Культурные особенности

Они просто бросили ящик на землю, закрепили взрыватель и отбежали подальше. Старшина махнул рукой, Эрвин представил, что сейчас будет и бросился на землю. Вжавшись, ничком, ногами к ящику. И Ирку рукой к песку прижал, хотя кому, как не ей, знать, что сейчас будет.

Взрыв ударил так, что заложило уши. Даже не взрыв — свист, тонкий, протяжный свист раздираемого воздуха. Рванула за волосы ударная волна. В песок у щеки вонзилась, дрожа и вибрируя, лохматая, острая щепка. Потом — шлепок, яростный вопль «курвасса мит орен» и ядрёный десантный мат. Пегги доспех не помог — с ног сбило даже бронированную до глаз десантницу.

Эрвин поднял голову. Медленно и осторожно. Второго взрыва быть не должно, но кто этих безумных саперов знает. В ушах — звон. В глазах — туман и слепящие белые полукружья. Ирина вскочила на ноги — рывком, в один жест одёрнула юбку, прошипела под нос — яростно, голосом обиженной кошки — «федералы, мать их». Эрвин поднял глаза. И обомлел.

Таркианский пластик, освобождённый взрывом из тюрьмы контейнера высокого давления, рванулся на волю — сметая все, во все стороны разом. И, соприкоснувшись с воздухом, мгновенно застыл неописуемой словами фигурой. Словно волшебник взял и пошутил, заморозив поток воздушных пузырей, рвущихся вверх с трубочки — детской игрушки. Серо-зеленых, мерцающих воздушных пузырей. Горкой мыльной пены, размером с трехэтажный дом. Старшина достал сканер, поколдовал, посмотрел на экран и удовлетворенно хмыкнул.

— Самый маленький пузырь — два метра диаметром, самый большой — десять, в среднем — пять. Точно, как доктор прописал. Ваш дом готов, распишитесь.

— А оно не рухнет? — спросил ДаКоста, подгибая голову и опасливо косясь на переливающиеся над головой пузыри, — на вид, хрупкие.

— Нет, — хором сказали Эрвин и Ирина. Сапер усмехнулся в усы:

— Окна и двери сами прорежете.

И ушёл, торжественно вручив молодым одноручную пилу. Старую, заржавленную, без половины зубьев. ДаКоста сник. Эрвин хлопнул его по плечу:

— Чего стоишь, приступай, — и усмехнулся, глядя на растерянное лицо. Маленькая месть за представление в эраноплане. Пилить таркианский пластик можно было до второго пришествия — на любые механические воздействия он с присвистом чихал. Зато плавился на раз. Что Эрвин и показал — достал из контейнера лазерный резак, в два взмаха проделал дверной проем в ближайшем пузыре, шутовски поклонился и сказал дамам:

— Прошу…

— Эй, вначале надо бы кошку запустить, — подал голос кто-то из задних рядов. Ирина не услышала. Просто шагнула вперёд. Музыкой прозвенели по пластику флотские каблуки. По точеным коленям хлестнула юбка — ласковой, синей волной. Сверкнули карие глаза.

— Сгодится, — довольно хмыкнула Пегги и толкнула Эрвина — не зевай мол. Работы еще…

За следующие пару часов Эрвин в конец замаялся. В комплекте с контейнером должны были быть три резака. Работал один. Второй был без батареи и ствола, зато с аккуратно наклеенной биркой — «исправность проверена». Подпись, число, круглая печать. Вместо третьего — пустое гнездо. Одно пропито, другое — разломано «то курца», по любимому Пеггиному выражению. Флот берег традиции свято. А может — армия, на ящике хищно скалила пасть эмблема десантной бригады.

Но, неважно. Важно, что махать резаком Эрвину пришлось одному, под чутким Ирининым руководством — типа: «Режь здесь. Здесь Эрвин — это здесь, а не там. Я имела ввиду — на два пальца ниже. Маленькую. Маленькую, я сказала, не как сейчас. Что ж ты у меня такой непонятливый. Теперь переделывать все». И так три часа, постепенно перемещаясь из одного пузыря в другой. Резали двери, окна, какие-то совсем мелкие дырки под полки, шкафы и проводку. А резак, сволочь, тяжелый, руки ныли нещадно. Эрвин устал и начал огрызаться. Но тут Ирина тряхнула головой, огляделась и сказала что пока хватит. И вообще она молодец. Эрвин подтвердил. Не сразу, вначале закинув куда подальше тяжелую ношу. И собрался было на выход. Но у свеженавешанной двери его поймали и опять попросили. Вежливо, с тихой улыбкой:

— Раз уж все равно на воздух идёшь — поищи душевую кабину. По описи — должна быть, в ящиках флотского имущества, ящик тридцать четыре. Хорошо?

Солнце успело хорошо прогреть пузырчатый дом а ветер — ещё не успел разогнать духоту сквозь только что вырезанные окна. Да и резак добавил жары. По лицам — тонкой струйкой пот, скользит крупными каплями по щекам и по виску. Свалилась, смялась мокрыми прядями, прилипла ко лбу Иринина чёрная чёлка. И разводы сажи на щеке — так и не отмылись, заразы.

Эрвин кивнул прежде, чем подумал.

Вот только душевой кабины Эрвин не нашёл. На пляжу, в импровизированном складе можно было искать до бесконечности. Ящики с флотским имуществом — под деревьями, в три ряда, одинаковые серые квадраты, каждый с двумя гербами и порядковым номером в одну краску через трафарет. Номера по описи, а опись…

Из пузыря-дома долетел звон, оправдания и Иринин усталый крик:

— Я что, одна здесь работаю? — голос держит ровно, но дрожь слышна, и тон чуть выше обычного — тоже устал человек донельзя.

Эрвин щёлкнул замком контейнера номер тридцать четыре. Толстые стальные цилиндры, лоснящиеся смазкой бока. Гранаты. Зажигательные, судя по маркировке.

— Пойдёт, — сказал сам себе Эрвин, сгребая сразу десяток.

Душевой кабиной парень, не мудрствуя лукаво, назначил звенящий в лесу водопад. Из куска пластика и пары хвощей — толстые, пустые стволы ломались в руках на раз — соорудил запруду, подождал, пока разольётся озером звенящая, чистая вода, примотал на палку гранаты и закинул подальше, на середину. Сразу три. Рвануло знатно, в небо ударил струёй горячий пар. Вода в озере вскипела мгновенно. Эрвин подумал и кинул ещё парочку в бурлящий котёл, для верности. Если и было в воде что кусачее и опасное — хрен оно выживет в кипятке. А новая вода падала и падала со скалы, разбиваясь на радужные, звенящие брызги. Эрвин и там импровизированную решетку соорудил из двух хвощей, размолоченных сапогами. Потом и Ирина подошла.

Точнее подбежала на звук взрыва. Быстро, опрометью, хрустели ветки под башмаком. Сбила дыхание на бегу, да и тяжёлый шотган оттягивал руки. Патронная лента через плечо. А волосы растрепались, облепили мокрыми прядями щеки и лоб.

— Что происходит? — резко, на вдохе спросила она, и замерла, переводя дыхание.

— Душ делаю. Из того, что есть, — виновато пожал плечами Эрвин, тряхнув связкой гранат.

— Дурак… Я… — слова на её губах сбились, замерли — не хватило дыхания. Высокая грудь поднялась, набирая воздух. Ворот белой флотской рубашки — смят и уехал в сторону. Обрывки ниток на белом хлопке. Третья пуговица с мясом оторвалась. Из-за спин долетел хриплый смех, дёрнул за уши, заставив Ирину осечься на полуфразе.

— Да, парень, хорошо хоть тебя не за туалетной бумагой послали… — Пегги, мать её. Не может без шуток. А еще в уши влетел плеск воды, шорох и радостный визг. Это девчонки с экипажа успешно ввели импровизированный душ в эксплуатацию.

А Эрвину торжественно сунули шотган в руки и попросили посторожить. А то мало ли. Заросли вокруг, конечно, густые, надежные но поберечься стоит. Точнее, поберечь. Вот и застыл парень, статуей. Стоп-кадром из рекрутерского ролика «Враги не пройдут». И морда, как у тамошнего героя — зверская. Ибо жарко, ноги гудят, руки тоже и настроение соответствующее. Кричали в вышине птицы, шелестел листьями ветерок, гнал ароматы — тонкий дух хвои, прелой листвы и местных цветов — пьяный, дурманящий. Алые лепестки качались на длинных ветвях, поворачивая на шорох шагов лица-бутоны. В алой тени лепестков — жёлтые точки. Неприятно, будто глаза следят за тобою. А из-за зарослей — веселье и плеск. Белым пятном на зелени — аккуратно развешенная на кусту флотская стандартная рубашка. Шея как-то вмиг затекла. Хрустнул под ногою валежник. Эрвин развернулся — с трудом и, больше забавы ради, тронул стволом подобравшийся близко цветок. Лепестки дрогнули, сомкнулись как пасть. Проскрежетали по стали шипы — маленькие, острые.