Ледовый барьер

— Идёшь вниз, да, дядя?

— Мне понадобится твоя помощь, — кивнув, сказал Глинн.

— Для того-то я и здеся.

Они ступили на край помостков. Под ними лежал камень, его верхушку обрамляла сеть, сверху прикрытая пластиковым брезентом. Метеорит купался в тусклом свете аварийных огней. Этот отсек трюма по-прежнему замечательно держался, оставаясь сухим. Потрясающий корабль. Весь секрет — в тройном корпусе. Даже покрытый брезентом, метеорит выглядел великолепно, — эпицентр всех их тревог и надежд. Он лежал в гнезде в точности как и прежде, и Глинн знал, что там он и останется.

Затем взгляд Глинна упал ниже, на подпорки и брусья. Надо признать, они серьёзно повреждены: согнутые перекладины, проломы в конструкции, срезанный металл. Поперечные кронштейны сети у дна резервуара были густо усыпаны переломанными заклёпками, обрывками цепей и обломками дерева. Глинн слышал остаточные трески и стоны. Но в основном сеть оставалась нетронутой.

Однако лифт оказался сломан. Глинн принялся карабкаться вниз.

Корабль поднялся, снова кренясь.

Глинн выпрямился и затем продолжил спуск. Это заняло больше времени, чем он предполагал, и к тому времени, когда достиг дна, Глинн ощущал себя скорее в горизонтальном, чем в вертикальном положении — распластался на лестнице, а не спускался по ней. Уцепившись локтем за перекладину, он выжидающе остановился. Теперь он видел под брезентом красные бока метеорита. Звуки в трюме продолжали нарастать, подобно адской симфонии страдающего металла, но они не значат ничего. Ближе к вершине волны Глинн вытянул из кармана часы и, оценивая крен на глаз, подержал их на вытянутой руке, заставив болтаться на цепочке. Двадцать пять градусов; намного ниже критического угла.

Глинн услышал неясный бормочущий, стонущий шум, и массивная кроваво-красная кривая метеорита, казалось, шевельнулась. Корабль кренился дальше, и метеорит двигался с ним, до тех пор пока Глинн уже не был так уверен, судно ли движет камень, или наоборот. Теперь метеорит казался подвешанным на краю гнезда, готовый соскочить вниз. Раздался треск, звук раскалывающегося дерева. Двадцать семь градусов. Двадцать восемь.

Корабль задрожал, остановился и принялся выправляться. Глинн с облегчением выдохнул. Двадцать восемь градусов. В пределах допустимого. С чудовищным содроганием метеорит упал обратно в гнездо. Шумы металла резко смолкли. Вой ветра и гул воды снаружи корпуса стихли — корабль спускался.

Глинн внимательно осмотрел резервуар. Что действительно необходимо, так это укрепить цепи, непосредственно прилегающие к метеориту. Их конструкция позволяет сделать это в одиночку, используя моторный помощник, «конвой», прикреплённый к каждому узлу. Глинн удивился тому, что Гарза этого до сих пор не сделал.

Глинн быстро вскарабкался на главный узел и включил «конвой». Лампочка на нём загорелась — инструмент в полном порядке, ну ещё бы!

Корабль продолжал опускаться к подножию волны, давая ему возможность работать в тишине и спокойствии.

Глинн передвинул на машинке передний рычаг и с удовлетворением отметил, что большие цепи с резиновым покрытием снова натянулись, хотя до этого свисали свободно. Почему Гарза этого не сделал? Причина слишком ясна: он запаниковал. Глинн на мгновение почувствовал разочарование в своём доверенном управляющем по конструкциям. Это совсем не похоже на Гарзу; вообще не похоже! Столько их отвернулось от Глинна, но, по крайней мере, сам он не подвёл никого!

Цепи затянулись, и Глинн повернулся к Паппапу.

— Дай-ка мне вон ту коробку, — сказал Глинн, показывая на ящик с инструментами, оставленный командой Гарзы.

Корабль приподнялся, начал крениться; цепи натянулись. И затем, с резким треском, они ослабли. В тусклом свете Глинн внимательно в них всмотрелся. Теперь он видел, что, на самом-то деле, Гарза уже пытался сделать это. Рычаги помощника были ободраны, а четырёхдюймовая стальная головка храповика срезана напрочь. «Конвой» бесполезен.

«Рольвааг» начал подниматься. И затем Глинн услышал сверху голос. Вытянувшись из сети, он устремил взгляд к потолку.

Салли Бриттон шагнула из люка на помостки. Она держалась с тем же природным достоинством, который произвёл на него такое мощное впечатление в тот самый миг, когда он увидел её в первый раз, и она спускалась по залитым солнцем ступенькам. Казалось, то было годы и годы назад. Сердце Глинна неожиданно ёкнуло. Салли поменяла мнение: она остаётся с кораблём!

Бриттон была вынуждена остановиться на время длинного, натужного крена. Они смотрели друг на друга, пока метеорит дёргался в гнезде, а корабль визжал от боли. Когда это закончилось, она крикнула ещё раз:

— Эли! Корабль сейчас переломится!

Глинн почувствовал дикое разочарование; в конце концов, она осталась при своём мнении. Но она отвлекает его внимание. Глинн снова сконцентрировался на гнезде. Теперь ему стало очевидно: можно запереть камень, затянув болт на цепи у верхушки метеорита. А это значит, что придётся прорезать брезент. Простое действие, от него не требуется сверхъестественных усилий — всего-то затянуть вручную шестидюймовый болт. Глинн принялся карабкаться по ближайшей цепи.

— Эли, пожалуйста! Для нас оставили шлюпку. Бросай камень, пойдём со мной!

Глинн подтянулся повыше, за ним следовал Паппап с ящиком для инструментов. Глинн должен сконцентрироваться на самом важном и не отвлекаться на ненужные детали.

Достигнув верхушки метеорита, он с удивлением увидел в брезенте небольшой разрез. Болт под разрезом оказался незатянут, как он и ожидал. Когда «Рольвааг» принялся выбираться из ямы и крениться в очередной раз, Глинн приладил ключ к гайке, удерживая болт вторым ключом, и попытался её повернуть.

Ничто не шевельнулось. Он не понимал — просто не мог представить — под каким громадным, под каким ужасающим давлением находится болт.

— Держи вот этот ключ, — произнёс он.

Паппап повиновался, обхватывая стальной инструмент жилистыми руками.

Корабль продолжал крениться.

— Эли, давай вернёмся на мостик, — продолжала Бриттон. — Может быть, у нас ещё есть время на то, чтобы открыть люк. Может, мы ещё останемся в живых.

На какой-то миг Глинн бросил взгляд наверх, отрываясь от сражения с болтом. В её голосе не слышалось мольбы — иначе то была бы не Салли Бриттон! В её голосе Глинн слышал терпение, благоразумие и совершеннейшую убеждённость в своих словах. Что достойно сожаления.

— Салли, — сказал он. — Единственные, кто погибнет — те идиоты в спасательных шлюпках. Если ты останешься здесь, то выживешь.

— Я знаю корабль, Эли, — просто ответила она.

Стоя на коленях, согнувшись над верхним болтом, Глинн старался повернуть гайку. Кто-то явно пытался сделать это до него: на металле виднелись свежие отметины. Когда корабль накренился, он почувствовал, как метеорит сдвинулся, и схватился крепче, сомкнув ноги на звеньях цепи. Глинн старался как мог, но гайка не вращалась. Задыхаясь, он перехватил ключ поудобнее.

Корабль продолжал крениться.

Наверху, в темноте, Бриттон продолжала говорить, её голос звучал громче всех прочих звуков.

— Эли, я хотела бы с тобой поужинать. Я знаю о поэзии не слишком много, но всем, что знаю, могла бы с тобой поделиться. Я бы хотела поделиться с тобой всем.

Метеорит содрогнулся, и Глинн ухватился обеими руками, когда метеорит наклонился вместе с кораблём. Вокруг свисали канаты, пристёгнутые к пластинам, обрамляющим резервуар, и, чтобы не упасть, он быстро обвязал вокруг пояса один из них. И затем вернулся к ключу. Повернуть его на четверть оборота — вот и всё, что нужно. Теперь корабль двигался медленнее, и Глинн снова схватился за ручку ключа.

— И я могла бы полюбить тебя. Эли…

Глинн внезапно остановился и уставился на Бриттон. Она попыталась сказать что-то ещё, но её голос заглушил возросшие визги измученного металла, которые бешеным эхом отдавались в огромном помещении. Всё, что он видел — её фигурку на помостках, сверху. Из её золотых волос куда-то подевались заколки, и теперь они спокойно свисали с плеч, светясь даже в этом тусклом освещении.