Страница 116 из 119
- Вранье! – неожиданный голос с верхних галерей моментально разрушил всю атмосферу момента, разом стерев улыбку с лица Михаэля, тот ждал чего угодно, ответных обвинений Эдварда, выступлений графа Фларского или барона Карийского, но точно не того, что скажут свое слово феодалы небольших феодов, преобразованных из старый колоний. Поднявшийся же дворянин в парадном камзоле ярких сиреневых цветов своего герба, повторил, - Все это бессовестная ложь, чтобы запятнать один из самых старых, справедливых и благородных родов нашего королевства!
- Тристанский барон взял свое право крови, что было у него с того самого момента, как Респир расстрелял его свадьбу, - поднялся другой феодал, пальцем ткнув в сторону барона Гористарского, - данное преступление было оставлено без внимания, не смотря на его жестокость и бессердечие. Респир являлся протеже прежнего барона Гористара, и его преступление было гораздо страшнее, чем любое из всего того, что совершал или мог совершить тристанский барон. Он запятнал невинной кровью святые земли храма! – феодал посмотрел по сторонам, ожидая поддержки, и общий одобрительный гул подкрепил его слова.
- Герцог Росса должен был понести ответственность за совершенные деяния, - встал кто-то из остезейских баронов, чем немало удивил всех остальных, - Гористарский баронат несет ответственность за действия своих протеже, поэтому, с нашей стороны, поступки молодого барона Тристана являются оправданными, - остальные представители остезейского союза поддержали его поднятыми руками, - Нельзя обвинять дворянина в исполнении священного права мести, пусть даже и такого жестокого. Тем более, за столь страшное преступление, оскорбившее не только его, но и каждого из нас, ибо были нарушена самая священная заповедь неприкосновенности храмовой земли.
Эдвард не без удивления смотрел на графа Фларского, который спокойно откинулся на спинку своего кресла и с улыбкой наблюдал за всем происходящим. Не сложно догадаться, что он приложил немало стараний, чтобы события теперь развивались именно так, как сейчас разгорается защита чести тристанского бароната. У него достаточно союзников среди небольших феодов, да и просто сочувствующих ему и желающих видеть графа Фларского новым королем Рейнсвальда, а обвинения Эдварда, как одного из его ближайших союзников, выглядят как прямой удар по самому графу. Даже не самые сильные и подкованные в политике способны без особых проблем разобраться в данной ситуации.
- И все же, это не отменяет обвинение Тристанского барона в том, что он нарушил закон пятидесяти часов, - сказал Глава Стражи, выступая вперед и поднимая правую руку, чтобы успокоить начинающийся спор, где явно побеждали сторонники графа Фларского. Их слова звучали гораздо увереннее, чем обвиняющих, не имевших других доказательств, кроме нескольких предоставленных фрагментов брони и снаряжения. Выступив вперед, он повернулся к самому барону, - Скажите, вам есть, что ответить на данное обвинение, признаете ли вы свою вину в предъявленных вам деяниях или же отказываетесь от нее?
Эдвард только успел подняться, судорожно представляя, что именно сейчас необходимо сказать, разрываясь между чувством долга и ответственности за то, что сам совершил. С другой стороны точно так же тянуло данное слово Дэлаю и Рокфору, что не станет признавать свою вину, переложив ответственность на плечи барона Карийского, сохранив свое положение в Рейнсвальдской политике. И все же, прежде чем он успел сказать хотя бы одно слово, едва справляясь с моментально пересохшим горлом, как сам Рокфор поднялся, привлекая всеобщее внимание.
- В содеянном нет вины барона Тристанского, - сказал Рокфор твердым голосом, - Он не знал о том, какие приказы были отданы его войскам и куда направлялись, занятый совсем другими делами в своем родном феоде. Данный приказ был отдан от моего имени союзной группировке, стоявшей в Аверии. Как один из сооснователей проекта «Сакрал», я имею права командующего вооруженными силами колонии, - он вышел вперед, вставая прямо напротив молодого гористарского барона, даже сделавшего шаг назад, - Респир был герцогом Росса, и потому там я надеялся найти ответы на тот вопрос, что мучал меня уже долгое время. А именно, куда же сбежал протеже старого гористарского барона, отобравший у меня самое ценное, что было в моей жизни. Респир забрал у меня мою дочь, и не смейте говорить мне, что у меня нет права мстить за ее смерть! Рейнсвальд даже не пытался найти и наказать виновного, и поэтому я сам сделаю это! Я признаю, что совершил нападение на Росс, но не признаю своей вины в этом! И обвиняю Гористарский баронат в гибели своей дочери! Ни для кого не секрет, что прежний барон Горситар сделал все, чтобы Респир смог разрушить женитьбу моей дочери с бароном Тристанским! И если не будет королевского правосудия, то я сам стану этим правосудием, клянусь короной и Небом! – Эдвард даже не сразу понял, что Рокфор не играет, а говорит правду от самого сердца, уже давно копившуюся в его душе, и теперь все-таки излитую в общем эмоциональном потоке. Слезы выступили на глазах барона, а сам он вцепился в рукоятку церемониальной шпаги, едва удерживаясь от того, чтобы не воткнуть ее в грудь стоявшего напротив человека. Это понял и Глава Стражи, видимо, прочитав мысли барона в его глазах, встав ближе к ним, чтобы успеть отреагировать, если ситуация начнет выходить из-под контроля.
- Барон Карийский, вы действительно принимаете на себя ответственность за нападение на Росс? - спросил он твердым голосом, пытаясь отвлечь его от молодого гористарского барона, просверливаемого взглядом Рокфора с таким зарядом ненависти, какой чувствовал почти каждый из находящихся в зале. Атмосфера постепенно накалялась, но не тем безумием спора, что в прошлый раз, она словно замирала, как замирает и останавливается пустошь, прежде чем разразиться атомная буря, но здесь в двери стучалась самая настоящая война, почти объявленная угрозой барона Карийского, но еще не произнесенная вслух.
- Я готов подписаться под каждым произнесенным сейчас словом, если в этом будет необходимость! – уверенно сказал Рокфор, поворачиваясь к нему, - Гористары ответят за убийство моей дочери, и мне не важно, каким путем мне придется призвать их к ответственности, законным или нет!
- К черту Гористаров! – неожиданный голос со стороны рядов новых феодалов поддержал слова Рокфора, - Они уже давно нарушили все мыслимые и немыслимые законы Рейнсвальда, но мы все равно терпели это все, но расстрел свадьбы это уже слишком! Я был на помолвке Тристанского барона, и видел, как счастливы были молодые, сам отец и знаю, каково это, терять родных детей. Барон! Мое сердце и мой меч с вами!
- Это война! – воскликнул граф Розмийский, поднимаясь со своего места, - Вы понимаете, что вы сейчас говорите? Это объявление войны!
- Значит, война! – рявкнул Рокфор, снимая свою перчатку и кидая ее в молодого Гористара, - Я больше не желаю ждать, когда же все-таки король соизволит призвать этих выродков к ответственности. Слова были сказали, пусть теперь говорят пушки!
- Сейчас выборы короля! – даже Глава Стражи сделал шаг назад, пораженный той ненавистью, что чувствовалась в словах Рокфора, - Вы не можете прервать выборы военными действиями, оставив престол пустовать… - он хотел что-то еще добавить, растерявшись от того, что столь древние обычаи нарушаются прямо на его глазах, но Рокфор перебил его.
- Скажите это моей дочери, какую я хоронил вот этими самыми руками, - он показал ладони стражнику, - И скажите это ее убийце, что прятали Гористары до тех пор, пока он сам не соизволил бежать. У меня уже больше не осталось слов! – поворот событий оказался настолько крутым, что феодалы в зале даже притихли, осознавая происходящее. Впервые в истории Рейнсвальда война была объявлена в зале собраний, но даже не за королевский престол, подобные распри случались и прежде, а по праву мести одним феодалом другому.
Развернувшись, так, что приподнялись полы его камзола, Рокфор гордо зашагал прочь из зала, и никто не рискнул, чтобы остановить его, задержать или хоть как бы воспрепятствовать его уходу, никто даже не рисковал сказать хоть что-то, чтобы попытаться облагоразумить барона, представителя одного из древнейших и благороднейших родов в истории Рейнсвальда. И только уже перед выходом из зала Рокфор обернулся, поскольку эмоции, забитые глубоко в душу, но прорвавшиеся все разом, прямо здесь и сейчас, все еще кипели внутри него.