Вера и Зойка

В субботу, в четыре, как было условлено, Вера и Зойка пришли к Синицыной на квартиру, в восьмиэтажный дом напротив "Гастронома". Зойка взяла своего Мишку, одиннадцатилетнего малого, который неделю назад закончил ученье и сейчас без дела шатался во дворе в ожидании лагеря.

Синицына поздоровалась приветливо, пригласила зайти в дом, но заходить было некогда, да и сама она стояла уже одетая, в плаще "болонья". Вера успела осмотреть переднюю, очень красивую, с большим овальным зеркалом, висевшим возле вешалки, как в театре. Передняя Вере понравилась, и она сразу сказала:

- Как у вас хорошо-то. Я у одной артистки убираюсь - здесь, на Чапаевском, - у нее тоже красиво отделано. Только у них коридор не так расположен, а вот так, так... - Вера стала показывать руками.

- Мальчик тоже с нами поедет? - спросила Синицына.

- Если вы разрешите, конечно, - сказала Зойка, заулыбавшись льстиво, и, как просительница, склонила длинное худое лицо набок. - Он у нас смирный! И помочь может.

Миша стоял, глядя в пол. В правой руке он держал сачок для ловли бабочек.

- Ага, он хороший мальчик, очень хороший, - подтвердила Вера. - Лида Александровна, только знаете, мне в воскресенье часам к шести надо непременно чтоб вернуться.

- Зависит от вас, девушки. Если кончим рано, может, и к обеду вернетесь.

- А вот... ты насчет цены, Вера, не спрашивала? - робко подала голос Зойка.

- Нет еще. Насчет цены увидим на месте, какая работа. Верно, Лида Александровна? Вы нас, я думаю, не обидите, и мы вас тоже. А вообще денег побольше берите! - И Вера захохотала по-своему, дробно, раскатисто.

В коридор вышел молоденький черноватый паренек в очках, в белой рубашке. Он вежливо кивнул Вере и Зойке и сказал:

- Ну что, отправляетесь в путь?

- Кирилл, я тебя прошу завтра приехать, - сказала Синицына.

- Не знаю, там поглядим. А я тебя прошу не надрываться, - слышишь, мать? Я же знаю, будешь ишачить до потери сознания, а кому это нужно?

- Не буду, не буду ишачить, у меня вон какие замечательные помощницы, но я тебя завтра жду. Ты понял, Кирилл? Анатолий Владимирович поедет на машине, он тебя заберет. Тебе необходимо отдохнуть, подышать воздухом. Сын подошел к ней, она взяла его за руку. Он был выше, смотрел на нее свысока и слегка улыбался. - И я надеюсь...

- Все будет нормально, мать. Но у меня масса дел, ты же знаешь...

- Анатолий Владимирович поедет утром.

- Хорошо. Как-нибудь доедем.

- Ну, до свиданьица! - сказала Вера и улыбнулась молоденькому пареньку в очках так, как она привыкла улыбаться мужчинам, поджимая губы: впереди у нее не хватало двух зубов. Оттого она и шепелявила.

Вера взяла две швабры, ведро, где лежали пакеты порошка для мытья окон, и стала спускаться по лестнице. За нею пошла Зойка, неся две сумки: одну с едой, другую - большую клетчатую, в которую были набиты какие-то занавески, коврики, чайник, электроплитка и сверху лежала черная настольная лампа. За матерью ковылял, изогнувшись, волоча тюк с одеялами, Мишка. Последней шла Синицына, несла еще одну сумку, маленькую сумочку и толстый рулон зеленой бумаги, который держала бережно, боясь помять. Спустившись на несколько ступенек, Синицына сказала:

- А насчет цены я не знаю, право... В прошлом году за такую же примерно работу я заплатила пятнадцать рублей.

- Вы прошлый год с нонешним не равняйте, Лида Александровна! - крикнула Вера снизу.

- Я не равняю, просто сказала, как платила в прошлом году. Но вам тоже спорить не резонно: вы же работы не видели.

- Конечно, конечно, - сказала Зойка рассудительно. - Надо посмотреть, а потом уж договариваться. Чудная ты, Верка...

- А сын у вас черненький. В отца, наверно? - крикнула Вера.

- В отца, - сказала Синицына.

- Ага, я и гляжу, вы светленькие, а он - черненький-черненький!

Возле "Гастронома" на стоянке взяли такси, Синицына села с шофером, остальные сзади, Вера к окошку, вещи положили в багажник, поехали.

День был ясный, теплый, середина июня, на сквере цвела зелень, народу повсюду было полно, как бывает в субботу в эти часы: и на троллейбусной остановке, мимо которой проехали, и у входа в продовольственный, и возле табачного киоска, у старика Моисеича. Вера радостно, во все глаза глядела через стекло, как бы узнавая свой тысячи раз виденный и знакомый до последнего окошка, до кирпичика район заново, и сообщила:

- А у Моисеича-то какой хвост, гляди-ка! Во мужиков наставилось! И за мороженым, у Клавки... А вон мой клиент идет! Пятьдесят восемь десять! Вон, вон, вон! - закричала она вдруг так азартно, что Синицына вздрогнула и обернулась, а шофер матюкнулся тихо. - Лида Александровна, гляди, вон мой клиент идет! С портфелем, с портфелем - вон, вон, вон! Пятьдесят восемь десять! Очень хороший человек. Всегда сам приходит, а жена редко когда придет. Жена у него тоже симпатичная женщина, я ее знаю. Она здесь, у Сокола, в институте работает...

Выехали на Ленинградский проспект, Вера продолжала болтать. Настроение у нее было прекрасное, она как будто забыла о вчерашних невзгодах, рыданьях из-за одеяла, о необходимости платить шесть рублей ни за что ни про что и о том, что вместо отдыха ей предстоит целые сутки работать; ей казалось, что она едет гулять на дачу, в лес, где поют птицы, а завтра вечером к ней придет Николай. О чем бы она ни говорила, о чем ни думала, она помнила одно: завтра придет Николай.

У Беговой свернули направо, поехали через мост, мимо Ваганьковского кладбища, и Вера вспомнила, что тут у нее тетка лежит, царство ей небесное, надо бы навестить, цветочков принести, а то с прошлого лета не была. На Красной Пресне сносили старые дома. Некоторые просто жгли, как жгут весной мусор. С правой стороны черными плоскими кучами лежали кострища, кое-где еще дымившиеся, а за этой полосой пепелищ, шагах в двухстах от дороги, возвышались новые блочные дома в пять этажей.

- Отмучились наконец, - сказала Зойка.

- А мне жаль эти домики. Все-таки старая Москва, к тому же историческая: Красная Пресня, - сказала Синицына. - И так их безжалостно жгут...

- И правильно! Чего их жалеть, клоповники эти? - с неожиданной злобой сказал шофер. - Там люди друг на дружке жили, по десять человек на семи" метрах. Нужна им ваша история! По крайности жилье человеческое получат.

Синицына поглядела в окно, помолчала.

- Но эти новые дома тоже, знаете, не украшение, - сказала она. Довольно уродливы. И без лифтов.

- А шут с ними, давай без лифта, - сказал шофер. - Народ рабочий, небалованный, мы и пешком походим.

- Конечно! - сказала Зойка. - Мы вон какой год пишем, чтоб наши бараки снесли...

- А чего? Мне наши бараки нравятся, - сказала Вера. - У нас очень хорошие бараки. Во-первых, у нас тепло. Во-вторых, зелень кругом, никакой дачи не нужно, верно, Миш? - Она толкнула Мишку плечом и захохотала.

Зойка махнула рукой.

- Да ну, болтай...

- Я не болтаю, я верно говорю, наши бараки очень даже замечательные, крепкие, они еще сто лет простоят. - И Вера вновь еще пуще захохотала, как взорвалась, она прямо-таки стреляла хохотом и в промежутках вскрикивала тоненьким голосом: "Ой, не могу... Ой, верно, еще сто лет простоят!" Кроме нее никто не смеялся. Зойка сердито ворчала, потом попросила у шофера папироску и закурила. Вера понемногу успокоилась, повторяя хриплым шепотом, в изнеможении: "Ой, не могу..." - и вытирая ладонью наслезившиеся глаза.

Выехали к Трехгорке, на набережную, через большой мост - на Ленинский проспект, вскоре с обеих сторон появились деревянные домики, за ними громоздились кирпичные стены новостроек, подъемные краны, потом новостройки исчезли, остались одни домики, а потом и домики исчезли и остались поля, холмистые, нежно-зеленые под вечереющим солнцем.

Лидия Александровна опустила стекло, машина наполнилась густым, ошеломительно свежим полевым воздухом, и все почему-то примолкли, дышали этим воздухом, а Мишка стал дремать.