Страница 7 из 12
Первоначально даже само название «фабрично-заводские комитеты» не было общепризнанным. Оно укрепилось в уже потом, перекочевав в сознание масс из манифестов и листовок. До этого же организации рабочего самоуправления могли носить самые разные названия. На оружейном заводе Тулы первое время действовал по старинке совет старост86. На фабрике Райковской мануфактуры Иваново-Кинешемской промышленной области органом самоорганизации выступало собрание рабочих депутатов, а при фабрике т-ва Сенькова Пучежского посада работал Совет рабочих депутатов, совмещая фабричное и территориальное управление87. Одновременно территориальные и заводские проблемы решал комитет рабочих Кашина в Костроме88. На фабрике т-ва «П. Малютина сыновья» действовал заводской комитет рабочих депутатов89, которому предшествовал Совет, также распространявший свою деятельность на город Раменок, на территории которого фабрика располагалась90. Временный исполнительный комитет выполнял функции органа рабочей самоорганизации на Воскресенской мануфактуре в Нарофоминске91. На Мышенском заводе Тульской губернии орган рабочего самоуправления назывался просто завкомом92. На Тульском патронном заводе действовал Центральный заводской комитет, а также цеховые комитеты рабочих93. Правлением коллектива именовали свой комитет рабочие т-ва Долматовской мануфактуры бумажных изделий, расположенной вблизи города Кинешмы94. На фабрике т-ва на паях мануфактур А. Толчеевского и И. Трушина орган рабочего самоуправления в документах обозначался по-разному: месткомом, местным комитетом или даже просто комитетом95. Та же ситуация была и на фабрике т-ва Шуйской мануфактуры96. А вот на фабрике т-ва Шуйско-Тезинской мануфактуры местная организация рабочих так и функционировала под названием фабрично-заводского комитета, но поначалу это было скорее исключением, чем правилом97. Такая же многоголосица в названиях звучала и в главном форпосте революции ЦПР – Москве. На предприятии бр. Крамер за местным органом рабочего представительства закрепилось название фабрично-заводского комитета Совета рабочих депутатов, на Военно-артиллерийском – Совета уполномоченных, а на Военно-промышленном – совета старост и т.д.98
О стихийности и самостоятельности рабочей самодеятельности в первый период революции говорит и такой немаловажный факт, как существование большего числа распорядков, правил, уставов и прочих регламентирующих деятельность фабзавкомов документов, разработанных непосредственно рабочими. Подобные свидетельства нормативного творчества трудовых коллективов отразились в архивных материалах Тульского пулеметного99 и оружейного100 заводов, существовали регламентирующая документация у рабочих Цинделевской мануфактуры, Московского капсюльного завода, фабрики Оловяшникова, «автономные правила» были разработаны печатниками Москвы и Московского региона, на большинстве других заводов и фабрик ЦПР101. Какую-то организованность, структурность, по свидетельству членов и сотрудников ЦБ ФЗК, фабзавкомы обретают значительно позже, когда ЦБ ФЗК разработало и приступило к распространению проекта единого Устава рабочего комитета, в соответствие с которым начинают приводить уставы фабзавкомов на местах102.
Таким образом, не будет преувеличением сказать, что первоначально фабзавкомовское движение представляло собой хаотичную, постоянно меняющуюся картину революционной вольницы низового пролетарского самоуправления. Разумеется, различные политические партии с самого начала революции активно предпринимали всё, чтобы фабзавкомы находились в сфере их влияния. Большевистское руководство, к примеру, предприняло первую попытку наладить своё лидерство над деятельностью низового рабочего представительства уже 27 февраля 1917 г., в листовке ЦК РСДРП (б) призвав рабочих «приступать немедленно на заводах к выборам в заводские комитеты»103. Затем тот же лозунг 1 марта 1917 г. продублировали московские большевики, заодно порекомендовав организовываться по районам104. Со схожими призывами к рабочим в первые недели революции неоднократно обращались и меньшевики105. По их мнению, «революционные толпы» были «должны превратиться в революционные организации», к оформлению которых и следовало приступить с «лихорадочной последовательностью»106. Уже 4 марта 1917 года в первом же номере газеты «Вперёд», органе московской меньшевистской организации, в передовой статье «Рабочие, организуйтесь» ставилась задача: «Надо покрыть Москву густой сетью рабочих организаций… Фабрично-заводские комитеты рабочего представительства и их районные советы, как опора для общегородского Московского Совета рабочих депутатов»107. Пыталась взять под свой контроль самодеятельные рабочие организации и буржуазия, и даже Временное правительство, о чём свидетельствует вся государственная политика в рабочем вопросе до и после принятия закона о комитетах от 23 апреля 1917 г.
Проблема влияния партий на фабзавкомовское движение всегда была центральной для отечественной историографии, однако в ней она рассматривалась исключительно в связи со сроками и темпами большевизации фабзавкомов108. Вероятно, ни один исследователь напрямую не задался вопросом, а поддавалась ли в принципе в тот момент народная стихия, организационно проявившись в возникновении и становлении фабзавкомов, какой-либо организующей воле, исходящей из одного или нескольких политических центров? Подчинить эту вольницу чьему-то влиянию было крайне сложно, подчас невозможно. Приводимые же в литературе факты партийного (прежде всего большевистского) влияния на первых этапах развития фабзавкомов отнюдь не характеризуют всего процесса в целом. Так, В. И. Селицким собраны очень интересные данные по газете «Правда», согласно которым в марте 1917 г. среди рабочих Путиловского завода расходилось до 1000 экземпляров этой газеты, на фабрике «Скороход» – 300, на Молитовской фабрике в Канавине – 200109. Но, во-первых, общий тираж «Правды» тогда был 100 000 экземпляров, поэтому приводимые автором данные статистически малы для оценок (1-2%), во-вторых, численность рабочих на том же Путиловском была более 26 000 человек, и нет свидетельств, что большевистские и прочие газеты доходили до всех из них, в-третьих, эти цифры показывают лишь агитационную мощь аппарата той или иной партии, а вовсе не результат пропаганды. Ещё менее убеждают цифры роста партий, хотя бы потому, что высокая численность не являлась залогом успеха. Так, одна из сильнейших ячеек большевиков существовала на заводе бр. Бромлей, однако при организации завкома рабочие предпочли самостоятельно определить структуру и задачи своих органов самоуправления, большевистские же представители в завкоме длительное время были в меньшинстве110. В целом же в феврале 1917 г., когда процесс возникновения фабзавкомов уже разворачивался, численность только-только вышедших из подполья московских большевиков не превышала 600 человек, ещё малочисленней были и другие политические группы111.
Словом, воля организовать «рабочую стихию» у политических деятелей периода революции была, и этот факт имеет широкое отражение в последующей историографии. Однако сами рабочие вовсе не спешили откликнуться на призывы, идущие «сверху», из чужой им среды политизированной интеллигенции. В этом плане нам представляется важным вывод, к которому в одном из своих исследований приходит В. П. Булдаков. Он полагает, что об отсутствии планомерности в организации фабзавкомов и о слабости влияния извне на этот процесс свидетельствует уже то немаловажное, но мало понятое исследователями обстоятельство, что в общероссийском масштабе рабочие объединялись по революционным меркам существенно более медленно крестьянства. Правда, трудно согласиться с автором, что объединительные процессы в его среде были инспирированы эсерами, но фактор внешнего воздействия на первых этапах революции здесь существеннее и очевиднее112.