Шах и Машка

Я взял у мамы из шкатулки нитки, чтобы завязывать шарики, и мы приступили к работе. Надували, надували, аж голова кругом пошла. А их всё мало.

– Это ж сколько надо воздуху, чтобы все надуть, – говорит Вовка.

– Много, – отвечает Санька. – Ты лучше дуй, не спрашивай. А то мы так и до ночи не справимся.

– Ребята, а что если нам насос велосипедный приладить? – спрашиваю я. – Быстрее будет, наверное.

– Вот здорово! – закричал Вовка, которому порядком надоело это занятие.

Притащили мы насос, вставили трубочку в шарик и давай качать. А шарик ни с места. У него бока то надуются, то сдуются. Один шип получается. И ничего больше. Мы, видимо, громко насосом шипели, потому что Шах проснулся и к нам пришёл. Увидал он, что на полу сплошные мячики катаются, и ну за ними прыгать. Лапой ударит, шарик как подпрыгнет, Шах за ним, а мы со смеху под стол свалились. Удержу нет, как хохочем. А Шах всё пуще за шариками носится. Такую кутерьму поднял, что наша кошка Анька на печке проснулась. Голову вниз свесила и смотрит так презрительно: дурень, мол, малахольный. Что с него взять?!

Тут, глядим мы, Шах поймал шарик за пипку. Удалось! Морду поднял, а она у него через резину зелёная, как у жабы. Мы уже и смеяться не можем – стонем. Шах давай головой мотать. Шарик болтается, по ушам ему хлопает, щенок по комнате с ним носится, пытается зубами крепче перехватить.

– Счас бахнет, – пообещал сквозь смех Вовка. – Вот увидите.

А Шах как раз надумал лапами шарик удержать. Ляпнул сверху по нему, тот ка-ак бабахнет!

Ой, что тут было! Анька бедная с печки сверзилась и кастрюлю на себя опрокинула. Шах на задницу уселся, головой вертит, понять ничего не может – только что шарик был тут, в зубах, а сейчас лишь зелёная тряпка осталась. Обиделся он ужасно. Рыкнул на остатки шарика и пошёл к дивану. А мы сипим уже, сил нет не только смеяться, но и говорить.

Потом Санька отдышался и говорит:

– Вот это собака! Шарик как из пушки лопнул, а пёс и не испугался. Не, Серёга, охотничий пёс! Чес слово!

Будто я и сам не знаю. Отхохотались мы, стали доделывать, что не успели. Шах у дивана лежит, на нас подозрительно смотрит. И на шарики ноль внимания.

Сделали мы всё, Вовка предлагает:

– Чо, погоняем мячик?

А нам чего-то не хочется, надоело. Решили на улицу идти, а то скоро вечер, а мы всё дома сидим.

– Ну, не хотите, как хотите, – сказал Вовка и пнул мячик в комнату.

Шах словно этого только и ждал. Свечкой взмыл в воздух. Потом навалился грудью на мячик. И заурчал. Мы сначала ничего не поняли – чего это он вдруг? Потом глядим, а мячик вдруг стал съеживаться. Шах на него сверху давит, а тот всё морщится и морщится. Я схватил щенка за шиворот, хотел оттащить, а мячик вместе с ним едет. Это ещё что такое? Оторвал я всё-таки щенка от мячика, гляжу, а в мяче рваная дырища!

– Вот это пёс! – восхищённо закачал головой Вовка. – Всем псам пёс. Это же надо – мячик прогрызть. Даже я такое не смогу! Эх, мне бы такого пса! – позавидовал он. – Я бы из него человека сделал!

А я стоял и гладил Шаха. Как же, ему бы такого! Нетушки, мой Шах самый лучший.

Второй подвиг Шаха или Как он заболел

Вот наконец-то каникулы!

Наш боевой третий «Б» в полном составе выскочил на крыльцо школы и заорал такое «ура», что стаю голубей будто волной смыло с крыши.

Нет, вы не представляете, что такое каникулы! Это же, это же… Да что там объяснять?! Каникулы – это каникулы, и всё!

Я мчался через весь посёлок, зажав табель в руке и размахивая им как флагом. За мной нёсся Вовка, а где-то за ним пыхтел Саня. Мы с Вовкой вихрем взлетели на крыльцо, рванули дверь в дом и с порога закричали:

– А у нас-то пятёрочки! А у нас-то пятёрочки!

Мама сидела на корточках возле печки. На наш крик она обернулась и сказала:

– Тише, тише, не надо так громко.

Мы опешили. Как тише, когда у нас каникулы?! У человека, можно сказать, настоящие каникулы, а ему говорят «тише»? А мама говорит:

– Шах заболел.

У меня внутри всё так и замерло. Как заболел?! Да разве собаки болеют? Это же тебе не люди. Мы забыли о табелях и каникулах, кинулись к печке так, что даже лбами с Вовкой стукнулись. А тут дверь открывается, и Санька появляется на пороге:

– Ур-а-а-а! – кричит. – Каникулы!

Мы на него зашикали, руками замахали, он обалдел, головой закрутил и тоже к печке подскочил.

Шах лежал на своей подстилке и тяжело дышал. Я потрогал его носик – он был сухой и горячий. Вовка тоже потрогал и посмотрел на меня. Санька говорит:

– Это ещё ничего не значит. Может, он чего объелся и теперь спит.

– Сам ты спишь! – сказал Вовка. – Много ты понимаешь. Это самый тот признак, что собака заболела. Да же, тетя Валя? – он посмотрел на маму. Та кивнула головой:

– Правильно, Вова. Только я вот не знаю, что с ним.

А Шах открыл глаза и стал смотреть на нас. Глаза у него такие тоскливые были, что у меня в носу защипало и плакать захотелось. Я начал гладить щенка по голове и приговаривать:

– Шах, Шахчик, тебе больно? Чо у тебя болит? Ты скажи, мы поможем. Шахчик мой, не болей, а?

Тут, я слышу, Санька носом захлюпал, жалко ему собаку стало. Как будто нам её не жалко.

– Хватит ныть, – разозлился Вовка. – Нытьём тут ничего не сделаешь. Надо врача звать.

– Это ты правильно говоришь, – сказала мама и пошла звонить по телефону. Она долго с кем-то разговаривала, а мы в это время всё гладили Шаха. Потом решили его поить. А он головой крутит и не хочет воду пить.

Вдруг дверь открывается и влетает Светка. Табелем размахивает. Радостная. Но мы ей эту радость разом подпортили. Собака тут еле дышит, а она орёт как оглашенная. Светка сразу в слёзы, давай Шаху конфету развертывать. Глядим, он конфетку лизнул пару раз и глаза закрыл. И вздохнул тяжело.

– Всё, помер! – всхлипнул вдруг Санька.

– Я тебе сейчас помру! – вскинулся Вовка. – Чо ты всё каркаешь, Саня?! Просто глаза закрыл пёс. Устал от тебя.

Из комнаты вышла мама.

– Вот что, – говорит. – Шаха надо марганцовкой поить. Мне сказали, что, скорее всего, он отравился. Ему надо желудок промыть. Сейчас мы растворчик сделаем и будем лечить.

Мы все бросились в кухню помогать маме. Я чайник с водой схватил. Вовка ложку из буфета достаёт, Светка зачем-то полотенце притащила, а Санька стакан держит. Мама принесла какую-то коробочку, а в ней порошок. Тёмный и мелкий-мелкий. Она его чуть-чуть в стакан бросила, потом воды туда налила, и вода стала розовая-розовая. Совсем как газировка «Барбарисовая». Вовка даже спросил:

– А нам пить её можно?

– Если отравишься, придётся, – улыбнулась мама. – Только не советую этого делать, отравляться.

Пошли мы Шаха лечить этой «газировочкой». Глядим, а возле него сидит наша кошка Анька. Смотрит так на псину неодобрительно. Наверное, думает, что тот представляется, чтобы такую розовую водичку выпросить. Ей-то не дают. Я Аньку ногой отодвинул и поднял Шаха себе на колени. А он тяжёлый, и живот у него, как мячик, раздутый. Упругий. Ну, всё понятно – точно отравился. Анька недовольно хвостом крутанула и ушла в комнату. А мы стали поить Шаха. Мама ему пасть руками разжимает, Вовка ложкой марганцовку вливает в глотку. Пёс глотать не хочет, выплёвывает её. Напоили кое-как, уложили на подстилку. Светка полотенцем его вытерла и укрыла тряпками своими.

– Ну вот, – говорит мама. – Теперь Шаха надо поить через каждые два часа.

Мы тут же вызвались это делать, потому что очень хотели, чтобы Шах побыстрее выздоровел. Мама подумала и согласилась. Вовка с Санькой быстренько домой сбегали, отпросились у своих родителей и прибежали ко мне ночевать.

Мы перетащили Шаха ко мне в спальню и стали дежурить. Вовка всё норовил почаще поить щенка, думал, что тот так быстрее поправится. Но мама заругалась и поставила нам часы, чтобы мы по ним следили.

Мы только два раза успели щенка напоить, как он вдруг начал вставать. Санька хотел не пускать его. Думал, что это у него всё равно что постельный режим. Между прочим, противная штука. Лежишь себе целый день, и никуда сбегать нельзя. Поэтому мы на Саньку закричали, чтобы он над собакой не издевался и отпустил того побегать. Потому как неизвестно ещё что лучше для собаки – лежать или бегать. По нам, так лучше бегать.