Наказанные народы

Александр Некрич

Наказанные народы

От автора

Книга «Наказанные народы» была завершена мною весной 1975 г. Летом того же года первый экземпляр рукописи был вывезен одним моим зарубежным другом на Запад. Я сделал это, так как никаких шансов на опубликование этой моей работы в Советском Союзе не было. Впрочем, не было их и для других моих основных работ.

Последние десять лет для меня была установлена негласная квота: по одной статье в год в малотиражных академических изданиях. Даже исследования, выполненные по плану Института всеобщей истории Академии наук СССР, в котором я практически проработал все послевоенные годы, не публиковались, хотя и были утверждены к печати Ученым советом Института. Фактически я получал заработную плату старшего научного сотрудника, доктора исторических наук за молчание.

Я был подвергнут остракизму за свою книгу «1941. 22 июня», опубликованную в 1965 г. в Москве издательством «Наука» и переведенную и изданную затем во многих странах Европы и в США.

В июне 1967 г. за отказ признать «ошибки» Комиссия партийного контроля при ЦК КПСС под председательством члена Политбюро А. Пельше исключила меня из партии. В августе 1967 г. по распоряжению властей моя книга была изъята из всех библиотек Советского Союза, в которых не было так называемого специального хранения, и уничтожена. С того времени мои профессиональные возможности историка были сужены до предела. Мои попытки разорвать этот мистический круг в Советском Союзе окончились неудачей. Тогда я принял решение покинуть свою страну и сделал это в июне 1976 г.

Я хочу работать и видеть плоды своего труда, надеюсь, смогу свободно печатать на Западе свои произведения и, что не менее важно, и писать свободно, отказавшись раз и навсегда от самоцензуры и не опасаясь более цензуры власти.

В связи с выходом в свет русского издания «Наказанных народов» сердечно благодарю тех моих соотечественников, кто поделился со мной своими материалами и воспоминаниями, читал мою рукопись и сделал немало полезных замечаний. Надеюсь, что придет время, когда я смогу назвать их по именам. Теперь же я хочу выразить свою благодарность Михаилу Бернштаму за внимательное и критическое прочтение рукописи.

Неоценимую услугу оказал мне мой первый западный читатель, норвежский журналист и историк, доктор Нильс Мортен Угард. Прошу его принять мою глубокую признательность.

Дружеская поддержка изданию моей рукописи была оказана профессорами Леонардом Шапиро и Питером Реддавеем (Лондонская школа экономических наук), профессором Алеком Невом (университет Глазго), профессором Лео Лабешом (Лондон), профессором Эдвардом Кинаном (Гарвардский университет), профессором Робертом Такером (Принстонский университет). Рукопись была также прочитана профессором Деннисом Огденом (Лондон) и Марио Корти (Милан).

Работа над рукописью была завершена мною в Русском исследовательском центре Гарвардского университета.

Вся редакционная работа по русскому изданию была тщательно выполнена сотрудниками «Хроники-пресс».

Прошу всех перечисленных выше лиц принять мою душевную благодарность.

Введение

Был май 1944 г., и мне было 24 года. Я служил в политическом отделе 2-й Гвардейской армии. Наши войска освобождали Крым. Так я и оказался после жарких севастопольских боев в небольшом курортном городке на Черноморском побережье, в Евпатории.

Я стоял у здания театра, где заседал партийный актив города, поджидая нужного человека. У меня было задание командования наладить работу городской комиссии по расследованию преступлений немецко-фашистских оккупантов.

Двери театра распахнулись, и в них появился темноволосый стройный председатель городского совета К. «Как дела?» – задаю ему обычный вопрос, который не требует ответа. Однако ответ следует, и для меня весьма загадочный: «Готовимся к решающему дню». Киваю головой, просто так, из вежливости. На самом деле и предположить не могу, что он имеет в виду. А ведь в этот момент, должно быть, и началась эта книга…

Едва завязался разговор, как из дверей театра вышел незнакомый генерал-полковник. «Кто это?» – «Это Кобулов, заместитель Берия», – почему-то понизив голос, отвечает мой собеседник. К. уезжает. Нахожу нужного человека, и мы отправляемся по нашим делам.

На следующий день или, может быть, двумя днями позже я возвратился в политотдел в г. Саки. Какая-то необычная напряженность царит повсюду. Приятель говорит: «Сегодня ночью вывозили татар, всех поголовно. Мужчины пока заперты в здании военкомата». Иду мимо здания военкомата, задерживаюсь на минуту. Сквозь запертые двери доносится чья-то быстрая горячая речь на незнакомом языке…

…Сегодня мне нужно мысленно возвратиться в прошлое. Изучение его – моя специальность. Ведь я профессиональный историк.

Никто – ни народ, ни руководство государства – не предполагал, что война начнется для СССР столь несчастливо. Психологическая подготовка была нацелена не только на победоносное начало, но и на войну на территории врага. Отзвуком этого настроения были широко распространившиеся в первый вечер войны в Москве слухи, будто советские войска штурмуют Кенигсберг.

Тем горше, тем тяжелее оказалась правда: после ожесточенных приграничных сражений, начавшихся на рассвете 22 июня 1941 г., советский фронт был взломан, и гитлеровские войска, вбивая глубокие клинья и оставляя в своем тылу уже изрядно потрепанные и лишенные стратегического руководства советские армии, быстро продвигались в глубь страны. 28 июня был занят Минск, в сентябре разыгралось сражение под Киевом, в октябре фашистские армии стояли под Москвой и под Ленинградом, овладели Таврией и стучались в ворота Крыма.

За три месяца войны советские вооруженные силы потеряли несколько миллионов человек.

Героическая вооруженная борьба бойцов и командиров Красной армии, отдельных ее частей и даже соединений не могла сдержать натиска врага.

Население оставляемых советских территорий сначала со слезами на глазах провожало отступающие части Красной армии, а вскоре с ужасом увидело бесконечные колонны советских солдат, бредущих в плен. Гитлеровцы захватили в 1941 г. 3–4 миллиона пленных. Их загоняли в наспех сколоченные лагеря, где они, лишенные пищи, воды, подвергаемые унижениям и издевательствам со стороны охраны, погибали. Десятки тысяч военнопленных просто расстреливались гитлеровцами.

А. Даллин сообщает, что до мая 1944 г. погибло в гитлеровских лагерях 1981 тыс. военнопленных. Кроме того, около 1241 тыс. было уничтожено[1].

Растерянность и смятение советского военно-политического руководства усугубились фактическим дезертирством И. В. Сталина, который в первые дни войны заперся на своей даче и фактически устранился от руководства. По счастью, в стране об этом никто не знал…

Силой обстоятельств войны в самые первые дни ее и недели в оккупированных врагом областях и республиках Советского Союза начала складываться новая психологическая атмосфера. Чем дальше уходила война на восток, тем безнадежнее казалось в 1941 г. положение для населения, попавшего под вражеский сапог. Пока еще не было партизанского движения, оно где-то зарождалось из разрозненных групп, пробивавшихся из окружения да застрявших в глубоком вражеском тылу, не приступили еще к активным действиям подпольные и диверсионные группы. Пришел враг. Уже рыскали «айнзатцкоманды», разыскивая для уничтожения евреев, коммунистов и их семьи. На базарных площадях, на стенах домов, на заборах белели листки с приказами новой, немецкой, власти, да кое-где уже появились багрово-черные плакаты с изображением человека с прилизанными волосами и чарличаплиновскими усиками, и под плакатом подпись: «Гитлер – освободитель».

1

Dallin Alexander. German Rule in Russia 1941–1945. A Study of Occupation Policies. London, 1957. P. 427.