Страница 23 из 53
Дом Головина я легко разыскал по наводке Белова. И с удивлением увидел у крыльца своего помощника:
— Коробейников! После свидания с Фидаром прямиком к доктору?
Коробейников, сказать по правде, на травмированного похож сейчас не был, даже несмотря на свои роскошные синяки. Был он возбужден и азартен. Ну, явно накопал что-то.
— Да, но не совсем, — от возбуждения формулировки Антона Андреевича ясностью не страдали. — Мне удалось выяснить, что этот доктор Головин…
— Продает бойцам какое-то заграничное зелье? — продолжил я мысль моего помощника.
Лицо Коробейникова осветилось изумленным восторгом, как всякий раз, когда мне удавалось предугадать его слова:
— Совершенно верно! А Вы откуда узнали?
Надо бы мне все-таки сдерживать торопливость своих мыслей и слов, а то Антон Андреич с его тягой ко всему необыкновенному, скоро и меня в медиумы запишет.
— Это потом. А вы откуда услышали?
Коробейников понизил голос, для подчеркивания секретности полученных им сведений:
— Фидар у себя на складе говорил.
В это время скрипнула, открываясь, дверь дома доктора, и сам хозяин вышел на крыльцо. Вспомнишь солнце, вот и лучик?
— Доктор Головин, если не ошибаюсь?
— Да, чем могу служить? — повернулся к нам доктор. И тут же, увидев синяки Коробейникова, разулыбался: — А, это сотрясение мозга на лицо! Примочечку, компрессик. Молодой еще, заживет как на собаке.
Видно, доктор принял нас за неожиданных пациентов. Я представился:
— Полиция. Следователь Штольман. Вы задержаны.
Ого, как он испугался! Побледнел весь:
— Я? За что? На каком основании?
— А на том основании, — ответил я ему, — что Вы подозреваетесь в использовании недостаточно проверенных препаратов. И причинении смертельного ущерба для здоровья человека.
Доктор Головин выглядел все больше изумленным и перепуганным:
— Этого не может быть. Не может быть! Послушайте меня! Я испытывал эти препараты на самом себе! Взгляните! И ничего!
— А вот с этим «ничего» мы и будем разбираться, — сказал я ему максимально твердо.
И мы с Коробейниковым препроводили доктора в управление, заодно прихватив с собой весь арсенал его препаратов для проведения экспертизы.
Попав в мой кабинет, доктор Головин изо всех сил пытался продемонстрировать нам свою готовность к сотрудничеству:
— Сажин обратился ко мне задолго до этого боя, — рассказывал он, — жаловался на повышенную усталость.
— Может, его мучила какая-то болезнь, хворь? — спросил Коробейников.
— Да ему надо было побольше отдохнуть, сделать перерыв! — возмутился доктор.
— Силенок не хватало? — поинтересовался я, рассматривая очередной пузырек со снадобьем.
— А, ну, при его данных ему хотелось зарабатывать больше денег, — пояснил Головин. — Это до поры до времени удавалось. Но организм не обманешь.
Антон Андреич уточнил:
— То есть, дрался на износ.
— Можно сказать, что так, — повернулся к нему доктор.
Я вернул к себе его внимание:
— А что произошло перед последним боем?
Доктор Головин снова очевидно занервничал:
— Я дал ему препарат, естественно, предварительно проверив его на себе. Ума не приложу, что могло случиться! — и он демонстративно развел руками, подчеркивая свое неведение.
Мне начал надоедать этот театр. Надо слегка надавить на доброго доктора. И я произнес несколько саркастически:
— Он умер.
— Я этому не верю! — доктор Головин всеми средствами продолжал демонстрировать мне свою непричастность к ситуации со смертью бойца. — Я не верю этому!
— А вы отдаете себе отчет, — возмущенно прервал его Коробейников, — что он мог погибнуть из-за ваших лекарств! И что ж за чудо-препарат такой, позвольте узнать?
Доктор, перепуганный донельзя гневом Антона Андреевича, прижал руки к груди, умоляя меня ему поверить:
— Ну, это недавно синтезированный препарат из Германии. Он увеличивает выносливость, стимулирует и подкрепляет нервную систему!
М-да, прямо-таки не лекарство, а панацея какая-то!
— А Вы правильно рассчитали дозу? — спросил я Головина.
— Конечно! — уверил он меня. — Я дал ему три пакетика по два миллиграмма. Объяснил, как принимать.
Ответил, называется. И откуда мне может быть известно, это правильная доза для этого препарата, или нет? Впрочем, доктор Милц разберется, я уверен.
— И где теперь труп Вашего пациента? — ехидно поинтересовался у доктора Коробейников.
Судя по всему, ему доктор Головин тоже не слишком нравился.
Вопрос о трупе вновь привел доктора в состояние абсолютно перепуганное:
— Да откуда же мне знать! — вскричал он и всплеснул руками.
— А кто же должен знать, по-вашему? — продолжал давить на него Антон Андреевич. — Долг врача лечить безопасно, быстро!
От его бурных эмоций у меня снова разболелась голова. Пойду-ка я к доктору Милцу. Препараты Головина ему отдам на экспертизу, да, может, попрошу чего-нибудь от головной боли.
Головин, увидев, что я собираюсь уходить, оставив его наедине со взбешенным Антоном Андреевичем, чуть не за рукав меня ухватил:
— Господин следователь, я не понимаю…
Не понимаешь? Ладно, объясню:
— Вы задержаны до выяснения всех обстоятельств.
На лице Головина отразилось смесь возмущения с изумлением и страхом.
Но в этот момент дверь кабинета отворилась, и мне стало некогда объяснять доктору происходящее, потому что вошедший дежурный доложил о найденном трупе. Ульяшин посыльного прислал. На пустыре откопали.
Еще один труп? Что-то они множатся! Или этот не по нашему делу? Ладно, на месте разберемся. Я приказал дежурному отправить доктора в камеру, а сам, вместе с Коробейниковым, поехал на пустырь.
На пустыре возле свежевыкопанной ямы и вправду лежало тело, завернутое в мешковину. Рядом стояли городовые и пара мужиков с лопатами. А у куста, опираясь на верный свой велосипед, почему-то стояла Анна Викторовна Миронова. На меня она не смотрела, делая вид, что ее крайне интересуют листики на веточке. Она-то как тут оказалась? Но мне недосуг было об этом размышлять, потому что меня отвлек Коробейников:
— Яков Платоныч, я вчера здесь видел немого с лопатой, Митяя.
Все интереснее и интереснее, с каждой минутой. Похоже, наше застрявшее дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки.
Ульяшин вытянулся передо мной во фрунт:
— Ваше Высокоблагородие! Вот, откопали.
Коробейников наклонился к трупу, отвел кусок мешковины, закрывающий лицо:
— Ну дела!
А Ульяшин продолжил:
— Три дня, почитай, пролежал, но мужики опознали. Сажин, говорят, известный боец.
— Как его нашли? — спросил я.
Ульяшин смущенно кивнул в сторону Анны Викторовны. Этого только не хватало! Снова она вмешивается, снова играет в детектива! Я подошел к ней решительно, и очень требовательно спросил:
— Как?!
— Мне показали! — Анна Викторовна смутилась моего гнева, даже попыталась отступить, да велосипед помешал.
— Кто?! — мое недовольство нарастало.
— Этих свидетелей Вы не сможете вызвать, — потупилась Анна.
Так, понятно. Снова эти ее видения. И она вновь бросилась их проверять, не поставив меня в известность. Ну ничему ее жизнь не учит!
— Анна Викторовна, Вы что, не понимаете?! То, что Вы нашли тело, бросает на Вас подозрение в соучастии!
Ну, положим, никаким таким подозрениям я ходу не дам, конечно. Найду, как объяснить эту находку. Но может быть ей, как дочери адвоката, такие аргументы понятнее будут?
Она посмотрела на меня с недоумением, ответила удивленно:
— Вы что, меня теперь подозревать будете?
Вот и все с моими аргументами. Она знает, что я ей поверю. Она верит, что я ее не заподозрю. Приятно, конечно, такое доверие. Но оно вовсе не снижает моего раздражения ее вмешательством:
— Я — нет. Но как я объясню полицмейстеру и прокурору этот ваш… феномен?!