Страница 56 из 78
Но теперь, зная со слов своего очень необычного пациента во что это выльется, Михаил Николаевич пребывал в некоторой растерянности. Десятки, сотни тысяч загубленных жизней в Революции и Гражданской войне, — не слишком ли велика цена того Светлого Будущего, к которому будут все призывать?.. Только сейчас чуть-чуть стала осознаваться вся тяжесть положения Царя. Ни одно из сословий, составлявших Российское общество, не было довольно его властью. Начиная от забитых, бесправных низов, спивающихся от безысходности, кончая аристократией, купающейся в роскоши, богатстве и вседозволенности, и желающей еще большего. А тут еще эта страшная, жесточайшая война. И неизлечимая болезнь сына…
В поездке доктору с попутчиками не повезло: напротив, на диване разместилась дама средних лет, которая пыталась откровенно кокетничать, а после взаимного представления, решила, по-видимому, сменить тактику обольщения и страдальческим голосом попросила измерить пульс и прослушать сердце. Но и после прощания с ней долгожданный покой не пришел. Новым соседом, который ехал, увы, до самой Москвы, оказался коммивояжер, специализирующийся на реализации патентованных лекарственных средств и с хорошо отрепетированным восторгом рекламировал «чудо-препарат от кашля фирмы „Байер“». Сухо высказав всё, что думает как врач и человек о наркотиках, оставшиеся ночные часы Михаил Николаевич просидел у окна, вглядываясь в едва освещенный лунным светом поля и леса. В его голове пульсировала одна и та же мысль: «Как это ВСЕ могло случиться?» И извечный вопрос русского интеллигента: «Что делать?»…
— Дамы и господа! Прибываем! — голос проводника оторвал Михаила Николаевича от невеселых размышлений. Не до конца веря в реальность происходящего, доктор нащупал в кармане пиджака мятую телеграмму, машинально коснувшись маленького маузера, подаренного Денисом Гуровым. Пистолет и трость были взяты в путешествие по совету капитана Бойко, который предупреждал об активизации преступного элемента в столице. Доктор вытащил бланк, чтобы прочитать еще раз: «Миша вскл срочно приезжай зпт есть два приглашения на пироговский съезд тчк остановишься у меня зпт есть о чем поговорить тчк николай».
Николай Петрович Бартонд, однокашник и друг «давно минувших дней», встретил доктора на перроне. После обязательных рукопожатий, объятий и приветствий друзья вышли на привокзальную площадь, быстро сторговались с извозчиком, и на пролетке направились на квартиру московского врача. Михаилу Николаевичу, отвыкшему от «цивилизации», было непривычно видеть в витринах магазинов рядом с рекламой военные плакаты, рассказывавшие о том, как лихой казак Козьма Крючков пачками насаживает врагов на пику, или призывавшие жертвовать 20–21 мая на табак солдату и подписываться на военный заём под пять с половиной процентов.
Пестрота московских улиц быстро закончилась, лихач довез пассажиров до места, получил свою оговоренную полтину и с присвистом умчался. Хозяин с гостем поднялись в квартиру, где их уже ждал поздний обед, плавно перешедший в ужин. Неспешно утолив голод и отпустив прислугу, два старых холостяка перешли в кабинет, где и расположились поудобней. Привычки студенческой жизни не были забыты. Хозяин в расстегнутой домашней куртке расположился на диване, а доктор, скинув в хорошо протопленной комнате пиджак и жилет, ослабив галстук, оккупировал кресло по другую сторону сервированного столика.
Разговор, как всегда, начался с традиционных «А помнишь?», «А знаешь?», потом плавно перетек к текущим событиям и предстоящему съезду. Ощущая кожей тепло, идущее от печки-голландки, доктор блаженно прикрыл глаза.
— Что, Мишель, жмуришься как кот?
— Я, Коля, за зиму в госпитале так наморозился, теперь любое тепло для меня — в удовольствие. Кстати, а вы как перезимовали?
— Ничего, нормально. Красные флаги на каланчах только три раза вывешивали.
Доктор встрепенулся при этих словах. Воображение, подстегнутое рассказами Гурова, нарисовало ему в уме картину боев революционеров с полицией на улицах Москвы, введения военного положения, цензурного запрета на все публикации по этой теме…
— Миша, Миша! Что с тобой? Аж в лице переменился!
— …Красные флаги…
— Ну да. Ты, что, забыл? Если мороз за минус двадцать пять, на каланчах красные флаги поднимают, и ребятня в гимназию не идет…
Совсем вымотался в своем госпитале. Я правильно сделал, что вытащил тебя, Мишенька, в Москву. Пообщаешься со старым другом, немного развеешься. Ты ведь там не имеешь возможности отслеживать чем дышит нынешняя интеллигенция. А у нас тут жизнь бурлит вовсю. Все, кому не лень: промышленники, юристы, помещики, даже купцы и торговцы, артисты и литераторы, — все лезут в политику. Ты же знаешь, наша уже почти национальная забава — болтать о ней и хаять Правительство. И я, грешен, иногда принимаю в этом посильное участие.
— Неужели ты, Коленька, стал интересоваться политикой? Небось, и в партию какую-нибудь вступил, а?
— Нет, друг мой, не вступил, и не собираюсь. У меня не хватает времени на медицину, не то, что на пустую болтовню. Хотя у конституционных демократов достаточно четкая программа обустройства страны и ограничения самодержавного произвола властей.
Доктору пришли на ум дорожные размышления, и он решил поделиться ими с собеседником.
— Ты знаешь, Коля, пока ехал, в голове крутились некоторые мысли. Я вдруг осознал как тяжело нашему Императору.
— Ты стал монархистом, Миша? С каких это пор?
— Нет, просто по-человечески посочувствовал ему. Крестьяне хотят земли, защиты от произвола землевладельцев и чиновников. Вспомни последний неурожай, когда они у помещиков хлеб забирали. Не для торговли, а чтоб детишек прокормить. Кто-то с голода пухнет, а кто-то зерно на экспорт продает, дождавшись хорошей цены. Да еще штыками солдатскими прикрывается. Я в госпитале наслушался разговоров. Мол, если опять голодать бабы с детишками будут, солдаты домой подадутся, да с винтовками. Вот тогда как полыхнет по всей Руси-матушке, не враз потушишь.
Доктор раскурил душистую папиросу и продолжил:
И в городе — не лучше. Рабочие живут как каторжники, работают по 14–16 часов в день, хотя есть царев указ об ограничении до 10-ти. Штрафы и произвол на заводах — везде и всюду. И инспекторам не пожалуешься, они все куплены. И хотят промышленники только одного — еще туже мошну набить. А для этого им парламент нужен, выгодные законы принимать. Вот поэтому в политику и лезут. И для всех Царь — плохой.
— Знаешь, мон шер, ты прав, наверное. Кстати, бомонд тоже все неудачи пытается повесить на Императора. Вспомни назначение Великого Князя Николая Николаевича Главнокомандующим. Каких только дифирамбов ему не пели! А сейчас ходят слухи, что Царь его снимет. За все «удачные» отступления. И Сам станет Главкомом.
— Вот, Коля, еще и тут он будет виноват. Тут поневоле монархистом из жалости сделаешься. Душа болит. И за Царя, и за Отечество…
— Ладно тебе. Послушай лучше наши медицинские сплетни. По большому секрету мне сообщили, что на съезде будет сам Павлов!..
— Да неужели?!
— Да. Несмотря на все козни ему прислали приглашение… А еще Академик стал достаточно тесно общаться с технарями-электротехниками. Одним словом, выбрался из своей башни, пошел в народ, записался даже на лекции по гальванизму и электричеству. Причем, ну это, конечно, слухи, но… Когда лектор попытался пошутить над Иваном Петровичем, получил, говорят, вполне квалифицированный отлуп. Еще он тесно сошелся с Павлом Ивановичем Ижевским, профессором Военно-Медицинской Академии.
— Это который изучает влияние электрических полей на человека?
— Да, сейчас они вместе с Павловым ведут какое-то совместное исследование, скорее всего в военной области… Так вот, Академик будет председательствовать в нашей секции…
— Николенька, а почему ты манкируешь своими обязанностями? Я «Старку» вез не для того, чтобы она выдыхалась…
— Она и не успеет!. Эх, хороша!..Да с буженинкой!..
ИНТЕРЛЮДИЯ. Продолжение.