Страница 89 из 119
Наконец, столь долгожданный день настал, и Эдвард, волнуясь так же, как когда-то впервые вышел в официальный свет, прибыл к Хаморскому храму, самому древнему сооружению на Рейнсвальде, первый храм, построенный Культом Неба еще в те времена, когда сюда только прибывали корабли колонистов для освоения острова. Относительно небольшой собор, возведенный на высокой скале, возвышался над пепельной пустошью, с уже изъеденными ветром и временем стенами, но все же сохранивший какое-то свое первобытное и первозданное величие. И именно здесь проходило большинство дворянских свадеб, как в месте сосредоточения человеческой веры и энергий, и как дань памяти истории их предков, построивших храм своей веры, до сих пор остававшейся официальной религией королевства. Посадочные площадки вокруг его территории были уже забиты прибывающими шаттлами гостей, а на всех дорожках, ведущих к воротам храма, через каждые пять шагов стояли тристанские и карийские гвардейцы в церемониальных мундирах и вооруженные церемониальными винтовками. На расчищенных площадках на них смотрели обветренные статуи древних святых и мучеников с закрытыми лицами, возвышаясь среди мертвых деревьев, истощенных местным климатом, но так и не вырубленные, что создавало атмосферу какого-то суеверного страха и восхищения, никак не подходившее к этому празднику, но все же столь сильного, что все остальные мысли просто вылетали из головы, оставляя только восхищение и благоговение перед этим местом.
Эдвард вышел из посадочного шаттла в парадном мундире командующего, золотого и зеленого цветов Тристанского дома, со всеми своими наградами и регалиями из золота и серебра, держа шлем под мышкой и не без труда вдыхая разряженный воздух вокруг храма, сейчас закрытого силовыми полями. От волнения почти ничего не говорил, только поглядывал по сторонам, на своих вассалов в свите и друзей, идущих рядом. В голове почти ничего не оставалось в эти минуты, запомнилась только бородатая улыбка корсара, искренне наслаждавшегося происходящим вокруг. Северед, заметив, что барон смотрит на него, одобрительно показал большой палец.
Невеста еще не прибыла, по устоявшейся традиции она должна прилететь к храму через некоторое время после прибытия жениха, но Эдвард все же вошел внутрь, где его ожидали. Иконы и фрески, каким насчитывались уже тысячи лет, казалось, смотрели именно на него в этот момент со всех сторон, но все же осторожно подошел к алтарю, освещенном лишь несколькими восковыми свечами в человеческий рост высотой, над которым, распахнув в стороны крылья, стояла высокая статуя прекрасной женщины в тоге, с распущенными волосами и с закрытым шлемом лицом, сложившая руки в молитвенном жесте. Статуя Неба, которой и был посвящен храм. У ее ног, сгорбившись под весом тяжелого белоснежного одеяния, стоял старый жрец, как и все служители Неба, лишенный глаз, вместо них была лишь тугая красная повязка, закрывавшая верхнюю половину лица.
- Подходи, сын мой, - хриплым голосом произнес жрец, поманив его сухим и морщинистым пальцем. Не смотря на отсутствие глаз, он отлично видел и запоминал каждого, кто входил в его обитель, - Встань передо мной…
Эдвард опустился на колени в двух шагах от алтаря и закрыл глаза. Старый жрец подошел ближе и принялся бормотать молитвы, окропив его святой водой. Древний язык, практически никому не понятный, заложенный в основы Культа Неба, звучал под сводами этого храма совсем по-другому, гротескно и пугающе, особенно из уст слепого старика в жреческих одеяниях. Голос его звучал совсем иначе, словно доносящийся из другого измерения, от другого существа, лишь надевшего на себя оболочку этого человека, дабы заглянуть в материальный мир. Пусть здесь и не было ничего жуткого, привычный обряд очищения, но Эдварда все равно пробрала дрожь. Он никогда не относил себя к верующим, и все же, появляясь здесь, все равно чувствовал себя не очень хорошо, мощь энергии мыслей миллионов верующих действительно наполняла это здание, наэлектризовывая воздух. Оставалось лишь ждать, когда молитвы закончатся, и выйдет отсюда с Изабеллой, полноправно называя ее своей женой, и обо всем этом можно будет наконец-то забыть.
- Открой глаза, сын мой, - сказал жрец, и Эдвард послушно посмотрел на него и на золотую чашу с водой, сейчас у старика в руке. Ожидание длилось всего лишь несколько секунд, прежде чем святая вода начала дымиться, а после и вовсе загорелась ровным желтым пламенем, - Так сгорают твои грехи, нынешние и прошлые, - сказал жрец, - Небо смотрит на тебя и видит в твоей душе великую судьбу… Встань, сын мой… - жрец отступил обратно к алтарю, оставив Эдварда в сомнениях по поводу только что произошедшего. Ни разу не слышал, чтобы во время подобных обрядов вода вспыхивала как хорошее топливо, но почему-то сам жрец в этом ничего удивительного не видел.
Успел только подняться, не отводя взгляда от жреца, когда в храм вошла Изабелла в сопровождении своего отца и матери, и Эдвард сразу же забыл обо всех сомнениях. В своем белоснежном свадебном платье она была настолько прекрасна, что не мог подобрать никаких слов, чтобы хотя бы приблизительно описать увиденное, и молодой барон почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Взяв за руку, принял ее у Рокфора, едва удерживающего слезы радости в глазах, и матери, которая плакала, ничего и никого не стесняясь, и подвел к алтарю, где их уже ждали.
Жрец, положив каждому ладонь на лоб, говорил долго, повторяя клятвы верности и долга, какие должны были произнести друг перед другом, прежде чем скрепить их первым поцелуем. Потом еще предстояло долгое повторение и освещения договоров вечного союза Карийского и Тристанского бароната, на основании которых и заключается их брак. Эдварду не хотелось выслушивать в этот день все сухие строчки долгого юридического текста договора, но это было необходимым злом, если не хочет, что когда-нибудь их потомки стреляли друг в друга из-за неправильно поставленной запятой.
- Нарекаю вас мужем и женой, именем Неба и вечного Света, - наконец, закончил жрец, по очереди одевая им на пальцы обручальные кольца, - Ваши души отныне едины, сейчас и вовеки веков…
Первый поцелуй, настоящий, а не те мимолетные касания, что могли позволить себе не обвенчанные, для них был самым счастливым моментом, и хотелось, чтобы он длился вечно. Изабелла обняла Эдварда, от радости уже не сдерживая слез, а у него самого только и хватало сил, чтобы еще раз поклониться старому жрецу и выйти вместе с ней из храма на подкашивающийся ногах, слабо веря, что наконец-то прошел через все это, через все поставленные препятствия, все добившись столь долгожданной цели.
Снаружи уже ждали гости, встречавшие аплодисментами и громкими поздравлениями, желая счастливой и долгой жизни, счастья и всего остального, что только можно желать молодоженам. Эдвард и Изабелла махали им руками и счастливо улыбались, направляясь по красной дорожке, в конце которой уже ждал шаттл, готовый отправиться к новой резиденции Тристана. На высоте при желании можно было увидеть сигнальные огни аэромобилей новостных каналов, в прямом эфире ведущих передачу со свадьбы и готовящих будущие репортажи, но старались все же держаться вдали, не испытывая терпение тристанского барона, не особо желавшего, чтобы столь важный дня него день превратился в большую сплетню, какую бы пережевывали многие месяцы.
Сейчас, если честно признавать, Эдварду было глубоко все равно, как себя ведут все эти журналисты, слишком счастливым был в эту минуту, но один такой аэромобиль все-таки слишком обнаглел. На скорости снижая высоту, он направлялся прямо к дорожке, ведущей к шаттлу, буквально перерезая им путь. Это было уже слишком, мимоходом подумал барон, наблюдая его крутой вираж, и если этот журналист прямо сейчас не уберется с дороги, то проткнет его своей шпагой без всяких раздумий. Эдвард отпустил Изабеллу, обогнав ее уже на пару шагов, когда аэромобиль затормозил всего лишь меньше чем в полуметре над землей, открыв дверцу пассажирского места.
В следующую секунду тристанский барон потерял дар речи, поскольку из салона автомобиля на него смотрело перекошенное гримасой злобы лицо Респира, державшего в руках штурмовую винтовку. Эдвард, не успев даже понять, как сильно в этот момент испугался, бросился назад, надеясь хотя бы успеть закрыть своим телом Изабеллу, когда раздались звуки первых выстрелов и крики гостей, еще не совсем понимавших, что происходит.