Школа сломленных судеб

— Почему ты не просишь? — тихо произнес Марк, зарываясь лицом в ароматные влажные локоны девушки на ее плечах.

— Не прошу о чем? — перебирая пальцами его волосы, спросила Алиса.

— Помочь тебе. Вытащить, освободить, дать убежать, — заглядывая ей в глаза, уточнил Марк.

Девушка лишь коротко и невесело усмехнулась, опуская взгляд.

— Потому что я не имею на это права. Это — система — твоя жизнь, уже много лет. Пойти против нее ты не сможешь, просто не сумеешь побороть свой долг, свою ответственность, свое предназначение. И я понимаю это и принимаю. Я никогда не попрошу тебя оставить то, из чего состоит твоя жизнь. Никогда не попрошу уйти из-за собственной прихоти. Я знаю, как это важно для тебя, знаю, как ответственно и серьезно ты относишься к тому, как живешь. Это — твоя суть. Я не имею права просить тебя выбирать.

Марк коротко кивнул, но на губах появилась ухмылка, которой девушка не видела, глядя в сторону и задумчиво сведя брови. Мужчина и не думал, что Алиса может так серьезно и правильно относится к тому, что важно для него. Она была эгоисткой, что уж тут скрывать, всегда жила лишь по своим правилам, плевать хотел на общество и каждого человека в частности, тем более, когда могла с такой легкостью добиваться их расположения даже в самой неподходящей ситуации и с самой удивительной личностью. И все-таки она не ставила его перед выбором, понимая и не пытаясь все вывернуть в свою сторону. И сейчас Марк поймал себя на мысли, что разочарован этим, что хотел бы, чтобы она попросила, чтобы хотя бы так обосновать собственную обескураженность и хаотичные мысли, что не давали покоя уже несколько дней, ища иной выход из сложившейся ситуации.

— А ты попроси, — мягко, но твердо произнес Марк, когда Алиса вновь посмотрела на него. — Попроси — и я сделаю. Найду. Вытащу. Заберу. Землю перерою, если ты захочешь.

Он обхватил ладонями ее лицо, серьезно глядя ей в глаза, прислонившись лбом к ее лбу, шепча эти слова ей в губы тихо-тихо, без горячности, присущей ситуации драмы и страстности, без нервно дрожащих рук и губ. Но так открыто, так спокойно и решительно, что не возникало сомнения в искренности его побуждений.

Глаза девушки поначалу широко распахнулись, неверяще и шокировано. А потом на губы медленно выползла улыбка — довольная, хитрая и счастливая. Глаза засияли, а тишину комнаты нарушил веселый задорный смех. Алиса уложила Марка на спину, улыбаясь ему, взяла его ладонь на своем лице в руку и мягко коснулась губами центра, нежно глядя ему в глаза.

— И ты выполнишь свое обещание? — продолжая улыбаться, спросила девушка, глядя ему в глаза.

— Выполню, ты знаешь.

— Тогда пообещай, что найдешь меня! — горячо зашептала Алиса ему в губы, проникновенно и умоляюще глядя ему в глаза. — Пообещай, что вытащишь, что поможешь уйти и сбежать! Что не оставишь, что придешь за мной, где бы я ни была!

— Обещаю, — ответил Марк, крепко-крепко прижимая ее к своей груди, пряча в своих руках от всего мира на несколько минут, еще принадлежавших только им.

А через несколько часов он смотрел вслед уезжающей машине, за рулем которой был Тимур, увозя из школы Алису. Перед тем как сесть внутрь, друг бросил на него сожалеющий взгляд и, как показалось Марку, немного стыдливый: за то, что именно он забирает у него его вздорную малышку, что именно он подтолкнул его к ней однажды, а теперь сам же разлучает. Сама девушка не смотрела на него, не сказала ни слова — все осталось в его комнате: и слова, и взгляды, и прикосновения.

И пусть Марк знал, что еще увидит Алису, найдет ее, как обещал, все равно чувствовал себя потерянным и опустошенным. Душа рвалась за ней, а тело приходилось сдерживать, чтобы оно невольно не потянулось вслед, показывая всем вокруг как же ему тяжело сейчас стоять и равнодушно смотреть на скрывшуюся за поворотом машину. Маска на лице как обычно прятала все его чувства и эмоции, даже глаза были привычно холодные, и никто из тех, кто был сейчас рядом и мог увидеть его, не сказал бы, что его трогает отъезд любимицы.

— Я тоже однажды потеряла дорого мне человека, — раздался неожиданно голос Евы позади Марка, приближение которой она как всегда не заметил. — Именно поэтому стала такой.

— Я не потерял, — только и ответил мужчина, медленно переведя на нее холодный равнодушный взгляд. — И не опустил рук, как это сделала ты. Не дал горю завладеть моей душой, не дал сделать из себя пустышку.

— Вот какой ты считаешь меня? — невесело хмыкнула Ева, глядя ему в глаза.

Они впервые разговаривали друг с другом на последние месяцы. С тех пор, как Марк сблизился с Алисой, Ева ушла в тень, интуитивно ощущая, что ее время рядом с этим мужчиной подошло к концу. Не был сожалений, ревности, обиды и разочарования — в конце концов, он ничего ей не обещал. Она просто приняла как данность, что вновь осталась без спасительного круга. А теперь Марк говорит ей о том, что думает о ней. И даже это не было обидно, потому что было правдой.

— Ты знаешь это не хуже меня. Ты еще очень молода, чтобы начать все заново.

— Так вот чему научила тебя эта девочка? Начать все заново? — задумчиво протянула молодая женщина.

— В том числе, — скупо кивнул Марк и ушел.

Он шел, думая о том, как много еще впереди дел, отстраняя от себя мысли, что сейчас были не к месту. Он уже почувствовал опустошение, тоску и грусть, и пока этого хватит. Пора было брать себя в руки и идти дальше, действовать, чтобы выполнить свое обещание. Он не собирался раскисать, не собирался предаваться унынию — на это не было времени. Да и зачем? Нужно сосредоточиться на том, что предстоит сделать, а не том, что бушует внутри и лишь мешает рационально думать. Пусть Алиса и научила его принимать чувства, не отгораживаться от эмоций и желаний, здравость и рассудительность никуда не делись, по-прежнему продолжая служить ему, как и острый ум, опыт и знания, которые и приведут его к новой цели.

Четко чеканя шаг, уверенно глядя вперед, каждым своим жестом выражая свою силу и властность, Марк шел к школе. Здесь его время подходило к концу. Здесь вообще вся его прежняя жизнь подошла к концу. Проклиная это место за его грязь, за его пошлость и низость, он и не думал, что однажды оно станет началом его новой жизни во всех смыслах этого слова. Не подозревал, что сломанные души тех, кто окружал его, станут отправной точкой его нового пути, что дадут понять ему новые истины, что станут началом конца его привычного и такого пустого существования. Он не ощущал в себе грандиозных изменений, ничто на первый взгляд не поменялось. Но в то же время, глубоко в душе, где никто не видит, все встало вверх тормашками, все, прежде значимое, перестало иметь вес. Все благие помыслы, которыми он увещевал себя, чтобы оставаться здесь и делать свою работу, смылись чистым звонким смехом и хитрой улыбкой, правдой в лицо и язвительностью в ответ. Уже не казалось правильным вообще находиться здесь и прикладывать руку к тому, что творилось в этих стенах. Резко пришло понимание, что, действительно, он слишком завяз в системе, раз подобное стало казаться нормальным. Кто в здравом уме похвалит его за его работу? Кто скажет, что он делает все правильно? Только психи, такие же, каким едва не стал он. Он не будет винить и осуждать тех, кто все это время стоял рядом с ним, потому что сам такой же. Сам ломал, заставлял, гробил и уничтожал. Но вопрос в том, что ему надоело, что он понял, что больше не может и не хочет, что готов попробовать бороться с тем, что всегда казалось незыблемым и вечным. Зерно сомнения, капля чувств — и он уже решительно настроен выйти отсюда как можно скорее, оставить за спиной все, что прежде казалось правильным и нужным, необходимым. Марк оправдывал себя годами, находясь здесь: что не он, так кто-то другой, что он один ничего не именит, что ему не противостоять в одиночку против всей системы. И лишь недавно осознал, что этого и не требуется. Не нужно бороться за всех и сразу, за справедливость, за права и обязанности, за законы и порядки. Нужно бороться лишь за самого себя: свое счастье, свою жизнь и свою свободу. Не стоит замахиваться на грандиозность и широкомасштабность своих действий — достаточно лишь малости, которая и составит смысл твоей жизни и счастья.