Убийца Войн

– Цветы не зло при условии, что остаются там, где Остр их посадил, – возразила Мэб, добавляя в стряпню пряную траву. – Нам нельзя возвеличиваться за счет красот Остра.

– От цветка я важнее не становлюсь.

– Да неужели? – спросила Мэб, ссыпая траву, огурцы и лук в кипящий котел. Она постучала по нему ножом, прислушалась, кивнула и полезла под стойку за новой порцией овощей. – Скажи кому другому, только не мне, – продолжила она оттуда, и голос ее зазвучал приглушенно. – Ты правда думаешь, что не притягиваешь к себе внимание, когда расхаживаешь по городу с цветком?

– Это только потому, что город такой унылый. Будь вокруг хоть немного красок, цветка никто бы и не заметил.

Мэб выбралась из-под стойки с ящиком всевозможных клубней.

– Ты хочешь, чтобы здесь все разукрасили, как в Халландрене? Может, начнем приглашать пробуждающих? Как ты на это смотришь? Когда какой-нибудь дьявол будет высасывать из детей души, душить людей их собственной одеждой? Поднимать из могил покойников и привлекать к дешевому труду? Приносить в жертву женщин на нечестивых алтарях?

Сири почувствовала, что от страха у нее чуть побелели волосы. «Прекратить!» – подумала она. Но волосы были себе на уме и отзывались на внутреннее состояние.

– Про жертвенных дев – это пустая болтовня, – сказала Сири. – На самом деле там ничего подобного не бывает.

– Болтают не зря.

– Да, старухи зимой у камина. По-моему, нам нечего бояться. Пусть в Халландрене делают что хотят. Меня это устраивает, лишь бы нас не трогали.

Мэб шинковала клубни, не поднимая глаз.

– Мэб, есть договор, – напомнила Сири. – Отец и Вивенна позаботятся о нашей безопасности, и Халландрен оставит нас в покое.

– А если нет?

– Оставит. Тебе нечего бояться.

– У них и войска лучше, – заметила Мэб, не поднимая глаз и продолжая шинковать, – и сталь, и больше еды, и эти… вещи. Вот народ и беспокоится. Ты, может быть, и нет, а люди разумные…

Слова стряпухи было трудно пропустить мимо ушей. Мудрость Мэб не ограничивалась приправами и супами, но и нервничала она часто попусту.

– Мэб, ты напрасно беспокоишься. Вот увидишь.

– Я говорю одно: принцесса выбрала неудачное время, чтобы бегать с цветами, выделяться и гневить Остра.

Сири вздохнула.

– Ладно, – сказала она, бросая последний цветок в сотейник, – теперь мы выделимся скопом.

Мэб замерла, затем закатила глаза, шинкуя корешок.

– Должно быть, это был ванавель?

– Конечно, – ответила Сири, принюхиваясь к пару. – Не буду же я портить хорошее блюдо. И повторяю: ты паникуешь зря.

Мэб шмыгнула носом.

– На, – протянула она нож. – Займись-ка делом. Надо нарубить корешков.

– А отцу не показываться? – спросила Сири, принимаясь за кривой корешок ванавеля.

– Он отошлет тебя сюда и в наказание заставит работать в кухнях, – ответила Мэб, снова стукнув ножом по котлу.

Она твердо верила, что звук говорит о готовности блюда.

– Да поможет мне Остр, если отец прознает, что мне здесь нравится.

– Ты просто любишь быть поближе к еде, – сказала Мэб, выуживая и выбрасывая цветок Сири. – Тебе все равно к нему нельзя. Он совещается с Ярдой.

Сири ничего не ответила, молча продолжила резать, однако ее волосы побелели от волнения. «Отцовские совещания с Ярдой обычно затягиваются на часы, – подумала она. – Зачем торчать тут без дела и ждать, когда он освободится…»

Мэб отвернулась на секунду, а когда посмотрела вновь, Сири уже выскочила за дверь и устремилась к королевским конюшням. Через считаные минуты она уже галопом неслась от дворца, одетая в любимый коричневый плащ, дрожа от восторга и превращаясь в совершенную блондинку. Добрая прогулка верхом – отличный способ завершить день.

В конце концов наказание наверняка будет тем же.

Король Идриса Деделин положил письмо на стол. Он успел на него насмотреться. Настало время решать, посылать ли на смерть старшую дочь.

Несмотря на приближение весны, в его палате стоял холод. Тепло было редкостью на Идрийских Высотах; его жаждали и ему радовались, оно же лишь ненадолго задерживалось каждое лето. В покоях было еще и пусто. В простоте заключалась красота. Кичиться богатством не имел права даже король.

Деделин встал и посмотрел в окно на двор. По мировым стандартам дворец маловат – всего один этаж с заостренной деревянной крышей и осадистыми каменными стенами. Однако по меркам Идриса он был велик и граничил с роскошью. Это считалось простительным, поскольку дворец служил также залом собраний и деловым центром всего королевства.

Король краем глаза видел генерала Ярду. Здоровяк стоял в ожидании, заложив руки за спину, его густая борода была перевязана в трех местах. Больше в палате не было никого.

Деделин снова взглянул на письмо. Ярко-розовая бумага казалась каплей крови на снегу. В Идрисе не водилось ничего розового. Однако в Халландрене – мировом центре красок – такие безвкусные тона считались в порядке вещей.

– Итак, дружище? – спросил Деделин. – Дашь ли ты мне совет?

Генерал Ярда покачал головой:

– Ваше величество, приближается война. Я чувствую ее дыхание в ветрах и читаю о ней в донесениях шпионов. Халландрен продолжает считать нас мятежниками, а наши северные пути слишком заманчивыми. Он нападет.

– Тогда мне незачем ее посылать, – произнес Деделин, снова глянув в окно.

Двор кишел людьми в плащах и шубах, пришедшими на рынок.

– Войну нам не остановить, ваше величество, – сказал Ярда. – Но… мы можем ее отсрочить.

Деделин повернулся к нему.

Ярда шагнул вперед и заговорил мягко:

– Время нынче плохое. Наши войска еще не оправились от осенних набегов Вендиса, а после зимних пожаров в зернохранилище… – Ярда снова покачал головой. – Мы не можем позволить себе летнюю оборонительную войну. Наш лучший союзник против Халландрена – снег. Мы не можем допустить, чтобы конфликт развился на их условиях. Иначе нам всем конец.

Прозвучало разумно.

– Ваше величество, – сказал Ярда, – они и рассчитывают, что мы нарушим договор, дав повод к нападению. Если мы сделаем первый шаг, они ударят.

– Если мы соблюдем договор, они все равно ударят, – возразил Деделин.

– Но позднее. Может быть, через несколько месяцев. Вы знаете, насколько медлительна политика Халландрена. Если мы выполним условия, начнутся дебаты и прения. Если они затянутся до снега, мы выиграем время, в котором так остро нуждаемся.

Все это имело смысл. Жестокий, откровенный смысл. Долгие годы Деделин тянул время и наблюдал, как халландренский двор становился все более агрессивным. Из года в год звучали призывы задать жару «мятежным горцам-идрийцам». И с каждым годом эти голоса приумножались и делались громче. Мирная политика Деделина ежегодно сдерживала войска. Наверное, он надеялся, что вожак повстанцев Вахр и его единомышленники из Пан-Каля отвлекут внимание Халландрена от Идриса, но Вахра схватили, его так называемое войско рассеялось. Но Халландрен не отвлекся, а только больше сосредоточился на врагах.

Мира не сохранить. Не с урожаями Идриса, не с его соблазнительными торговыми путями. Не при нынешнем выводке халландренских богов, которые казались куда безумнее предшественников. Он все это знал, но понимал и то, что нарушение договора будет глупостью. Когда живешь в логове зверя, бестию лучше не злить.

Ярда встал рядом с ним у окна и выглянул, облокотившись о раму. Он был суровым уроженцем страны с лютыми зимами. Но также лучшим человеком, какого знал Деделин; глубоко в душе король мечтал выдать Вивенну за генеральского сына.

Вздор. Деделин всегда понимал, что этот день настанет. Он лично составил договор, по которому требовалось выдать дочь за Бога-короля. Халландрен нуждался в дочери королевской крови, чтобы возродить в своей монархии традиционную кровную линию. Именно этого давно домогались растленные и тщеславные жители равнин, и только этот отдельный пункт договора сберег Идрису последние двадцать лет.