Пятнадцать лет он служил в тропиках и в Средиземноморье; не упомнить, сколько раз на него лили теплую воду. Балтийская вода, охлажденная льдами Ботнического и Финского заливов, талыми водами Одера и Вислы, всякий раз оказывалась неожиданно студеной. И все же она странно бодрила; он нелепо приплясывал под мощной струей, забыв – как всегда во время купаний – о приличествующем коммодору достоинстве. Шестеро матросов, под присмотром корабельного плотника чинившие разбитый ядром пушечный порт, поглядывали на него с удивлением. Двое у помпы и Браун с халатом и полотенцем наготове хранили серьезные мины – они знали, что коммодор их видит.

Внезапно струя иссякла. Перед коммодором стоял щуплый мичман. Мальчик только что откозырял; несмотря на торжественность момента – как-никак, он обращается к великому человеку, – глаза у него были круглые от изумления.

– В чем дело? – спросил Хорнблауэр. Он не мог ответить на приветствие.

– Меня прислал мистер Монтгомери, сэр. «Лотос» сигналит: «Парус под ветром», сэр.

– Очень хорошо.

Хорнблауэр выхватил у Брауна полотенце, но известие было слишком важное – не до вытиранья. Мокрый и голый, он взбежал по трапу, Браун бежал следом с халатом. Вахтенный офицер откозырял, как только Хорнблауэр появился на шканцах. Все было как в старой сказке: окружающие старательно не замечали, что коммодор – голый.

– Новый сигнал с «Лотоса», сэр. Преследуемый идет левым галсом, курсом ост-тень-норд и полрумба к осту.

Хорнблауэр подбежал к нактоузу и на глаз взял пеленг. С палубы видны были только марсели «Лотоса». Чей бы ни был неизвестный парус, его надо остановить и узнать новости. На шканцы, торопливо застегивая мундир, поднялся Буш.

– Капитан Буш, я побеспокою вас просьбой изменить курс на два румба вправо.

– Есть, сэр.

– «Лотос» опять сигналит, сэр. Преследуемый – трехмачтовый корабль. Вероятно, английский торговый.

– Очень хорошо. Поднимите все паруса, капитан Буш, пожалуйста.

– Есть, сэр.

По кораблю засвистели дудки. Четыреста человек побежали по вантам отдавать бом-брамсели и ставить лисели. Хорнблауэр профессиональным глазом наблюдал за ними. Команде недоставало сноровки; несмотря на крики вахтенного и понукания уорент-офицеров дело продвигалось чересчур медленно. Маневр еще был не закончен, когда с мачты донесся новый крик:

– Парус на правой скуле!

– Должно быть, тот корабль, который заметили с «Лотоса», – сказал Буш. – Эй, на салинге! Что видно?

– Корабль, сэр! Идет бейдевинд. Мы держим курс на него.

– Поднимите флаг, мистер Хёрст. Если корабль направляется к Зунду, сэр, он сменил бы галс, даже если бы не появился «Лотос».

– Да, – сказал Хорнблауэр.

Вахтенный мичман с подзорной трубой добежал по вантам до салинга, и оттуда донесся его пронзительный мальчишеский голос:

– Британский флаг, сэр!

Хорнблауэр вспомнил, что по-прежнему стоит мокрый и голый, по крайней мере, мокрый в тех местах, которые не обдувал ветер. Он только начал промакивать полотенцем эти укромные необсохшие уголки, как его вновь прервали.

– Вот он! – крикнул Буш. Над горизонтом, видимые с палубы, показались верхние паруса корабля.

– Возьмите курс, чтобы пройти от него на расстоянии окрика, пожалуйста, – сказал Хорнблауэр.

– Есть, сэр. Рулевой, румб вправо. Убрать лисели, мистер Хёрст.

Корабль, к которому они приближались, шел прежним курсом. Ничто в нем не вызывало подозрений, даже то, что при виде «Лотоса» он сменил галс.

– Лес из Южной Балтики, сэр, – сказал Буш, наведя подзорную трубу. – Уже видно груз на палубе.

Как почти на всех маленьких кораблях, идущих из Балтийского моря, у этого вдоль фальшбортов баррикадами громоздились штабеля бревен.

– Пожалуйста, поднимите сигналы для торговых судов, капитан, – распорядился Хорнблауэр.

Он смотрел, как на фалах корабля появился ответ.

– А… Т… числовой… пять… семь, сэр, – читал Хёрст в подзорную трубу. – Верные сигналы для прошлой зимы, а новых кодовых книг они еще получить не успели.

– Сигнальте лечь в дрейф, – приказал Хорнблауэр.

С задержкой не более чем естественной для торгового судна, где команда мала и никто не умеет толком читать сигналы, корабль обстенил грот-марсель и лег в дрейф. «Несравненная» быстро неслась к нему.

– Они поднимают желтый карантинный флаг, – внезапно доложил Хёрст.

– Очень хорошо. Пожалуйста, капитан Буш, положите корабль в дрейф.

– Есть, сэр. И, если не возражаете, я буду держать от них на ветре.

«Несравненная» обстенила марсели и привелась к ветру на расстоянии пистолетного выстрела от торгового корабля. Хорнблауэр поднял рупор.

– Что за корабль?

– «Мэгги Джонс» из Лондона. Одиннадцать дней как из Мемеля![6]

Кроме рулевого у штурвала на полуюте «Мэгги Джонс» было только два человека. Один, в белых парусиновых штанах и синем сюртуке, очевидно, капитан. Это он отвечал в рупор.

– Из-за чего карантинный флаг?

– Оспа. Семь больных на борту, двое умерли. Первый случай – неделю назад.

– Оспа, черт побери! – пробормотал Буш. Ему уже рисовалась ужасная картина оспы на его обожаемом корабле, где в невероятной скученности обитают девятьсот человек.

– Почему идете без конвоя?

– В Мемеле не было военных кораблей. Рандеву двадцать четвертого у Лангеланна. Сейчас идем к Бельту.

– Какие новости? – Хорнблауэр терпеливо выдержал всю предварительную часть разговора, прежде чем задать этот вопрос.

– Российское эмбарго по-прежнему в силе, но у нас лицензия.

– Швеция?

– Бог ее знает, сэр. Некоторые говорят, что она ужесточила эмбарго.

Из-под палубы «Мэгги Джонс» донесся странный приглушенный вой, едва различимый на «Несравненной».

– Что там у вас за шум? – спросил Хорнблауэр.

– Один из больных. Он в горячке, бредит. Говорят, на следующей неделе царь встречается с Бернадотом на конференции где-то в Финляндии.

– Есть какие-нибудь признаки, что Россия готовится к войне с Францией?

– В Мемеле я ничего такого не видел.

Горячечный больной, видимо, буйствовал не на шутку, ибо его крики долетали до Хорнблауэра даже против ветра. Неужто один человек способен производить столько шума? Крики больше походили на приглушенный хор. На Хорнблауэра волной нахлынули подозрения. Человек в белых штанах на полуюте «Мэгги Джонс» отвечал слишком четко, слишком по-военному. Флотский офицер вполне мог обсуждать вероятность грядущей войны так хладнокровно, шкипер торгового судна вложил бы в свои слова больше чувства. И шумит явно не один человек. Капитан вполне мог сообщить о встрече царя с Бернадотом для отвода глаза, чтобы Хорнблауэр не обратил внимания на крики. Что-то не так.

– Капитан Буш, – сказал Хорнблауэр, – отправьте туда шлюпку с абордажной командой.

– Сэр! – яростно запротестовал Буш. – Сэр, у них на борту оспа… сэр! Есть, сэр.

Невысказанные протесты Буша скончались в муках при взгляде на лицо коммодора. Он напомнил себе, что Хорнблауэр не хуже него знает, как опасно занести на корабль оспу. Второй взгляд на коммодора убедил Буша, что решение далось тому нелегко.

Хорнблауэр вновь поднес к губам рупор.

– Я отправляю к вам шлюпку! – крикнул он.

С расстояния в двадцать футов трудно определить, изменилось ли поведение человека, особенно если тот говорит в рупор, и все же Хорнблауэру показалось, что капитан вздрогнул. Определенно он немного помедлил, прежде чем ответить:

– Как вам угодно, сэр. Я предупредил про оспу. Вы можете прислать врача и медикаменты?

Именно это он должен был сказать. И все равно пауза была подозрительной, как будто он в замешательстве и спешно подыскивает уместный ответ. Буш стоял рядом со страдальческой миной, надеясь, что Хорнблауэр возьмет свое распоряжение назад, но тот молчал. По приказу боцмана вельбот подняли талями и спустили за корму. Мичман и гребцы нехотя спустились в шлюпку. Они бы храбро бросились на абордаж против вооруженного неприятеля, но мысль об ужасной болезни лишала их мужества.

6

Современная Клайпеда.