Страница 6 из 13
Глава III
Раненый
В тот момент, когда оба матроса со страхом совещались, Тейтли быстрыми шагами направился к дереву, находившемуся в двадцати пяти саженях от берега. Собравшиеся толпою в этом месте индейцы испускали эти странные и резкие гортанные звуки, которыми они выражают как радость, так и гнев или изумление. Молодой человек с красивыми и правильными чертами лица, вьющимися волосами и такими же черными усами сидел на земле, прислонившись спиною к стволу дерева. Около него стояла молодая женщина, одетая в платье из темной материи. Волосы ее были распущены, в руках она держала большие камни, брови грозно сдвинуты, поза была угрожающая и энергичная. А глаза ее зорко следили за движениями окружавших ее индейцев. Тейтли, приказав замолчать своим воинам, обратился к ней по-испански:
– Успокойся, никто тебе никакого зла не сделает.
Молодой человек сделал отчаянное усилие, желая подняться, но тотчас упал, сильно побледнев от боли.
– Ах! – вскричал он с отчаянием в голосе, выражаясь по-французски. – Это ужасно, что я не в силах защищать тебя. Валентина, дорогая жена моя, стань как можно ближе ко мне!
Несмотря на успокоительные слова Тейтли, молодая женщина грозно и недоверчиво озиралась вокруг и продолжала стоять в угрожающей позе.
В это время подошедшая Хоцитл ласковым голосом обратилась к ней, говоря по-испански:
– Тейтли – предводитель, и каждое его слово верно, как клятва. Он сказал, что зла тебе не сделают, и ему необходимо верить.
Услышав этот ласковый, приятно звучащий голос, Валентина, как только что назвал ее муж, повернула голову к говорившей и тотчас догадалась, к какому полу она принадлежит, несмотря на свое мужское одеяние. Изумленная приятным голосом и симпатичными чертами лица молодой индианки, Валентина с умоляющим видом протянула к ней руки, сказав:
– Умоляю тебя именем твоей матери, мужа и детей твоих, не дозволяй дурно обращаться с этим раненым. Он друг индейцев.
– Успокойся и не бойся нас. Тейтли умеет излечивать раны. Покажи ему свои увечья, – обратилась Хоцитл к молодому человеку.
Валентина и ее муж, опасаясь друг за друга, молчали, недоверчиво следя за всеми движениями индейцев, коварство, хитрость и жестокость которых им слишком хорошо были известны. Однако кроткое и ласковое выражение лица молодой индианки и дружеские ее слова заглушили в муже и жене опасения, внушаемые индейцами, которые, впрочем, с того момента, когда заговорил Тейтли, отошли в сторону. Вскоре все внимание раненого и его жены сосредоточилось на Тейтли, суровое лицо которого ничем не напоминало лица мицтеков. Работа мысли видна была на его широком лбу и в умных глазах, и все движения его не были так неловки и угловаты, как движения дикарей прерий.
– Я должен тебе сказать, предводитель, что моя жена сказала тебе правду: действительно, мы друзья индейцев.
– Как ты ранен? – спросил молодого человека Тейтли.
– Мне кажется, что я вывихнул ногу.
– А вот я посмотрю, – сказал предводитель, приближаясь к Раулю.
Валентина инстинктивным движением стала между предводителем и мужем. Хоцитл подошла к ней, обняла ее и, ласково улыбаясь, хотела отстранить. Валентина, несколько выше ее ростом, обхватила ее голову руками, пристально всматриваясь в ее глаза и горячо поцеловала ее в лоб.
– Можешь довериться, Рауль! – сказала Валентина, обращаясь к мужу.
Внимательно наблюдаемый мицтеками, любопытство которых было сильно возбуждено, Тейтли опустился на колени перед раненым и, сняв с него обувь, тщательно осматривал его опухшие ноги.
– Все цело, ничего не сломано и не вывихнуто, а только сильно помято и поцарапано. Нужен только покой и ничего более. Ты, вероятно, прыгнул?
– Нет! – ответил Рауль. – Но в эту ужасную прошлую ночь среди подводных скал, вынужденный поддерживать жену, которой ее платье мешало плавать, я обо что-то ударился ногами и заметил это, только когда доплыл до берега. Оказалось, что я ходить не мог, так что сюда я дополз.
– Капитан твоего корабля неужели был так неопытен, что не знал о существовании подводных камней Скорпионов?
– Я знал эти камни, – ответил молодой человек, – и чувствовал приближение урагана, уничтожившего мою бедную «Ласточку». Но дело в том, что в море, почти на три мили расстояния, существуют особые течения и водовороты, никем из мореплавателей не отмеченных на карте. Благодаря легкости моей шхуны мне, конечно, удалось бы избегнуть подводных камней, но наступивший штиль сделал невозможным движение корабля, и если бы ураган…Так же точно, как и моему бедному отцу, – добавил молодой капитан грустным голосом, – мне приходится теперь оплакивать смерть нескольких добрых и честных людей, доверивших мне свою жизнь…
– Двое из твоих спутников находятся там, за этим утесом, – сказал Тейтли.
– Как их зовут? – одновременно воскликнули муж и жена.
– Имен их я не знаю, но один из них невысокого роста с поседевшей бородой, а другой – молодой человек, гладковыбритый.
– Матюрен и Бильбоке! – произнес Рауль, взглянув на жену, на глаза которой выступили слезы.
Как-то нерешительно и впервые с чувством страха Валентина спросила, обратившись к предводителю:
– Так их только двое?
– Двое!
– Несчастный Пьер! Несчастный Жан! – печально прошептала молодая женщина.
Тейтли подозвал индейцев и довольно долго говорил с ними. По-видимому, все с одобрением отнеслись к тому, что он говорил, и как только тот замолк, двое из толпы отделились и почтительно подойдя к раненому подняли его и понесли на руках, сопровождаемые шедшей рядом Валентиной. Когда повернули за холм, то встретили Матюрена и Бильбоке. При виде капитана и его жены оба матроса радостно вскочили и бросились к ним. Матюрен плакал, а Бильбоке весело и громко смеялся. Как один, так и другой, хоть и по-разному, но одинаково сильно выражали свое чувство.
– Надеюсь, капитан, что нет серьезных аварий? – сказал Матюрен, вглядываясь в Рауля.
– Кажется, друг мой, что нет!
– Первый раз в жизни я оказываюсь связанным, и мне до сих пор никогда мысль не приходила, до такой степени это неудобно, лишиться возможности распоряжаться своими руками.
– Я тоже такого же мнения, – поддержал Бильбоке, энергично встрепенувшийся всем телом.
Точно поняв желание обоих матросов, подошел к ним Тейтли, и сам развязал путы. Матюрен тотчас же подбежал к Валентине и поцеловал ей руки, а Бильбоке, к великому изумлению дикарей и Тейтли, сделал такое движение рукой, как будто бы подбрасывал вверх какой-то предмет и подхватывал его обратно. Это он всегда проделывал в важных случаях, выражая этим как радость, так и огорчение.
Привычку эту он усвоил еще в то время, когда поступил юнгой на корабль, где служил матросом его крестный отец и опекун Матюрен.
Несшие раненого осторожно взобрались с берега на пригорок и положили молодого капитана на землю около той хижины, где ночью спала Хоцитл.
Четверо потерпевших кораблекрушение, оставшись одни, снова пожимали друг другу руки и расспрашивали о судьбе своих спутников, увидеть которых они еще не теряли надежды. Все спасенные были очень печальны, вполне осознавая свое ужасное положение, так как, спасшись от смерти, они все-таки попали в руки диких индейцев, которые если даже пощадят их жизнь, то, возможно, обрекут на более тяжкое, чем смерть, а именно, рабство. В это время Тейтли говорил с мицтеками, собравшимися около костра, и в его речи часто слышалось имя Тецкатлипока. Он возвещал воинам, что пленники предназначались для принесения в жертву на алтарях этого божества, которое почитается индейцами как творец неба и земли, хотя они почитали еще более древнее божество Гуицлипохтли, кровожадного бога битв. Посвященные Тецкатлипоке каким-либо предводителем с того момента пленники признавались не только неприкосновенными и не подвергались каким бы то ни было оскорблениям или дурному обращению, но даже в течение целого года они окружались особым почетом со стороны всех индейцев, так как признавались принадлежащими только Богу.