Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 28

Таким образом, интеграция данного направления в современной российской науке с мейнстримом, как представляется, мейнстримом не только максимально востребована, но и способна его обогатить.

Нужна ли эта интеграция российским ученым?

Возьму на себя смелость сказать, что, для того чтобы субъектно-деятелъностный подход мог развиваться дальше, он должен быть интегрирован в мейнстрим, только так может развиваться эта российская психология. В самой России сегодня нет необходимых ресурсов, нет соответствующего социального заказа на фундаментальные теоретические разработки такого уровня и такой направленности, нет соответствующих людских ресурсов. Возможно, мы, закончившие университеты до перестройки, – последнее поколение, которое научено понимать эти тексты, владеть этим языком, этим понятийным аппаратом. За нами слой стремительно истончается. Много ли желающих учиться субъектно-деятельностному подходу в современной России? Не думаю, что даже в лучших университетах, сохранивших преподавательский состав, владеющий теорией и методологией субъектно-деятельностного подхода, лучшие студенты стоят в очереди, чтобы заниматься этой проблематикой. Это направление было актуально в другой стране, с другой культурой и другой ментальностью, в других университетах.

Не станет ли «частичная изоляция» от мейнстрима последователей субъектно-деятельностного подхода башней из слоновой кости, отрезанной от источников жизнеобеспечения, от притока свежих сил, от массовой психологической практики и образования в самой России?

Если мы не обеспечим вхождение в мейнстрим разработок субъектно-деятельностного подхода, тех концепций, которые пока не вошли туда, их, скорее всего, ждет судьба артефактов умершей цивилизации. На наш взгляд, интеграция – это вопрос профессиональной состоятельности последователей субъектно-деятельностного подхода и их долга перед учителями.

Однако было бы неправдой сказать, что в группе ученых, развивающих субъектно-деятельностный подход, явно доминируют интеграционные тенденции.

Представляется, что дело в том, что именно применительно к работам данного направления стратегия интеграции сопряжена с максимальными тактическими трудностями. Языковая проблема здесь предстает как проблема перевода понятийной системы нашей научной школы, понятийной системы максимально сложной и изощренной, над которой целенаправленно работали лучшие умы советской психологии, в понятийную систему мейнстрима. Решение этой проблемы предполагает осуществление специальной герменевтики. Нужно объяснить западным коллегам суть наших теорий понятно и на их профессиональном языке (что и по-русски не просто). Но другого пути нет.

Тактика движения к интеграции требует отдельного обсуждения, но соответствующая стратегия в контексте развития субъектно-деятельностного подхода представляется необходимой.

Вопрос о месте российской психологии в мировой науке не сводится к формальным показателям качества работы ученых. Сегодня он является ключевым для профессионального самоопределения российского психолога, с начала своей профессиональной подготовки активно ассимилирующего продукцию зарубежной иноязычной науки и, в то же время, в подавляющем большинстве говорящего и пишущего только по-русски.





В ситуации имеющего место разнообразия «интеллектуальных пространств» российского профессионального сообщества ответ на вопрос об «оптимуме интеграции», об оптимальном сочетании национально-специфического и интернационального в российской психологии не может быть однозначным или, тем более, формальным. В поисках «оптимума интеграции» представляется необходимым учитывать особенности теоретико-методологических ориентации сообществ ученых, в разной степени соотносящих себя с мейнстримом, так как мотивы, проблемы и сопутствующие факторы в зависимости от их ориентации оказываются существенно различными.

Глава 2. В поисках самоидентификации: биосоциальная проблема в контексте мировой интеграции психологического знания

2.1. Биосоциальная проблема в психологии. О понятии «социальное» в психологической науке

Научная психология исходит из предположения, что психика не существует вне живого организма. Психические процессы, состояния и свойства являются функцией индивида, сформировавшегося в процессе эволюции жизни на земле. В этом качестве психическая деятельность, в том числе и психика человека, относится к предмету биологии, подчиняется биологическим законам и может быть подвергнута анализу с применением соответствующих методологии и методов. Однако со времен античности сложилось понимание того, что существенная часть закономерностей психической жизни человека не поддается объяснению в терминах биологических наук, выходит за рамки биологических закономерностей. Б. Ф. Ломов отмечает: «С самого начала развития психологии как самостоятельной области научного знания в ней возникли две главные линии: одна – ориентированная на естественные науки, другая – на общественные <…> Стремление соединить эти две линии, <…> разработать цельную теорию <…> неизбежно ведет к постановке проблемы соотношения биологического и социального в человеке» [Ломов, 1984, с. 342].

Понятие социального не имеет единой общепринятой трактовки. В отечественной психологии сложилась традиция под социальным понимать прежде всего то в человеке, что отличает нас от животных. Это наличие общества и культуры, которые являются носителями программ становления и развития индивида, не биологических по своей природе и основанных не на биологических законах. Усвоение этих программ называется социализацией и является обязательным условием формирования нормального индивида. Общепринятым является представление о социальных факторах среды.

Под биологическим в психике человека в отечественной научной традиции понимается все природное, не специфически человеческое, все, что объединяет нас с нашими «меньшими братьями». Фактор наследственности является по своей природе преимущественно биологическим, однако и здесь можно обнаружить существенную долю социального. Сама биология человека имеет особую природу – это социальная биология. Как показали исследования, в тех трагических случаях, когда человек вырастает в изоляции, лишенным общества (например, известный феномен Каспара Хаузера), человеком в полном смысле слова он не становится. Во-первых, предоставленный своей природе, но изолированный от общества от рождения человек не обладает организацией нервных процессов, свойственной «нормальным» людям, и соответствующим ей поведением. Не владея речью, он не способен к человеческому общению. Во-вторых, сама его телесная организация не является нормальной для человека. Например, отличается форма позвоночника. Индивиду, выросшему в изоляции, не свойственно прямохождение. Его позвоночник остается полусогнутым, а руки при ходьбе касаются земли. Даже умение пить из чашки у нас не от природы.

Б. Ф. Ломов указывает, что человеческое дитя уже рождается с такими механизмами поведения, направленного на удовлетворение витальных потребностей, которые «рассчитаны» на человеческий способ ухода за ним [Ломов, 1984]. В отличие от новорожденного животного, которое находит свою среду «готовой», для человеческого дитяти взрослыми создается особая, специальная среда. Система способов и средств создания соответствующей среды для ребенка сформировалась в обществе и закрепилась в культуре. Можно говорить о наличии у человека особого рода задатков, обеспечивающих возможность усвоения программ развития, социальных по своей природе, носителем которых является не видовая память, заложенная в генах индивида, но общество, культура. В то же время, биологическое в человеке не сводится к наследственному. Среда обитания – очень широкое понятие и включает в себя далеко не только общество и культуру.

Сейчас нередко в литературе можно встретить отождествление дихотомий «среда – наследственность» и «биологическое – социальное». Однако существуют теории, в соответствии с которыми социальное представлено и в наследственности человека. Такова, например, теория архетипов К. Г. Юнга, его представления о коллективном бессознательном. В соответствии с этой теорией глубинные слои психики – коллективное бессознательное – не формируются в процессе индивидуального развития, но наследуются как общая универсальная основа человеческой душевной жизни. Коллективное бессознательное порождено единством мира, в котором обитают все люди, и наполнено инстинктами и архетипами.