Страница 6 из 12
- Мне тоже приятно, когда ты меня купаешь, - признался я, - кроме тебя пока некому.
- Тошка, что тебе подарить на день рождения? – вдруг спросила Катя.
- Подари какую-нибудь игрушку. Спроси у Мая, чего у нас нет.
- Думаю, у вас всё есть! – засмеялась Катя, ставя меня на ноги, - Не пойму, ты уменьшаешься в росте, что ли?
- Что ты?! – засмеялся я, - Это ты растёшь! Я, надеюсь, остановился на возрасте десяти лет. Я попросил папу, чтобы не быть младше Альки! – прошептал я по секрету на ухо Кате, - Мне ведь нет даже семи лет!
- Маленький мой! – растроганно сказала Катя, вытирая меня насухо.
- Папа сказал, что, если в следующий раз я что-нибудь наделаю в рейде, он отдаст меня в детский сад, в подготовительную группу, - грустно сказал я, уткнувшись носом в плечо Кати.
- Ты уже знаешь, куда мы идём?
- Нет, - отрицательно мотнул я мокрыми волосами.
- Куда-то в Древнюю Грецию. – вздохнула Катя, вынося меня из ванной, - Одевайся, пошли пить чай.
Глава вторая.
Что было в Древней Греции.
…Зачем только я сказал, что мне двенадцать лет?! Все десятилетки побежали на море, купаться, а нас отправили в палестру, заниматься гимнастикой.
Здесь мы бегали, прыгали и занимались борьбой. Хорошо бегать нагишом, а вот бороться!
Попробуйте ухватить голого потного мальчишку, который выскальзывает из рук!
Знаете, греко-римскую борьбу? А здесь греческая борьба, то есть всё, чему я учился, всякие подножки и приёмы, запрещены, разрешены лишь силовые захваты и броски.
То есть, именно то, что мне не удавалось никогда. Зрители, расположившиеся в прохладных портиках, посмеивались надо мной, маленьким, худощавым и костлявым, непонятно как оказавшимся среди мускулистых мальчиков.
Зрители были довольно взрослыми мужчинами, приходившими посмотреть на спортивные игры мальчиков, подбодрить своих фаворитов. Понятно, что я не был в числе фаворитов ни у одного из мужчин, не то что мой товарищ, Трофим. Интересно, что его имя значило, «питомец».
Может быть, меня посадили бы к десятилеткам, если бы не моя опекунша, Климена. Она имела в городе немалый вес, была богатой и умной женщиной. Я так и не понял, был у неё муж, или нет, но дочка была, звали малышку Ия, она сильно ко мне привязалась, я тоже баловал её, когда возвращался из школы, измученный риторикой, грамматикой и математикой. Причём все тетрадки были глиняными, абак тоже не очень лёгкий, ещё мешочек с камешками…
И не смоешься никуда, водил меня в школу и из школы педагог, немолодой молчаливый раб. Мешок с моими тетрадками он носил вместо меня, зато у него была в руках палка, которой он, якобы, защищал меня от разбойников. На самом деле этой палкой он направлял мои стопы в школу вместо пляжа, в палестру и домой. Иногда я задумывался, кто из нас раб, особенно сейчас, в густую жару, когда я бегал по знойной площадке, а мой педагог сидел в тени портика, беседуя с другими педагогами.
- Я тебя, Трофим, на берегу, только так уделаю! – грозился я, в очередной раз вставая с пыльной площадки. Трофим только усмехался, снова легко укладывая меня на обе лопатки.
Мне надоело это издевательство, я вскочил и побежал от него. Трофим кинулся за мной, смеясь.
Догнав, он взвалил меня на плечо и понёс опять на борцовскую площадку.
- Трофим! – взмолился я, - перестань, я и так весь в синяках! Отнеси меня на берег! Остыть хочу.
- Ты думаешь, я не хочу? Надо упросить учителя Иллариона, чтобы провёл соревнования по плаванию. Ты хорошо плаваешь, Антоний?
- Конечно! – ответил я, сосиской свисая с широкого плеча друга. Трофим шлёпнул меня по голым ягодицам:
- Отдохнул? Давай ещё поборемся, и сбегаем на море.
- Тебе хорошо, а мой педагог опять отведёт меня домой.
- А ты отпросись у своей матушки.
- Матушка попросит посидеть с Ией.
- Возьми сестрёнку с собой.
- Можно попробовать, эта жара уже совсем невыносима! Я скажу, что у меня мозги расплавились.
- Вот-вот! Заодно поборешься со мной своим методом.
- Я лучше вон, с Зосимой, или Ксанфом. Учителя не зря назвали весельчаком, что поставил меня в пару с тобой, Трофим.
Закончив занятия, мы начали чистить друг друга скребками от пыли и грязи.
Я пыхтел и возмущался тем, что педагоги могли спокойно отвести нас на море, где мы могли бы хорошо помыться.
- Дело педагога отвести нас в школу, и привести обратно, а там уже родители решают, что ребёнку делать, - говорил мне прописные истины Трофим. Зосима и Ксанф тоже дружили с нами, мы жили в одном районе города и всегда ходили вместе.
- Я попробую отпроситься, - решил я, - учусь я неплохо, недавно рассказал Климене про пифагорейцев, ей понравилось. Помнишь, Илларион рассказывал?
- Помню что-то. Так ты отпросишься?
- Попробую. Если что, возьму сестрёнку с собой. Она хорошая, послушная, хлопот с ней не будет.
Мы надели хитоны и отправились домой. Солнце стояло ещё высоко, пекло прилично.
Когда мы с педагогом пришли домой, Климена уже была там, распоряжалась насчёт обеда.
- Мама! – обратился я к ней, - разреши мне пойти на море с ребятами.
- По тебе Ия соскучилась, - улыбнулась мне Климена. Моя опекунша была хороша собою, ей было лет двадцать пять, груди были высокие, она даже соски не подкрашивала, настолько красиво они смотрелись в разрезе хитона. Было жарко, Климена не надевала гиматий или хлайну, полупрозрачный хитон почти не скрывал её округлых форм.
- Я возьму её с собой, - решился я.
- Сейчас поедите и можете идти, - смилостивилась Климена.
Нам с Ией немолодая рабыня налила суп, с овощами, зато на настоящем мясном бульоне! Мы получили по лепёшке с мою ладонь, с десяток маслин на двоих и кувшин родниковой воды. В дополнение принесли два куска варёной рыбы.
Ия была маленькой девочкой пяти лет, но аппетит у неё был неплохим, мы кушали почти на равных.
Когда меня привели к Климене, Ия умирала. Меня представили, как сына бога, попросили присмотреть за мной, а я, в благодарность, поставлю малышку на ноги.
Богами в это время никого было не удивить, я легко излечил девочку через контур Силы, даже не поняв, что с ней было, и остался в доме Климены, как приёмный сын.
К счастью, девушка, или, что более применимо к этому времени, благородная женщина, не стала распространяться о моём происхождении, иначе я только и делал бы, что лечил больных и мошенников, тем более, что никто бы не платил, потому что брать плату за такие дела считалось позорным. Умение в эти века нельзя было превращать в ремесло.
Я всегда думал, что звание учителя в Древней Греции было почётно, потому что неграмотный гражданин не мог занять высокий пост, не мог сделать карьеру, не зная риторики, математики и грамматики.
Однако, несмотря на это, учитель, который брал за обучение плату, был, в глазах общества, лишь ремесленником, вроде горшечника. Учить почётным считалось, если учитель обучает бесплатно, как какой-нибудь заезжий философ, который делится своими изысканиями и открытиями.
Тем не менее нашего весёлого учителя нелегко было вогнать в уныние, особенно если его ученики старались приобрести знания. Илларион нередко говорил, что в школе должны присутствовать только два человека: один жаждет поделиться знаниями, другой так же жаждет их приобрести. Только на таких условиях возможно обучение. В других случаях это пустая трата времени, тогда лучше сразу надевать кожух и идти в горы, пасти коз.
Мы с друзьями прониклись и старательно учились. Я учился грамматике и риторике, потому что, понимая речь и разговаривая, читать и писать не умел, пришлось попотеть.
Покушав, мы с сестрёнкой подошли к маме, поблагодарили за обед и отпросились на море.
Я взял для сестрички покрывало, чтобы она не обгорела. Дома она не всегда играла на солнышке, а на море спрятаться было негде.
Ребята уже ждали меня. Трофим взял Ию на руки, и мы побежали бегом на песчаный пляж.