Хорнблауэр и «Атропа»

– Простите, сэр, я не могу прочесть это слово.

– Простите, сэр, мне начать с красной строки?

Это тоже способ кое-что разузнать о своих подчиненных, различить отдельных людей в том, что прежде представлялось безликой массой. Одним постоянно требовалась помощь, другие схватывали на лету. Один особенно тупой мичман написал несусветную чепуху.

– Черт возьми, – сказал Хорнблауэр, – неужели хоть один сумасшедший мог бы сказать такое, а тем более написать?

– Я так понял, сэр, – упорствовал мичман.

– Господи помилуй! – в отчаянии воскликнул Хорнблауэр.

Но у этого мичмана оказался самый красивый почерк, и Хорнблауэр поручил ему писать начало приказов:

«Корабль его величества “Атропа”, в Дептфорде

6 января 1806 года

Сэр!

Властью, данной мне Адмиралтейским советом…»

Другие продолжали с этого места, и так выходило быстрее. Наконец было написано девяносто приказов и их копии, к полуночи всё разослали. На каждую шлюпку и барку кое-как наскребли матросов и унтер-офицеров, а также питание для них. Всем отправили инструкции: «Вы проследуете семнадцатыми непосредственно за баркой Главнокомандующего военно-морскими силами в Hope и непосредственно перед баркой Благочестивой гильдии рыботорговцев».

В два часа пополуночи Хорнблауэр в последний раз увиделся с мистером Паллендером. Выйдя от него, он зевнул и решил, что сделал все. Нет, впрочем, надо произвести одну замену.

– Мистер Хоррокс, вы со мной и с телом отправитесь на первой барке. Мистер Смайли, вы будете командовать второй баркой, предназначенной для главного плакальщика.

Хоррокс был самым тупым мичманом, Смайли – самым толковым. Вполне естественно, что Хорнблауэр поначалу решил взять с собой Смайли, но, воочию оценив тупость Хоррокса, предпочел приглядывать за ним лично.

– Есть, сэр.

Хорнблауэру показалось, что Смайли рад вырваться из-под непосредственного надзора, и поспешил его огорчить:

– Вашими пассажирами будут четыре капитана и восемь адмиралов, мистер Смайли, – сказал он, – включая адмирала флота сэра Питера Паркера и лорда Сент-Винсента.

Радость Смайли мигом улетучилась.

– Мистер Джонс, я попрошу вас к шести часам утра прислать баркас с матросами к Гринвичскому причалу.

– Есть, сэр.

– А сейчас спустите, пожалуйста, мою гичку.

– Есть, сэр.

– До пяти я буду в «Георге». Посыльных отправляйте туда.

У Хорнблауэра оставались и семейные дела: Марии совсем скоро рожать.

Резкий западный ветер свистел в такелаже. Порывистый, отметил про себя Хорнблауэр, выходя на палубу. Если ветер не стихнет, барками нелегко будет управлять. Хорнблауэр спустился в гичку.

– К Дептфордскому пирсу, – приказал он рулевому и поплотнее закутался в плащ – после жаркой от свечей, ламп и множества людей каюты ему стало холодно. Он прошел по пирсу и постучался в гостиницу. Окошко рядом с дверью слегка светилось, в его комнате наверху тоже горел свет. Дверь открыла хозяйка.

– А, это вы, сэр. Я думала, повитуха. Я только что послала Дэви за ней. Ваша супруга…

– Дайте пройти, – сказал Хорнблауэр.

Мария в халате ходила по комнате. Горели две свечи, и тени от балдахина над кроватью зловеще двигались по стене. Хорнблауэр вошел.

– Милый! – воскликнула Мария.

Хорнблауэр обнял ее.

– С тобой все в порядке, дорогая? – спросил он.

– Да, н-надеюсь… Это только что началось, – сказала Мария.

Они поцеловались.

– Милый, – сказала Мария, – какой ты добрый, что пришел. Я… я так хотела видеть тебя, пока… пока не пришло время.

– Доброта тут ни при чем, – ответил Хорнблауэр. – Я пришел просто потому, что хотел прийти. Я хотел тебя видеть.

– Но ты так занят. Ведь процессия сегодня?

– Да, – сказал Хорнблауэр.

– И сегодня же родится наш ребенок. Девочка, дорогой? Или еще один мальчик?

– Скоро узнаем, – сказал Хорнблауэр. Он знал, кого хочет Мария. – Кто бы это ни был, мы будем любить ее – или его.

– Будем, – сказала Мария.

Это слово она выговорила с заметным усилием, лицо ее напряглось.

– Как ты, дорогая? – озабоченно спросил Хорнблауэр.

– Всего лишь схватка. – Мария улыбнулась, но Хорнблауэр отлично знал, что улыбка ее вымученная. – Пока они еще идут редко.

– Как бы я хотел тебе помочь! – сказал Хорнблауэр, повторяя то, что говорили до него бесчисленные миллионы отцов.

– Ты помог мне уже тем, что пришел, милый, – ответила Мария.

В дверь постучали, и вошла хозяйка с повитухой.

– Ну, ну, – сказала повитуха. – Значит, началось?

Хорнблауэр внимательно оглядел ее. Она была не особенно опрятна, но, по крайней мере, трезва, и щербатая улыбка казалась доброй.

– Мне надо осмотреть вас, мэм, – сказала повитуха и прибавила: – Джентльмену придется выйти.

Мария взглянула на мужа, изо всех сил стараясь держаться бодро.

– Мы скоро увидимся, – сказал Хорнблауэр с таким же усилием.

Он вышел из спальни, и хозяйка тут же принялась хлопотать.

– Может, выпьете бренди, сэр? Или стаканчик рому, горяченького?

– Нет, спасибо.

– Молодой джентльмен спит. С ним одна из служанок, – объяснила хозяйка. – Он не плакал, совсем не плакал, когда мы сносили его вниз. Такой хорошенький мальчуган, сэр.

– Да, – кивнул Хорнблауэр. Вспомнив о сыне, он улыбнулся.

– Вам лучше пройти в гостиную, сэр, – сказала хозяйка. – Огонь в очаге еще не погас.

– Спасибо, – ответил Хорнблауэр и взглянул на часы. – Господи, как время бежит.

– С вашей супругой все будет хорошо, – сказала хозяйка с материнской нежностью. – Ручаюсь, это будет мальчик. Я сразу определила – по форме живота.

– Может быть, вы правы, – ответил Хорнблауэр и опять взглянул на часы.

Пора одеваться.

– Теперь я вот о чем попрошу вас, – сказал он и замолчал, пытаясь отвлечься от мыслей о Марии и от одолевшей его усталости. Потом начал, загибая пальцы, перечислять, что нужно принести из спальни. Черные панталоны и чулки, эполет, парадную треуголку, шпагу и траурную повязку.

– Я все принесу, сэр. Можете переодеться здесь – в такое время никто вас не побеспокоит.

Хозяйка ушла и вернулась с охапкой одежды.

– Надо же, совсем вылетело из головы, что сегодня похороны, сэр, – сказал она. – Всю прошлую неделю только о них и говорили. Вот ваши вещи, сэр.

Она внимательно посмотрела на Хорнблауэра.

– Вам стоит побриться, сэр. Если ваша бритва на корабле, можете взять у моего мужа.

Кажется, стоит упомянуть о детях, в каждой женщине просыпается мать.

– Очень хорошо, – сказал Хорнблауэр.

Он переоделся и снова поглядел на часы.

– Мне пора уходить. Не могли бы вы узнать, можно мне зайти к жене?

– Я и так вам скажу, что нельзя, – ответила хозяйка. – Вы бы только слышали…

Видимо, чувства Хорнблауэра ясно отразились на его лице, потому что хозяйка поспешно добавила:

– Через час все кончится, сэр. Не могли бы вы подождать?

– Подождать? – повторил Хорнблауэр, снова глядя на часы. – Нет, не могу. Я должен идти.

Хозяйка от свечи на камине зажгла его фонарь.

– Боже милостивый, – сказала она. – Вы прямо как картинка. Но на улице холодно.

Она застегнула верхнюю пуговицу его плаща.

– Не хватало вам простудиться. Ну вот. Главное, не волнуйтесь.

Хороший совет, думал Хорнблауэр, шагая вниз к реке, но самому лучшему совету иногда нелегко последовать. Он увидел свет на шлюпке у причала и какое-то шевеление в ней. Видимо, команда гички поручила кому-то одному поджидать капитана, остальные же примостились вздремнуть, где придется. Им, конечно, тесно и неудобно, но все равно лучше, чем ему. Хорнблауэр, дай ему такую возможность, заснул бы на ватерштаге «Атропы». Он шагнул в гичку.

– Вниз по реке, – приказал он рулевому.

На Гринвичской набережной было совершенно темно, январский рассвет еще не думал начинаться. Устойчивый ветер дул с запада. Днем он, вероятно, усилится. На набережной Хорнблауэра остановил громкий окрик.