Таймири

— Яхта тоже сгодится, — утешила ее Таймири.

— Да, сойдет! — подхватила Минорис.

И все вдруг разом почувствовали, что им очень не хватает поддержки Остера Кинна. Эх, как он там сейчас?

***

— Куда вы, философ? — воскликнул Карион, вбегая на причал.

— Я поплыву к массиву Лунных гор, — ответил Диоксид. — Неймется мне, не дают мне покоя мысли. Может, я самый глупый философ на свете, но я хочу отыскать корень грядущих несчастий и попытаться их предотвратить.

Философ был стар, немного худощав. Изможденное лицо, осиянное светом печальных голубых глаз, глядящих, несомненно, дальше, чем просто в даль, было изрезано тонкими морщинками. Точь-в-точь пустыня, испещренная каналами безводных рек.

— Прощай, Карион! Учись исправно! Когда вернусь, устрою тебе экзамен, — сказал Диоксид, восходя по трапу на ту самую яхту, которая уже сейчас могла отправляться в плаванье…

7. О тайных ходах и забывчивости

Не решаясь ступить на сходни, девушки стояли, переминаясь с ноги на ногу, и ожидали окончательного слова мужчины, который не пожелал снимать перед ними фуражку.

— К массиву Лунных гор, да? — потер подбородок капитан Кэйтайрон. Это был очень рассеянный и чересчур сомневающийся во всем капитан. — Что ж, до массива я довезу вас кратчайшим путем.

Таймири было позволено привязать плайвер к крюку, вделанному в кормовую часть киля.

В послеобеденный час голубой шлейф реки «Стрилл», протянувшийся до самых гор, был неподвижен. Он солнечно искрился на холмах и таинственно темнел в низинах. Однако там, где воды низвергались с утесов плотной стеною, безумствовал настоящий шторм. Но не будем забегать вперед и дадим Таймири насладиться моментом отплытия. Шагнув на шаткую палубу яхты, она испытала странное чувство освобождения и сладкой пустоты. Какая-то женщина в расцвеченном платье катила по берегу тележку с ткацкой утварью. Поодаль два седых рыбака спорили из-за улова, за столиком портовой кофейни сидел длиннобородый старик и угрюмо оглядывал толпу из-под необъятной широкополой шляпы. Пахло тиной и дымом от папирос. А на севере поблескивал величественный и неприступный массив Лунных гор.

Судя по выражению лица Сэй-Тэнь, ей так же, как и Таймири, не было дела до того, что творится на пристани. Эта яхта — ее новое, пусть и не идеальное, прибежище. От проблем, которые висели на ней довольно-таки ощутимым грузом, почти ничего не осталось. Часть их застряла где-то в песках пустыни, а еще часть непостижимым образом растворилась в подземном ручье. Скоро Сэй-Тэнь почувствует себя такой беззаботной, что наверняка сможет перепорхнуть через массив! Так что и никакого снаряжения не понадобится.

Но у капитана Кэйтайрона были несколько иные планы.

— Поплывем против течения! — заявил он. Таймири и Сэй-Тэнь удивленно переглянулись, а Минорис от потрясения даже икнула. Вот кому, скажите на милость, придет в голову плыть против течения, когда можно обогнуть массив с запада?!

С виду Кэйтайрон был человеком рассудительным. Он помногу думал, сидя в рубке. И такого надумал, что у команды чуть не случился дружный припадок! Яхту непременно надо испытать, потому как это ведь не обычная яхта, а трансформер. В воде она была неприметным, хиленьким суденышком, зато на суше запросто превращалась в вездеход. Но и этого капитану показалось мало. На днях он наделил ее способностью перемещаться по вертикальным поверхностям и теперь хотел проверить, взберется ли его трансформер по отвесной скале массива, там, где бушует водопад. А для этого путь только один — вверх по реке.

Всякий из команды вам скажет, что капитана опасно оставлять в рубке надолго, потому как он слишком много думает. Иногда он может безвылазно просидеть там целые сутки. Но совсем не факт, что на следующий день у него родится какая-нибудь сверхгениальная идея. Кэйтайрон был до невозможности забывчив. Если кто-нибудь входил к нему в период обострения забывчивости, капитан рвал и метал и чаще всего швырялся в матросов первым, что под руку попадет.

В каюте у него царил такой бедлам, какой и в страшном сне не привидится. А всё из-за клейких разноцветных листочков. Эти листочки капитан раздобыл на какой-то ярмарке и, похоже, без них своей жизни не мыслил. Записывая на листочке то, что ни в коем случае не следует забывать, он, как правило, приклеивал листочек на самое видное место. Потом появлялось еще что-нибудь, «чего-не-следует-забывать». И постепенно видных мест становилось всё меньше и меньше, а стены каюты приобрели дивное, ни с чем несравнимое «оперение». После того как «оперился» портрет его покойной матушки, Кэйтайрон перешел на блокноты. С блокнотом он стал чувствовать себя гораздо уверенней. Время от времени он важно расхаживал по палубе и, заглядывая в блокнот, отдавал распоряжения матросам. Матросов это изрядно веселило, но, как говорят, посмеешься над капитаном — угодишь за борт. Или и того хуже — отправят на камбуз картошку чистить. Вот уж, действительно, беда так беда!

— Проходите, устраивайтесь. Каюта — там, — махнул рукой капитан. Минорис сразу заметила: какой-то он апатичный. Хандрит, небось, круглые сутки.

Яхту легко можно было спутать с большой шхуной, но, несмотря на крупные габариты, пассажирская каюта на ней имелась всего одна. Обшарпанная, кое-как сколоченная из неровных досок. Чуть только Сэй-Тэнь открыла дверцу, как нос к носу столкнулась с философом Диоксидом.

— Ай! — отпрянула она.

— Чур меня! — как ужаленный, отскочил от нее философ. — Женщина на судне — плохое предзнаменование!

— А как насчет трех женщин? — напустилась на него та. — Мы будем жить в этой каюте, пока не доплывем до массива, так что извольте с нами считаться.

Диоксид расправил складки балахона, что-то проворчал, однако перечить не стал. Больно уж грозной выглядела Сэй-Тэнь.

Он протиснулся наружу и засеменил к корме. Его священный покой нарушили самым бесцеремонным образом. А философам положено размышлять, да притом в одиночестве.

На корме было довольно безлюдно. Только какой-то рыжий матрос штопал свою тельняшку. Подходящее место для размышлений. Но не успел Диоксид собраться с мыслями, как к нему прилипла Таймири.

— Дедушка, а, дедушка? А вы тоже к массиву путь держите?

Философ закатил глаза и испустил вздох тяжелобольного. Вот, оказывается, каково это, когда тебя называют дедушкой. Хорошо еще, что не старой калошей.

Сэй-Тэнь примерялась к кроватям и так и эдак. На какую ни сядь (а в каюте их было всего две) — скрипит, что несмазанная телега.

— Проходите, устраивайтесь, — припомнила она слова капитана. — Как же! Пружины здесь, верно, насквозь проржавели!

Дряхлое кресло в углу, явно предназначенное для таких же дряхлых пассажиров, доверия не внушало. А хромоногому столику с мятым жестяным чайничком Сэй-Тэнь сказала «пфе!» и заявила, что каюту эту, вероятно, целиком привезли из страны под названием «Никудышная».

В конце концов, она решила, что нет лучше места для спанья, чем дощатый пол. А кресло пускай забирает старик.

Однако кресло досталось Минорис.

— Нехорошо, — сказала она, — пожилому человеку на такой развалюхе спать. У него же наутро все кости болеть будут!

Сэй-Тэнь передернула плечами.

— Вишь какая справедливая сыскалась! Запомни, если будешь всегда идти на уступки, долго не протянешь.

Первая ночь на реке выдалась мучительно долгой и душной. Таймири несколько раз предлагала отворить дверь, но Сэй-Тэнь, видите ли, боится простуды, а пол и без того холодный. Минорис каким-то неимоверным образом умудрилась заснуть, скрючившись в кресле. А Диоксид видел цветные сны на той самой кровати, которую отвергла Сэй-Тэнь.

Утреннее великолепие ворвалось в дремлющий мир, осыпало блестками темно-синюю реку и разостлалось по палубе, исполосовав ее тенями мачт да снастей. Кормчий вяло поворачивал штурвал, заспанные матросы натягивали канаты, в то время как дивное солнце поднималось из-за гор. А горы с каждым часом становились всё ближе и ближе…