Дневная битва

Глухие удары сердца понудили ее вновь задышать ритмично, в согласии с центром. Вскоре тело расслабилось, и она сумела выступить из него вторично. Оставшись в вихре проблем и вопросов, она сочла их теперь похожими на летящий песок – помеху, которую можно проигнорировать.

Не издавая не звука, она встала в конец очереди най’дама’тинг, и на этот раз евнухи наскребли ей полную плошку. Она поела в тишине и вместе с другими девушками вернулась в Каземат.

«Найди свой центр!» За завтраком Мелан рыкнула на нее перед оплеухой. Инэвере почти захотелось, чтобы она повторила – исключительно ради припоминания чувства.

Что значит – найти свой центр? Что значит быть дама’тинг? Действительно ли эти женщины не чувствуют ничего, заглядывают в будущее и принимают решения, несущие жизнь или смерть мужчинам и женщинам, – и живут при этом, как Дамаджи, в роскошных дворцах и не знают ни в чем отказа?

По возвращении в Каземат дама’тинг предоставила девушкам заниматься своими делами, пока не померкнет меточный свет. Она затворила дверь и звучно щелкнула запорами. Инэвера пошла к своей койке, на которой оставила Эведжах’тинг.

Она не замечала Мелан, пока не обнаружила, что летит. Она крепко ударилась о пол, и вспышка боли вернула ее в чувство.

Вскинув взгляд, она уперлась руками, чтобы встать. Остальные девушки окружили их с Мелан, как в купальне. Старшая приблизилась.

Инэвера вздохнула. «Только не снова».

– Мне поручено преподавать тебе шарусак, – объявила Мелан. – Я не увижу Палаты Теней, пока ты не научишься!

Инэвера медленно пятилась и натолкнулась спиной на живое кольцо, кто-то выпихнул ее вперед.

– «Хвост скорпиона»! – крикнула Мелан, плавно нагнулась и обвила рукой бедра Инэверы, свою же ногу стремительно отвела назад, подняла по дуге и метко ударила ею в лицо.

Ошеломленная Инэвера опрокинулась навзничь. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и встать. Мелан осталась в той же позе.

– «Хвост скорпиона»! – скандировали девушки, становясь так же. – «Хвост скорпиона»! «Хвост скорпиона»!..

Инэвера сохранила ровное дыхание и с удивлением обнаружила, что не боится. Мелан собралась задать ей трепку, но сопротивляться бессмысленно. Вряд ли ей нанесут непоправимый ущерб, да и в любом случае делать нечего. Лучше пока стерпеть и научиться – чему получится.

Ее центр был крепок, когда она приняла позу «Хвост скорпиона» – устойчивую, несмотря на то что лицо стремительно покрывалось потом.

Мелан рассвирепела пуще прежнего – видимо, ждала слез и мольбы. Инэвера на миг пожалела ее. Кости, призвавшие Инэверу, метнула родная мать Мелан, наследница Кеневах. Что она думает доказать гневом и ревностью?

– «Увядший цветок»! – выкрикнула Мелан, ударив быстро и низко.

Закаменевшие пальцы ее правой руки вонзились Инэвере в живот.

Возникла тупая боль, Инэвера перестала чувствовать ноги и повалилась на пол.

– Важно знать не только как бить, – проговорила Мелан. – Надо понимать куда.

Не успела Инэвера восстановить контроль над телом, как Мелан опрокинула ее навзничь и прижала коленями руки, удерживая их в беспомощном и безопорном состоянии.

Она с силой вдавила костяшки указательных пальцев в виски Инэверы.

Через мозг словно проскочила молния. Перед глазами заплясали световые вспышки, Инэвера втуне дернулась, забыв о дыхании.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Мелан подалась назад и встала. Инэвера осталась лежать, дыша медленно, пока заново не обрела свой центр.

– «Увядший цветок», – повторяли девушки и плавно принимали нужную позу. – «Увядший цветок». «Увядший цветок»…

Инэвера поднялась на неверные ноги и скопировала движения.

– Это туннельная гадюка. – Кева показала най’дама’тинг стеклянный ящик.

Внутри, на присыпанном песком днище, лежал полый камень, и в той самой полости свернулась змейка с тускло-серыми чешуйками.

– Под солнцем нет твари опаснее.

Инэвера и остальные обрученные склонились, чтобы рассмотреть. Прошли месяцы, и дни приобрели своеобразную размеренность: начинались с шарусака и лечения раненых шарумов, после чего следовали уроки, которые иногда были общими с другими девушками ее лет, а иногда давались Кевой лишь для нее.

– Какая крохотная, – прошептала она.

– Не обманывайтесь, – предупредила Кева. – После яда туннельной гадюки удар скорпиона покажется нежным поцелуем. Один укус способен убить шарума за считаные минуты. Туннельная гадюка жалит быстро, отползает и ждет, когда жертва умрет. Она может позволить себе ожидание. Другие животные не едят ужаленных ею, иначе тоже погибнут от яда.

Рассказывая, Кева сняла крышку и закатала по локоть шелковый рукав. Она держала за хвост песчаную мышку. Та отчаянно пищала и извивалась, чуя беду. Кева уронила ее в гадючий ящик перед камнем.

Змея мгновенно развернулась и бросилась на мышь, но, как ни была проворна, Кева оказалась быстрее. Ее рука неуловимо для глаз схватила змею позади головы и вынула из ящика. Та поначалу забилась, но Кева держала крепко, ворковала над ней и поглаживала по голове, пока змея не успокоилась.

– Мы можем заставить гадюку обнажить клыки, если надавим на основание черепа.

Она нажала большим пальцем, и выдвинулись два кривых клыка, ранее прятавшиеся в своде пасти. На столе стоял стеклянный пузырек, прикрытый тонкой пленкой. Кева проткнула ее клыками.

– Мешочки с ядом расположены с обеих сторон головы, тут и тут, – показала она. – Если надавить, они опорожнятся в наш сосуд.

Она сделала, как сказала, и в пузырек упало несколько капель. После Кева вернула пленницу в стеклянный ящик, змея мигом свернулась и, медленно поводя головой, уставилась на мышь. Та вытаращилась в ответ, оцепенела вся, кроме носа, который с точностью повторял танец змеиной головы. Наконец змея нанесла удар, укусила только раз и втянулась в каменную пещеру, оставив мышь извиваться в песке. Через несколько секунд мышь затихла.

– Даже после дойки на клыках сохраняется яд, которого более чем достаточно, чтобы убить, – прокомментировала Кева, когда змея выскользнула из полости за добычей. Пасть приоткрылась, готовая заглотить мышь целиком. – Гадюка наестся, выспится, и завтра к этому времени ее мешочки снова наполнятся ядом.

Кева подняла пузырек, в котором яда и было-то капли три.

– Этого хватит, чтобы убить всех присутствующих. Кто скажет, как приготовить противоядие?

Несколько девушек подняли руки, но Инэвера успела первой.

Инэвера и другие девушки стояли на коленях, образовав кольцо вокруг горы подушек. Спины выпрямлены, взоры – внимательны. К най’дама’тинг присоединилось и несколько даль’тинг в черных головных платках – этих девушек прислали на учебу во дворец дама’тинг перед отправкой в великий гарем.

Кева сняла белые одежды, даже покрывало и капюшон. Под ними оказались прозрачные лосины, они обтекали ее голени и бедра, как лавандовый дым, и заканчивались ножными браслетами с мелодичными золотыми колокольцами над голыми ступнями. Накрашенные ногти были бледно-лиловыми, в тон одежде. Просвечивал и топ, свободный в области крепких грудей; стройная талия обнажилась, имея на себе лишь золотую цепочку, на которой висели черный бархатный мешочек с хора и фиал. Ничем не прикрытое лоно гладко выбрито, как и вся ее кожа; нетронутыми остались брови и густая грива черных волос, что ниспадали блестящими локонами и были забраны в золото. Незримым осталось только лицо: непроницаемая лиловая шелковая вуаль подчеркивала лавандовый цвет прозрачного наряда.

В задней части комнаты зазвучала ритмичная музыка в исполнении трио пожилых евнухов, вооруженных зурной, томбаком и кануном. Кева подала знак, подошел Хавель. На мускулистом теле евнуха не оказалось, как всегда, ничего, кроме золотых кандалов и шелковой набедренной повязки, которая свисала, как флаг, с огромного затвердевшего члена. Взгляды многих девушек, и в том числе Инэверы, устремились к нему, словно металл к магнетиту. Инэвера поежилась, чувствуя себя неуютно.