Страница 9 из 17
– Люди узнают, а о чем они узнают? Это только разговоры и ничего больше, правда, Танюша? А мы умеем хранить тайны. – сказал дед Гриша.
На утро немцы, пробывшие здесь несколько дней, получили приказ покинуть село Глинное.
Вернувшись в свой дом, Наталья увидела полный разгром, как будто здесь жили не люди, а скотина. Единственное, к чему они не прикоснулись – это красный угол, где висели иконы, и это обрадовало Наталью. Николай Угодник, Богородица смотрели с одобрением на хозяйку, как бы говоря: «Нужно набраться терпения, стойкости духа, все будет хорошо, мы благословляем вас».
Везде валялась грязная, битая посуда, окурки, бутылки, постель была грязная и вонючая. В сенцах немцы оторвали и выломали на растопку доски, зияли дыры. Наталья выругалась, ведь на улице была зима. Во дворе ее встретила корова, протяжным мычанием жалуясь на долгое отсутствие хозяйки. Боров тоже уцелел и постоянно визжал от голода, курей всех перерезали, везде были остатки пера и крови. Наталья стала убираться во дворе, радуясь, что она с дочками снова вернулись в дом, где нет немцев. Ничего, все уберем, будет все как прежде.
Аня с Таней и Машей принялись убирать в доме. Они наводили порядок, собирали все разбросанные по полу фотографии – немцы разбили все рамки, стекло было повсюду. Девочки удивлялись: «Чем им помешали рамки с фото?! А еще говорили, что они культурные люди. Сволочи, одним словом!».
Таня с любовью брала в руки каждую фотографию, разглаживала ее руками и приговаривала:
«Вот папа, а вот они вместе с мамой, это сестренки, а это я».
«Буду помнить вечно и любить тебя, но и ты, конечно, не забудь меня!» – эта надпись красовалась рядом с ее портретом в образе сердечка. Одну такую фотографию она подарила своему парню, Володе Косову, он очень просил ее. «Где он сейчас?» – вспомнила о нем Таня, – «Давно не было от него весточки». Она достала его карточку и всмотрелась в его лицо: молодой, красивый, среднего роста паренек. Как-то заныло под сердцем, жив ли он?
Хотя порядок в доме был наведен, но все напоминало о том, что здесь побывали чужаки, которые посягнули на святыни. В селе, вроде бы, стало спокойно, но немецкий флаг по-прежнему развевался над сельсоветом. На ночь его, все-таки, снимали, а утром снова вывешивали.
По селу теперь шныряли полицаи, их было немало, немцы оставили их для поддержания своего порядка. Время от времени появлялись с проверкой наряды немецких солдат из Кокоревки, Салтановки или Навли. Полицаи, уверенные в своей безнаказанности, проявляли жестокость и раскрепощенность в своих действиях. Они набирали людей для отправки в Германию на работы, забирали продукты, птицу, мясо, а также шныряли по домам в поисках партизан. Командовал полицией Денис Волков, правой рукой был Окунь, Милак и другие.
По ночам было неспокойно, отдаленно слышались взрывы, летали самолеты, порой очень низко – казалось, немцы завладели всем. А когда гремели мощные взрывы, казалось, что земля содрогается. Дед Гриша утверждал, что это не просто взрывы – это наши партизаны пускали под откос немецкие поезда, и мы каждый раз радовались этому событию.
Иногда появлялся Танин друг по школе, Коля Немыкин, он партизанил в лесах. При встрече дед Гриша спрашивал:
– Это ваша работа, Коля, пустили немцам огоньку?
– Да, все возможно, дед. Мы им просто так не сдадимся, едрена мать, мы им тоже покажем и в боях, и в делах, кузькину мать.
– А вы – это кто? Много вас-то? – спрашивал дед.
– Пока не так много, но численность растет с каждым днем. Не имею права разглагольствовать на эту тему, дед Гриша. Жарко будет всем скоро, вот поживем, увидим!
Зима 1942 года выдалась на редкость холодной и снежной. Снегу выпало много, многие дома оказались под снегом, виднелись только крыши. Жизнь в селе, казалось, затихла, но это было только на первый взгляд. Немцы и полицаи вели активную пропагандистскую деятельность на службе у фюрера.
По дворам рыскали полицаи, забирали у людей последнее – нужно же было чем-то кормить всю эту немецкую армию. Люди тоже приспосабливались к этой жизни, как могли: старались прятать все, что считали нужным, лишь бы не попало в руки полицаям, хотя особенно и прятать то было нечего, урожая и запасов с осени было крайне мало. А кому было сеять, сажать, убирать? Мужиков забрали на войну, кто подался в партизаны, в полицаи – в селе остались одни бабы и старики.
Старались снабжать провизией партизан, когда кто-то тайно ночью пробирался в село, но собирали для них заранее. Обычно из партизан пробирался Коля Немыкин или его брат Яков, ребята активные, порядочные. Наталья тоже приносила партизанам все, что могла, из своих припасов. Женщины несли и приговаривали: «Все отдадим вам, родненькие, только разбейте ненавистного врага».
Ребята успокаивали женщин, набивали рюкзаки провизией и под покровом ночи, несмотря на мороз, пробирались тайно в лес, к своим партизанам в отряд.
У Натальи в хозяйстве была корова, боров, они с девочками заложили с осени картошку, свеклу, смололи немного муки, наносили грибов, ягод из леса.
Больше всего Наталья боялась, что уведут немцы-ироды корову, но пока бог миловал, были с молоком.
На святіш было решено зарезать борова, пока не отняли полицаи. Но прежде думали, как это сделать тихо. Ведь за ходом скотины наблюдали полицаи, и все было записано и взято на учет, а хочется и запасы сделать, и партизанам дать мяса.
Решили дождаться сильной метели и пурги, чтобы не так слышно было, и дождались. Перед святками мороз ослаб, пришли метели. Дед с сыном Данилой собрались ранним утром и пошли к Наталье резать кабана. Данила был мужик средних лет, инвалид, хромой на ногу, но достаточно крепкий и сильный. Они связали кабану ноги веревкой, натянули мешок на голову, затем Данила взял тяжелую дубинку с наконечником и со всей силы ударил кабана в лоб. Кабан даже не успел взвизгнуть, как тело его осело, под тяжестью веса. В это время Данила уперся в бок кабана, поднял его ногу и всадил нож прямо ему в сердце. Прислушались, вроде бы тихо.
– Слава богу, получилось! – облегченно вздохнули мужики и закурили.
Тушу решили не осмаливать, так как запах горелого мяса может привлечь посторонних. Дед Гриша с Данилом быстро разработали тушу – благо, опыта в этом деле было хоть отбавляй. Тушу разрезали по кускам и спрятали по тайникам. Вечером передали партизанам часть туши, они были очень рады такому подкреплению сил.
Казалось, все прошло благополучно, но не тут-то было. Через пару дней у них появился наряд полиции во главе с Окунем. Кто донес – неизвестно, но Окунь был извещен о том, что закололи борова.
Он начал с порога:
– Куда дели кабана? Наталья, отвечай – ты хозяйка, в вашем доме по записи числится кабан.
В разговор вступил дед Гриша:
– Кабан сдох, кормить то нечем, несколько дней не жили мы здесь, он заболел и вот его нет.
Как назло, на глаза попались уши, которые дед принес девчонкам для лакомства.
– Я вижу, вы забили его, где мясо? Вы что не знаете, что за самовольный убой скотины полагается по новому закону расстрел?
– Да хряк он был, мясо у него было несъедобное, с запахом, забили и мясо выбросили, без толку кормить было. Сходи в конную могилу, увидишь его там, туда свалили, – с огорчением говорил дед Гриша.
– Посмотрим, сходим, но если ты соврал, то сам, старый хрен, останешься без своих яиц, – захохотал Окунь и вышел их избы. – А ты, Наталья, пойдем, покажешь, что у тебя можно взять из продуктов.
Все осмотрев, Окунь заглянул в погреб и в конце сказал:
– Если будешь помогать партизанам, то знай, не сносить тебе головы, пеняй на себя, я предупредил тебя, – повернулся и ушел, взяв с собой то, что бросилось на глаза из припасов.
На следующий день по селу пронесся слух, что убили женщину. Она несла картошку и разные припасы партизанам. А в это время полицай просматривал окраину леса. Он окликнул женщину, но она не остановилась, а наоборот, припустила быстрее, полицай выстрелил ей в спину. Убедившись, что она мертва, полицай пошел дальше. Жители похоронили ее на кладбище. А звали ее Алдона, она носила пищу партизанам, там, в отряде, был и ее муж.