Страница 4 из 25
Кликнули отца Антония, присягнули на Библии, забыли обиды и потные, раскрасневшиеся уселись по местам. Как капитан флагмана и владелец регалий власти бывшего адмирала, Карвальо вел совет, удобно расположившись в кресле Магеллана.
Вопрос о курсе споров не вызвал. Единодушно сошлись на том, что следует начать поиски островов Пряностей, но не знали в какую сторону плыть. Серран с Барбосой не успели поделиться сведениями, полученными от мавра. Требовалось найти лоцманов и узнать дорогу.
– Наш корабль дал течь, нужна помощь, – напомнил Элькано Жуану.
– Сильно течет? – поинтересовался Альбо.
– Нет, но придется перетаскивать вещи, искать пробоину.
– Близится сезон дождей и бурь, – задумался Пунсороль. – У нас мало времени.
– Команды поредели, много больных, – заметил Мигель де Родос. – Мои парни с трудом справляются с парусами. Надо бросить обветшавшее судно.
– Как бросить? – опешил капитан «Консепсьона».
– Два прочных корабля с полными командами, лучше трех гнилых лазаретов, – объяснил боцман.
– Жуан, что он говорит? – растерялся Элькано.
Карвальо по привычке спрятал глаза в ожидании того, что скажут другие.
– Гонсало! – взмолился баск.
– Это вам решать, морякам, – спокойно произнес Эспиноса.
– У нас тоже сохранилась половина команды. Скоро будет некому тянуть канаты, – добавил Пунсороль.
– Наловим индейцев, научим ремеслу, – возразил баск.
– Из дикарей не сделать матросов, – заупрямился Пунсороль. – Мы пробовали. Они могут тянуть канаты, но не умеют крепить паруса, лазить по вантам, висеть на реях.
– Есть иной способ исправить положение? – альгвасил обратился к морякам.
– Корабль надо сжечь, – заявил Альбо. – Нам все равно рано или поздно придется уничтожить одну каравеллу.
Это был приговор. Карвальо поднял глаза, поглядел на приятеля, ставшего капитаном на одну ночь.
– Ты – моряк, Хуан, – молвил он. – Сам понимаешь: у нас нет сил и возможности спасти судно.
– Почему ты раньше не сказал об этом? – возмутился Элькано.
– Не успел, – без смущения ответил командир.
– Я не позволю погубить королевскую собственность, – звенящим от обиды голосом изрек баск.
Он выпрямился, встал на ноги.
– Не горячись, – удержал его Франсиско. – «Консепсьон» не дойдет до Испании. Вы потоните вместе с ним.
– Ганс, Хуан! – позвал Элькано товарищей с каравеллы, надеясь на их поддержку, но те молча смотрели на него.
– Сегодня начнем перевозить грузы, разбирать снаряжение, – постановил Карвальо. – Прикажи людям поровну перейти на корабли!
Второй командир согласно кивнул.
Глава II
Сожжение «Консепсьона»
Шлюпки заскользили по морю, повезли с обреченной каравеллы товары и продовольствие. Застучали топоры на палубе «Консепсьона». Все, что могло пригодиться в пути, перетаскивали на соседние корабли. Разбирали мачты, выворачивали дубовые плахи настила, вырывали гвозди, расплетали паутины канатов, сворачивали паруса. Каждая доска и железка представляли большую ценность посреди первобытного архипелага.
Подгоняемые страхом погони и внезапного нападения туземцев, люди трудились, не замечая усталости и ранений. На «Консепсьон» прибыли плотники с «Тринидада», канониры с «Виктории». Взмокшие от пота матросы сменяли друг друга на веслах. Со стороны работа походила на пиратское разграбление, безжалостное уничтожение захваченного судна. На самом деле за разборкой внимательно следил Элькано. Он успокоился, подумал, согласился с предложением Альбо, сам вызвался руководить перевозкой вещей. Кормчий понял: уничтожение «Консепсьона» не злой умысел врагов, а необходимость, обусловленная человеческими потерями, нехваткой рук, способных управлять каравеллой. Сто пятнадцать человек, вместе с ранеными и увечными, – неполный состав команд для двух кораблей.
Бочки с порохом бережно вытаскивали из трюма, спускали в шлюпки. Позеленевшие от сырости пушки снимали с лафетов. Ганс Варг нежно поглаживал стволы рукою, провожал на новые корабли. Его помощник Ролдан де Арготе сворачивал тали.
– Куда мы теперь пойдем? – вздыхал главный канонир, глотал слюну и мечтал перекурить свалившееся на них горе, словно его выгоняли из родного дома.
– На «Викторию», – не задумываясь, решил Ролдан. – Туда боцман с цирюльником уходят. Я без них не смогу. Да и от тебя подальше, не будешь вонять табаком, – усмехнулся он, обнажив редкие зубы.
– А мы с Глухим на флагман, – то ли с гордостью, то ли с сожалением сказал Ганс. – Вот и расстаемся.
– Не на век, – устало возразил товарищ. – Мог с нами пойти.
– Я привязался к сыну Карвальо, учу его грамоте. Своих детей нет, так вожусь с Хуаном.
– Жуану сейчас не до сына, – осуждающе промолвил Ролдан.
– Буду вести божественные беседы с отцом Антонием, – добавил Ганс.
– Это ты любишь. Смотри, как бы не высек за ересь!
– Господь рассудит нас.
– Помнишь, как мы устанавливали их? – Ролдан кивнул на пушку.
– Еще бы, каждую по именам.
– По именам? – не понял канонир.
– Та – Берта, эта – Катрин.
– Развел гарем, как у Хумабона, – улыбнулся Ролдан.
– У каждой свой характер. Одна палит картечью, как слюной плюет, другая – словно сеет цветочки.
– Не замечал.
– Потому и бьешь неточно.
– Кто вчера зажег город? – обиделся канонир.
– В суматохе не разберешь, – уклонился от ответа Ганс.
– Давай в следующий раз на спор за годовое жалованье? – запальчиво предложил Ролдан.
– От него давно ничего не осталось, – повеселел немец.
– Я тебе и так докажу, – пообещал Ролдан.
– На «Виктории» Фелиберто де Торрес хорошо палит, – подзадорил Ганс. – Поспорь с ним!
– Дядя Анc, – подскочил юнга Педро, – старые щетки отправлять?
– Перетаскивай, выбросить успеем. Что еще лежит в погребе?
– Полно добра, – крикнул убегавший парнишка.
– Здорово подрос, – подметил Ролдан, – стал мужчиной.
– Вытянулся, – согласился командир. – Присмотри за пушками, я спущусь вниз.
Корабельный трюм гудел от работы. Сталкиваясь с ящиками, бухали бочки. Скрипели блоки, поднимавшие груз на палубу. Охали и визжали под топорами разбираемые перегородки. Литаврами звенели оцинкованные жестяные корыта, вытаскиваемые из-под клетей. Булькала под пайолами вода. Солнечные лучи проникали сквозь дыры, разгоняли полчища тараканов. Одуревшие от страха крысы кидались на людей. Их били, топтали ногами, топили в вонючей жиже. Медные королевские насосы непрерывно откачивали воду. Разоренная и облегченная каравелла на два фута поднялась из воды, пробоина оказалась на поверхности.
– М-м… – мычит глухой Родригес, размахивает руками, показывает на палубу.
– Чего? – не понял Ганс.
– М-м… – слышит в ответ.
– Тащи все наверх, – догадался канонир. – Боцман разберется, куда отправить.
Подмоченные тряпки, куски железа, полудохлых кур вытаскивают наружу, осматривают, перебирают, опускают в шлюпки. Старые прогнившие вещи вываливают за борт. В море плавают дырявые корзины, обломки досок, порченые фрукты. Шевелятся облепившие обшивку тонкие водоросли.
Звенят стекла, вынимаемые из кормовой надстройки вместе с рамами. Гулко вторит колокол, вздрагивает под ударами топора Фодиса, разбирающего настил дека корабля. Второй раз занят нормандец неприятным делом. Вслед за «Сант-Яго» остов корабля опустится на дно. Стражник Мартин, он же баталер, отвинчивает нактоуз. Рядом за работой следит Элькано.
Закачалась, нагнулась вперед вместе со стеньгой, марсом, фонарем грот-мачта, удержали ее за канаты два десятка рук.
– Эх, лодыри, надо было разобрать! – высовывается из утробы корабля с бочонком пороха немец. – Куда смотрит Акурио?
– Прикипело все, прижилось, – защищается португалец. – Хоть под корень руби. Бизань из гнезда так и не вышла.