Страница 37 из 39
- Перестань так говорить! – встряхнув женщину за плечи уже обеими руками, рявкнул прямо в лицо ей Шон. – То, что ты немного старше…
- Угу… Немного!
- … не такое достижение, чтобы постоянно тыкать этим в нос! И ты судишь по другим людям, ничего обо мне не зная! Это неправильно!
- Решать мне.
- И несправедливо!
Неожиданно ее смеющийся взгляд сменился, сменился… Шон даже не мог слова этому подобрать – словно что-то резануло из самой глубины глаз, как бритвой. Боль, горечь, отчаянье – нет, все эти слова не годились… а нужных не нашлось.
- Справедливость – миф, деточка, – севшим голосом, уже без насмешки произнесла она. Перемена заставила Шона слегка растеряться и даже пропустить мимо внимания «деточку». Ненадолго. Уж лучше бы она намеренно дразнила его, чем искренне считала неразумным младенцем, дьявол побери!
Лениво стряхнув его руки, Маргарет отвернулась, чтобы открыть дверь.
- Подожди… ну пожалуйста! – уже сам себе напоминая ребенка, тихо попросил юноша.
Но женщина с прежней усмешкой оглянулась через плечо, переступая порог, и – так ничего и не ответив – захлопнула дверь у него перед носом.
«Чертова стерва!» – Шон очень хотел выкрикнуть это вслух, но… разговаривать с дверью показалось еще более глупым, нежели со спиной. Даже в том, чтобы просто шарахнуть кулаком, выплескивая чувства, было что-то невообразимо жалкое, беспомощное… иначе его, конечно, не испугала бы и перспектива пообщаться с полицией за манеру буянить с утра пораньше на крыльце чужого дома. Черт, черт, черт!
Зачем он придает столько значения тому, что о нем и его таланте думает какая-то вредная молодящаяся карга? Зачем что-то ей доказывать? Жаль, конечно, упустить место в группе – а эта зараза действительно прекрасная, если не гениальная, певица, просто обреченная на будущую известность… но с какой стати ему так стремиться греться в лучиках чужой славы? Он добьется своего успеха и сам! И… и…
Выбросить всю эту историю из головы, и дело с концом! Быстрым шагом спускаясь с утеса – автобусы в такую рань еще ходили слишком редко, чтобы торчать на остановке в ожидании, а пеший переход помогал выплеснуть раздражение – Шон достал мобильник, задумчиво взвесил в ладони и сунул обратно в карман шорт. Воскресное утро – не такое время, когда тебя безусловно рада будет слышать даже относящаяся с очевидной симпатией девушка. Ближе к вечеру… ближе к вечеру можно будет пригласить Ирму в кафе, а потом, может быть, сходить вместе на танцы. Обаятельная пышечка с огромными, как у русалки, глазами и шикарными каштановыми кудряшками привлекла его внимание еще пару лет назад, когда Шон с матерью приезжал навестить деда, тетушку и кузена на летние каникулы, а с тех пор она заметно повзрослела и похорошела. Достаточно, чтобы попытаться закрутить с ней всерьез – к тому же, несмотря на напускную саркастичность, парень чувствовал, что тоже ей понравился. А еще Ирма тоже мечтала стать певицей, хотя в ее случае Шон готов был разделить мнение Мэг о талантливых детях, которых не так уж и мало. Ирма здорово пела и даже немного сочиняла музыку сама, но ее творчество не настолько поражало воображение, чтобы он оценил в ней в первую очередь голос и талант, а не приятное личико, аппетитную фигурку и легкий слегка безбашенный характер… Но, наверно, это было и к лучшему. Просто талант – это несомненный плюс к прочим качествам в жизни, а гениальность – это, скорее, сродни сумасшествию. И дела с гениями иметь совершенно невозможно…
Уж перед семнадцатилетней школьницей он точно не рискует выставить себя неразумным юнцом!
========== Питер Кук ==========
Оглядевшись в комнате, первым порывом было патетически всплеснуть руками и вдохновенно продекламировать что-нибудь вроде «О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?!»… Хотя костей, вроде бы, и не было… если только где-нибудь под руинами, конечно, не сохранились остатки копченой курицы, которую кто-то из новых соседей приволок с собой уже в разгар небольшой, затеянной ради общего знакомства пирушки. Вчера Питеру казалась удачной идея воспользоваться тем, что первый день его пребывания в новом жилище выпадает на выходной и отметить новоселье, заодно заложив основу дружеских отношений с этими самыми соседями… Но, кажется, сначала все же следовало, как минимум, распаковать вещи – все равно сумка была безжалостно выпотрошена: о вчерашних поисках чего-то в нехитром багаже юноша хорошо помнил , но из головы напрочь вылетело, что именно он искал и существовало ли это вообще как в сумке, так и в природе… Небрежно отброшенные в процессе поисков вещи теперь украшали новое жилище живописнейшей экспозицией, причудливым образом перемежаясь с остатками вчерашнего пиршества… Да уж, знай мамуля, с чего Питер начнет свою новую и прекрасную самостоятельную жизнь – вообще не выпустила бы из дома! А встречать двадцать третий день рождения на родительском попечении – это уже чересчур!
По-хорошему, за уборку надо было приниматься сразу, проснувшись, тихим недобрым словом помянув вчерашний сабатуй и натянув вытащенные из под кровати джинсы, найденную почему-то на кухне под столом рубашку и кроссовки, вообще не хотелось вспоминать, где обнаруженные (по отдельности, разумеется)…
Но руки просто опускались от одного только зрелища, поэтому Питер решил прогуляться где-нибудь, подальше от этого кошмара, чтобы успеть за время этой прогулки морально смириться с неизбежным. Нельзя сказать, чтобы он совсем уж ничего не умел делать по дому: напротив. Матушка Тереза придерживалась весьма строгих методов воспитания и всегда требовала от всех домашних безупречного порядка. Как ни парадоксально, Питера это точно не приучило к большей аккуратности – даже напротив, привыкнув выполнять домашние обязанности под строгими замечаниями и напоминаниями, или из опасения этих замечаний, теперь, когда мамуля оказалась аж в другом городе, мотивировать себя к трудовым подвигам не помогали никакие волевые усилия. В итоге единственным, с чем Питеру удалось морально смириться, было понимание, что шататься по городу в течении всего дня все равно нельзя, но энтузиазма что вообще возвращаться в новое жилье, что ликвидировать царящий там рукотворный кошмар, это не добавляло.
Неторопливо поднявшись по лестнице, Питер растерянно замер, обнаружив возле своей двери стоящую, слегка прислонившись к перилам, светловолосую девушку в длинном летнем сарафане.
- Корнелия?
- Прости, я без звонка… но твой мобильник не отвечает, а я подумала, что, раз уж все равно приехала в Фадден-Хилз, ну, насчет университета, я уже говорила… то стоит заглянуть к тебе.
Мобильник… мобильник Питер вчера отключил, памятуя о привычки мамы звонить в самый малоподходящий момент – уловив отголоски вчерашней пирушки, Тереза непременно устроила бы сыну допрос с пристрастием, а вчера он, разумеется, был совсем не в настроении для дачи показаний. А включить телефон сегодня, не говоря уже о том, чтобы взять с собой, разумеется, забыл.
- Это ты извини, – пробормотал парень, сконфуженно размышляя, как, не показавшись невежливым, можно не приглашать девушку в квартиру. Потому что от зрелища, поджидающего внутри, ее мнение о его нескромной персоне уж точно упадет настолько низко, что устремиться, пожалуй, к ядру планеты! – Знаешь, у меня там немного не убрано, я еще вещи распаковывать не закончил… может, посидим где-нибудь в летнем кафе, или сходим в парк.
Корнелия ненадолго задумалась, покусывая губу, и отрицательно качнула головой.
- Нам надо… то есть нет – мне нужно поговорить. Желательно, чтобы никто случайно не услышал, так что лучше в доме.
Всякого рода серьезные разговоры Питер не слишком любил. Именно с серьезного разговора не столь уж давно началось его вытуривание в самостоятельное плаванье, причем возражения сына о том, что ему совсем даже неплохо живется вместе с родителями, в материалы дела так и не были внесены… теперь вот уже пожинает последствия в виде того, что самому-то в новый дом входить стыдно, не говоря уже о том, чтобы девушку приглашать. Черт же попутал отключить этот несчастный телефон: уж знание о грядущем визите Корнелии могло бы и простимулировать на наведение порядка… да что уж теперь?