Мичман Хорнблауэр

Еще раз вытянули карты, Хорнблауэру снова выпало играть с Чоком. Первую партию они выиграли. Потом дважды выиграли их противники. Симпсон ликовал. В следующую сдачу Хорнблауэр чересчур смело прорезал[2], наказав себя с партнером на две взятки – Симпсон, с довольной ухмылкой, положил своего валета на десятку Хорнблауэра и тут обнаружил, что они с Колдуэллом все равно проиграли. Он с раздражением пересчитал взятки по второму разу, но их по-прежнему было только шесть. Хорнблауэр сдал и показал козыря. Симпсон зашел – как обычно с туза, лишив себя возможности перехватить ход. У Хорнблауэра были хорошие козыри и длинная трефа. Симпсон, что-то бормоча, разглядывал свои карты; невероятно, но он так и не усвоил, что, зайдя с туза, неизбежно вынужден будешь думать над следующим ходом. Наконец он решился и пошел. Хорнблауэр взял королем и тут же выложил козырного валета. К его радости, валет взял взятку, он пошел снова, и взятку взяла дама Чока. Чок пошел с козырного туза, и Симпсон с проклятием выложил короля. Чок пошел в трефу. У Хорнблауэра были в трефах марьяж и еще три карты, а Чок не зашел бы в трефу, будь она у него единственной. Хорнблауэр взял дамой: туз у Колдуэлла, если не у Чока. Хорнблауэр пошел с мелкой карты, все ответили в масть: Чок положил валета, а Колдуэлл – туза. Вышло восемь треф, а у Хорнблауэра их оставалось еще три, начиная с короля и десятки – три верных взятки с козырями для перехвата хода. Колдуэлл пошел с бубновой королевы, Хорнблауэр положил свою единственную бубну, Чок взял тузом.

– Остальные мои, – сказал Хорнблауэр, кладя карты.

– Как это? – спросил Симпсон, державший короля бубен.

– Пять взяток, – резко ответил Чок. – Мы выиграли.

– А я разве больше не возьму? – не унимался Симпсон.

– Я перебиваю козырем бубны или червы и беру три в трефах, – объяснил Хорнблауэр. Ему было ясно как дважды два, обычное окончание игры; он не понимал, что плохому игроку вроде Симпсона трудно запомнить колоду в пятьдесят два листа. Симпсон бросил карты.

– Что-то вы слишком много знаете, – сказал он. – Вы знаете карты с «рубашки».

Хорнблауэр сглотнул. Он понял, что наступает решительный миг. Еще секунду назад он просто с удовольствием играл в карты. Теперь перед ним стоял вопрос о жизни и смерти. Вихрь мыслей промчался в голове юноши. Несмотря на теперешний уют он явственно вообразил отчаянную тоску предстоящей жизни на «Юстиниане». Возникла возможность так или иначе покончить с этой тоской. Он вспомнил, что замышлял покончить с собой, и в сознании забрезжил план действий. Решение выкристаллизовалось.

– Это оскорбление, мистер Симпсон, – сказал он и обвел глазами Чока и Колдуэлла, вдруг ставших серьезными. Симпсон по-прежнему ничего не понимал. – Я требую сатисфакции.

– Сатисфакции? – поспешно произнес Чок. – Ну, ну. Мистер Симпсон просто погорячился. Я уверен, он объяснится.

– Меня обвинили в шулерстве, – сказал Хорнблауэр. – Тут так легко не объяснишься.

Он старался вести себя как взрослый, более того – как человек, сгорающий от возмущения. На самом деле возмущения он не испытывал, прекрасно понимая, в каком смятении рассудка Симпсон произнес свои слова. Но возможность представилась, и Хорнблауэр не собирался ее упускать. Теперь оставалось разыгрывать роль человека, которому нанесли смертельное оскорбление.

– Мало ли что можно сказать спьяну! – Чок твердо решил сохранить мир. – Мистер Симпсон, конечно, пошутил. Давайте потребуем еще бутылку и выпьем за дружбу.

– С удовольствием, – отвечал Хорнблауэр, подыскивая слова, которые сделали бы дело необратимым, – если мистер Симпсон немедленно, в вашем присутствии, попросит у меня извинений и признает, что говорил без оснований и в манере, недостойной джентльмена.

Говоря, он обернулся и с вызовом посмотрел Симпсону в глаза, метафорически размахивая красной тряпкой перед быком, чем и вызвал желаемый гнев.

– Извиниться перед тобой, молокосос?! – взорвался Симпсон. В нем заговорили одновременно уязвленная гордость и опьянение. – Никогда, черт меня подери!

– Вы слышали, джентльмены? – произнес Хорнблауэр. – Мистер Симпсон отказывается извиняться и продолжает меня оскорблять. Мне остается одно – требовать сатисфакции.

Два последующих дня, до прибытия Вест-Индского конвоя, Хорнблауэр и Симпсон под началом Чока вели странную жизнь дуэлянтов, вынужденных общаться перед поединком. Хорнблауэр тщательно (как делал бы в любом случае) исполнял любые приказы Симпсона; тот отдавал их, явно смущаясь. За эти два дня Хорнблауэр отшлифовал свою первоначальную идею. У него было время подумать, пока он обходил доки в сопровождении морского патруля. Он спокойно все взвесил – а отчаявшийся семнадцатилетний мальчик иногда может быть вполне объективен. Это было не сложнее, чем просчитывать шансы при игре в вист. Ничто не может быть хуже жизни на «Юстиниане», даже (это он решил давно) смерть. Здесь ему предоставляется возможность умереть легко, с дополнительным плюсом в виде шанса убить Симпсона. Тут мысли Хорнблауэра приняли другой оборот – идея, блеснувшая в мозгу, заставила его остановиться, так что патруль, не успев затормозить, налетел на него сзади.

– Простите, сэр, – сказал старшина.

– Ничего, ничего, – отвечал Хорнблауэр, глубоко погруженный в свои мысли.

Впервые он высказал свое предложение в беседе с Престоном и Данверсом, подштурманами, которых сразу по возвращении на «Юстиниан» пригласил в секунданты.

– Мы, конечно, согласны, – сказал Престон, с сомнением глядя на зеленого юнца. – Как вы собираетесь драться? Вы оскорбленная сторона и можете выбирать оружие.

– Я думал об этом с тех пор, как он меня оскорбил, – произнес Хорнблауэр, оттягивая время. Не так-то просто выложить подобную идею.

– Вы хорошо фехтуете? – спросил Данверс.

– Нет, – ответил Хорнблауэр. По правде сказать, он ни разу не держал в руках шпаги.

– Тогда пистолеты, – сказал Престон.

– Симпсон, наверное, хороший стрелок, – предположил Данверс. – Я бы сам перед ним не встал.

– Полегче, – поспешил Престон, – не пугай его.

– Я не боюсь, – ответил Хорнблауэр. – Я сам об этом думал.

– Вы об этом так спокойно говорите? – удивился Данверс.

Хорнблауэр пожал плечами.

– Может быть. Мне все равно. Но я думаю, шансы можно сблизить.

– Как?

– Их можно совсем уравнять, – начал Хорнблауэр, беря быка за рога. – Нам дают два пистолета, один заряжен, другой – нет. Мы с Симпсоном выбираем, не зная, какой заряжен. Встаем в ярде друг от друга и по команде стреляем.

– Господи! – воскликнул Данверс.

– По-моему, так нельзя, – сказал Престон. – Это значит, что одного точно убьют.

– Для того и дуэль, – возразил Хорнблауэр. – Если условия честные, возражений быть не должно.

– А вы не струсите? – засомневался Данверс.

– Мистер Данверс… – начал Хорнблауэр, но Престон вмешался.

– Хватит нам одной дуэли в нашей команде. Данверс просто хотел сказать, что сам бы на это не решился. Мы обсудим с Кливлендом и Хетером, посмотрим, что они скажут.

Через час предложенные условия дуэли стали известны всему кораблю. На беду Симпсона, у него не было на «Юстиниане» настоящих друзей. Секунданты Хетер и Кливленд не собирались отстаивать его интересы и, немного поломавшись для вида, приняли условия. Тиран мичманской каюты расплачивался за свою жестокость. В глазах некоторых офицеров читалось циничное удовольствие; часть офицеров и матросов смотрели на Хорнблауэра и Симпсона с тем любопытством, которое у некоторых вызывает смерть, – как если бы оба противника были приговорены к повешению. В полдень лейтенант Мастерс послал за Хорнблауэром.

– Капитан поручил мне провести расследование по поводу дуэли, мистер Хорнблауэр, – сказал он. – Мне поручено принять возможные меры к ее предотвращению.

– Да, сэр.

– Зачем настаивать на сатисфакции, мистер Хорнблауэр? Насколько я понимаю, дело в нескольких резких словах, произнесенных за вином и картами.

2

Прорезывать – класть карту, будучи вторым или третьим игроком, ниже старшей на руке, в надежде, что карты, могущие ее перебить, находятся у соседа справа. (Здесь и далее примечания переводчика.)