Яков. Воспоминания

— Брата оставьте у себя, пожалуйста! Пусть у Вас сидит, умоляю Вас!

М-да. Каким бы беспутным мотом не был Владимир Елагин, но брата он любил. И тревожился за него. Потому и примчался в Затонск, надеясь, видимо, защитить от Мореля. Впрочем, это мы сейчас выясним точно.

— Довольно странная просьба, однако, — сказал я ему.

— У вас просто безопаснее, — простодушно пояснил Владимир.

— Алексею грозит опасность? — уточнил я у Елагина-старшего. — Поэтому Вы здесь?

Он рванулся ко мне в волнении, но снова опустился на стул, удержанный городовым:

— Понимаете, Морель как-то сказал, что ему все равно, с кого получать долг, с меня или с брата. Я только потом понял, что он собирается погубить Алексея! А все наследство, которое мне причитается по закону, забрать себе за долги.

Ну вот кое-что и прояснилось. Морель, видимо, послал студента убить Алексея. Но тот, как оказалось, тоже умел стрелять и студента убил. Егерь Ермолай, в память о погибшем хозяине и друге, попытался взять вину на себя. Осталось выяснить еще кое-что, уже менее существенное.

— А почему отец лишил Вас наследства? — обратился я к Владимиру с вопросом.

Он смутился, отвернулся, явно не желая отвечать. Вмешался Виктор Иванович, выручая непутевого клиента:

— Это сугубо семейное дело, не имеющее касательства…

Но Елагин не дал ему договорить. Кажется, он думал, что должен рассказать мне все, чтобы заручиться моей поддержкой в защите младшего брата. А может, просто устал скрывать свою тайну.

— Отец взял вину на себя за то убийство на охоте, — Владимир Елагин в волнении встал, потом сел. Снова встал. Я сделал знак городовым не препятствовать. — Он ждал, что я приду к нему с покаянием. К нему и к родителям девочки той.

В кабинете царило молчание. Виктор Иванович слушал, как завороженный, не сводя взгляд с Владимира. На глазах Елагина выступили слезы. Он продолжал с трудом:

— Я не пришел, — и снова тяжело опустился на стул, ссутулившись.

— Выходит, Виктор Иванович, — обратился я к Миронову, чтобы дать допрашиваемому минуту прийти в себя, — и Вы об этом не знали?

— Нет, — покачал головой Миронов.

Елагин всхлипнул. Я перевел на него взгляд:

— Но тюрьма не грозила ни Вам, ни отцу. Дело-то было улажено!

Владимир Елагин тяжело вздохнул, борясь с эмоциями:

— Отец ждал, что у меня совесть проснется. Не дождался. Он сам стоял на коленях перед родителями девочки погибшей. А потом, не знаю, то ли не выдержав молвы людской, то ли скорее от стыда за меня, за то, что сын у него без души и без сердца вырос, застрелился.

И Елагин снова разрыдался.

Да уж, диву даешься, какие тайны скрываются порой за дверями семейных историй. Сонмище скелетов в шкафах. Но все же, это все дела давно минувших дней. Теперь уже не важно, кто убил пять лет назад девочку на охоте. У нас другое убийство на повестке дня.

— А кто убил студента? — спросил я Елагина.

— Я не знаю, — поднял он на меня глаза. — Я правда не знаю! Я узнал об этом здесь, в Затонске.

— Теперь, — вмешался довольный Илья Петрович, обращаясь ко мне, — когда у нас есть главный свидетель, определенно, господин Морель отправится на каторгу!

— Осталось только его поймать, — мрачно произнес я, смиряя энтузиазм петербургского коллеги.

Я приказал увести все еще рыдающего Владимира Елагина. И только тут впервые обратил внимание на отсутствие моего помощника. Когда мы привезли Елагиных в управление, Антон Андреич отсутствовал, но я решил, что он просто отлучился ненадолго. Но он так и не возвращался, хотя времени уже прошло преизрядно.

— А где Коробейников? — спросил я дежурного.

— Так Коробейников с Анной Викторовной Мироновой спешно куда-то убыли! — ответил тот.

Мы с Виктором Ивановичем одновременно поднялись, переглянувшись с тревогой. Я оглядел свой стол в надежде, что мой помощник мне хоть записку оставил. Так и есть, вот она записка. Завалилась за чернильницу, поэтому я и не заметил ее сразу. Я прочел и похолодел. Коробейников писал, что Анна Викторовна выяснила, где остановился Морель, и они с ней вдвоем отправляются к туда, чтобы его арестовать. Далее следовал адрес.

— Что ж ты раньше не сказал! — напустился я на дежурного в бессильной ярости.

И не слушая его оправданий, сунул в карман пистолет и кивнул Миронову и Увакову:

-Поехали! Быстро!

И снова мы несемся в экипажах по Затонску, разгоняя из-под колес прохожих и бродячих собак. Снова сердце мое колотится и пытается выпрыгнуть из груди от страха и злости. Коробейникова убью! А потом уволю к чертовой матери! А ее… Хотя нет, нынче это не моя забота. Потому что рядом со мной сидит не менее перепуганный и разозленный Виктор Миронов. Уж сегодня, любезная Анна Викторовна, я не смогу покрыть Ваши художества, даже если бы и хотел! И достанется Вам от папеньки сполна. И, судя по его решительному лицу, крепко достанется! И может он Вас научит, наконец-то, не соваться, куда не надо, рискуя собой! И я смогу наконец-то работать спокойно, не рискуя в каждом деле умереть от страха за Вас. Лишь бы мы успели! Сколько они там уже? Ушли еще до нашего возвращения от Елагиных. Получается, долго. Слишком долго! И если мы не успели…

Когда мы подъехали по адресу, то увидели Мореля, выходящего из дома. Анны и Антона Андреевича видно не было. Видимо, они остались в доме. Мы опоздали! Ярость красной пеленой застлала мне глаза. Я возьму этого негодяя, чего бы мне это не стоило! Сам возьму! И убью, если он что-нибудь с ними сделал! Крикнув городовым, чтобы проверили квартиру, я бросился за Морелем. Он неплохо бегал. Но я лучше знал город. Я нагнал его почти сразу, всего через два поворота. И даже приостановился в замешательстве. Морель лежал на снегу, а какой-то неизвестный уже занес над ним нож, готовясь ударить. Кажется, во второй раз. Я выстрелил в воздух, мужчина с ножом обернулся ко мне. На мгновение я увидел смутно знакомое лицо с аккуратной седой бородкой. А в следующую секунду он оставил Мореля, метнулся за через забор и растворился в темноте. Это была загадка, но разгадывать мне ее было пока некогда. Я взглянул на Мореля. Он был жив, хоть и ранен. И смотрел на меня со страхом.

Тут подбежали отставшие городовые, и с ними Уваков.

— Господин Морель! — рассмеялся Илья Петрович, поднимая Мореля со снега за воротник. — Вы арестованы!

Городовые ухватили Мореля за руки, потащили в сторону экипажей. А я пошел обратно, к квартире, на которой жил Морель. Шел со страхом, не представляя, что увижу там.

Но еще издалека я увидел их обоих. Живы, слава Богу. Кажется, даже не пострадали. Все, теперь можно перестать бояться. И можно начинать злиться с новой силой. Хотя сила облегчения от того, что они оба остались живы, была такова, что даже злился я как-то устало, будто нехотя.

Я посмотрел, как Мореля запихивают в повозку. Проводил глазами Анну, которую господин Миронов уводил в сторону другого экипажа. Она все оглядывалась на меня виновато, но ослушаться отца не осмеливалась.

— Яков Платоныч, — окликнул меня Уваков, садящийся в коляску, — Вы с нами?

— Езжайте без меня, — ответил я ему. — Я пешком пройдусь.

Да, именно так я и сделаю. Вот сейчас выслушаю Коробейникова, надеру ему уши и прогуляюсь спокойно по морозцу. Чтоб остыть. А то со всеми этими сильными эмоциями голова совсем не работает.

Я повернулся к Антону Андреичу, стоявшему в сторонке с виноватым видом и покорно ожидавшему моего гнева.

— Вы что? — сказал я ему, едва сдерживаясь, чтобы не схватить за ворот и не потрясти как следует. — С ума сошли?! Вы понимаете, что подвергли опасности не только свою жизнь, но и жизнь Анны Викторовны!

— Я хотел, как лучше. Вас не было. Я… — начал, запинаясь оправдываться Коробейников.

Мой гнев взял-таки верх. Я ухватил его за пальто:

— Я вышвырну Вас из полиции! Извольте точно исполнять мои указания! — я почти орал на него, выпуская наконец-то весь свой страх и гнев и встряхивая его на каждом слове. — Если я Вам сказал ждать в управлении, нужно ждать в управлении!