Страница 105 из 108
Известие о прорыве фронта вражеской обороны в восточных районах Белоруссии было воспринято нами как сигнал к переезду. 9—10 июля наш «гарнизон» направился к границам Брестчины.
Антополь — первый райцентр области. Он был мало разрушен, видимо, захватчикам приходилось убираться отсюда в большой спешке. На площади царило оживление. У здания райкома партии — большая группа партизан. Т. Ф. Субботин прибыл сюда прошедшей ночью и уже, что называется, с головой окунулся в работу. До войны он был первым секретарем этого же райкома.
Нас обступили работники и буквально забросали вопросами. Пришлось рассмотреть вопрос о кадрах. Условились всех учителей, врачей, агрономов и других специалистов из партизанского отряда оставить в районе. Всех председателей сельских Советов, избранных еще до войны и участвовавших в партизанском движении, восстановить в прежних правах и направить на места. За этой работой мы не заметили, как день склонился к вечеру. Надо было торопиться, чтобы засветло попасть в Кобрин. Провели небольшое совещание с работниками, которые направлялись во все населенные пункты, чтобы провести там собрания и восстановить все низовые органы Советской власти. Райисполком подготовил постановление об отмене всех законов, установленных оккупантами.
Кобрин. На улицах — военные и гражданские, партизаны с красными ленточками в петлицах пиджаков и на головных уборах. Главная магистраль — московское шоссе — загружена войсками, идущими на запад. Хотя это был уже прифронтовой город, но, казалось, никто не обращал внимания на это, никто не думал о возможности налета вражеской авиации.
На площади только что приведен в исполнение приговор военного трибунала — повешен один из фашистских головорезов.
Прибыл секретарь райкома С. С. Плянто. Из райкома разошлись только под утро. А утром провели такое же совещание, как и в Антополе.
На следующий день мы получили шифровку от Сикорского. Он сообщал, что ожидает нас в своем лагере под Ивацевичами. Решили поехать туда, а потом во все освобожденные районы области. До войны расстояние между Кобрином и Ивацевичами на машине преодолевалось максимум за 2–3 часа. Теперь же другое дело. Фашисты, отступая, во многих местах разрушили не только мосты, но и полотно дороги. Часто приходилось пробираться по обочинам шоссе и проселкам. На переправах, наспех построенных нашими войсками, много сутолоки.
Но вот мы и в Березе. Невольно вспомнился первый день войны, когда я с группой обкомовских товарищей въезжал в этот город, охваченный пламенем пожаров. Он и сейчас лежал в руинах.
До Ивацевичей от Березы рукой подать. После короткого отдыха в Ивацевичах мы поспешили в лес и, несмотря на все трудности в дороге, довольно быстро добрались до партизанской зоны. Места, где мы оказались, были священными для населения области: здесь все годы существовала Советская власть.
За несколько километров от лагеря нас встретили представители, посланные нам навстречу Сергеем Ивановичем. Остальной путь предстояло пройти пешком. Пробираясь едва заметными тропами, которые знали только наши проводники, часов в пять вечера мы добрались до лагеря. Нас встретила многоголосая масса партизан. Сикорский и Афанасьев[78] не шли, а бежали навстречу. Дружеские объятия и горячие поцелуи. Как мы ни устали за эти дни, было решено тотчас выехать в освобожденные районы. Условились, что мы с Сикорским поедем в Коссово, а Афанасьев останется в штабе. Надо было завершить расформирование отрядов.
…В Коссове уже шла деятельная работа. Председатель райисполкома — командир партизанской бригады им. Чапаева Федя Баранов, лихой командир Красной Армии. Секретарь райкома П. Г. Ковалев — комиссар партизанской бригады им. Дзержинского. Их Сергей Иванович направил сюда заранее.
Заночевать пришлось в Ружанах, а на следующее утро мы были уже в Пружанах. Здесь секретарь райкома партии С. Ф. Потеруха, в прошлом не один год просидевший в тюрьме за революционную борьбу против польской буржуазии, рассказал нам об обстановке.
В поселке Беловежа в основном сохранился крупный лесозавод. Но во время отступления фашисты подожгли многие дома, пепелища которых еще дымились. Сожжен дотла и Беловежский дворец. Мы думали из Беловежи поехать прямо в Каменец, а потом в Брест. Но под Каменцом и Брестом еще шли бои. Пришлось возвратиться в Пружаны. По пути заехали в райцентр Шерешево.
Пружаны выглядели, как военный лагерь. На улицах стояли грузовики, танки.
От военных товарищей мы узнали, что шоссе в направлении Жабинки свободно, но ненадежны еще переправы. Поэтому в Жабинку выехали утром 26 июля на лошадях. В Жабинке встретили всех районных руководителей во главе с первым секретарем райкома партии В. А. Петровым. В райкоме три комнаты забиты до отказа партизанами. По существу, это было первое официальное заседание райкома и райисполкома с руководящими работниками. Тов. Петров в довоенное время работал в одной из центральных областей Российской Федерации. В Белоруссию попал в качестве комиссара 8-й партизанской бригады, которой командовал полковник С. Г. Жунин. Эта бригада была переправлена через линию фронта под Витебском и своими рейдами по тылам противника причинила врагу немало беспокойств. Затем она всем составом была направлена в западные области Белоруссии и таким образом оказалась в Брестской области.
Идем по поселку. Всюду видим груды развалин. «А что осталось от красивых улиц нашего Бреста?» — думалось невольно.
Ночевали в Жабинке. Но спать почти не пришлось. Со стороны Бреста доносился гул артиллерийской канонады. К утру немного стихло, а потом снова заработала артиллерия.
Утром 28 июля двинулись в путь: кто на автомашинах, кто на партизанских повозках, кто верхом на лошадях, а многие пешком. Шоссе во многих местах разрушено, забито транспортом и танками. Долго стояли и у переправ, наспех сооруженных саперами. Километрах в десяти от Бреста нас остановил военный патруль. На окраине города — другой. Порядок есть порядок.
Семнадцать часов. Въезжаем на Московскую улицу. До войны это была улица-парк — широкая, зеленая, веселая. По ней проходит шоссе Москва — Варшава. Теперь мы въезжали в пустынную, неприветливую, обезображенную улицу. Полное безлюдье, запустение, тишина. Груды щебня и пепла, обгоревшие доски и бревна. Во многих местах пожар еще продолжается. От едкого дыма першит в горле. Здание городского почтамта смотрит на нас пустыми опаленными проемами окон. Из них валит густой дым.
Главная магистраль города — проспект 17 сентября (сейчас улица Ленина). Здесь та же картина. Некоторые здания улицы были разрушены еще 22 июня 1941 года. На руинах этих домов вырос бурьян. Дом спорта разбит. От здания театра остались обгоревшие стены, в которых зияют огромные пробоины.
От сердца немного отлегло, когда мы увидели, что с внешней стороны здания областной больницы и обкома партии и все другие здания этого участка улицы невредимы. Только фасад здания обкома обезображен грязно-зеленой маскировочной краской. Даже плакучие ивы, клены, посаженные нами еще в 1939 году, уцелели. Парадная дверь закрыта. На ней надпись: «Мины». Такая же надпись и во дворе. Однако желание узнать, в каком состоянии находится здание, оказалось сильнее этого предостережения. Зашли вовнутрь. Центр здания пробит бомбой. Лестница завалена. По остаткам разбитой мебели, по грудам бинтов, пузырьков, по характерному больничному запаху мы догадались, что у гитлеровцев здесь был госпиталь. Последнее время он, видимо, был так переполнен, что раненые размещались в коридорах и подвалах на соломе.
Вдруг Сергей Иванович Сикорский, не говоря ни слова, побежал к зданию облисполкома. И только сейчас мы заметили, что из окон верхних этажей пробивается зловещий дымок. Вбегаем в вестибюль, подымаемся на второй этаж. Дальше идти невозможно. Сильное пламя преградило путь. Мы вынуждены выбежать на улицу, надеясь собрать людей, чтобы потушить пожар. Увы, на улицах ни души. А из окон валит черный дым. Время от времени, выбрасывая снопы ярких искр, прорывается пламя. Нас гложет обида: наша маленькая группа не в состоянии потушить пожар.
78
Назначен комиссаром соединения после гибели С. Е. Егорова.