В ледяном плену

С тех пор Нандо жил с постоянным стремлением быть первым во всём. Больше всего на свете он боялся струсить и перестать верить в себя. Каждый раз, одерживая очередную победу, добиваясь чего-то значимого в жизни, он мысленно видел, как смешной доктор одобрительно кивает ему своей седой головой с большими смешными ушами и рыхлым, похожим на картошку носом. Но главное после каждой своей победы он физически ощущал, как вместе с притоком в его кровь «гормона чемпионов» – адреналина его сердце начинает биться радостнее и энергичнее.

В редкие же минуты уныния, его сомнения и страхи сразу как рукой снимало, едва только стоило ему вспомнить о предупреждении своего спасителя. Вот и сейчас Нандо привычным усилием воли отогнал от себя мнительные мысли о возможных проблемах с сердцем. Он снова знал, что пока он верит в себя, с его внутренним «мотором» всё будет в порядке, ведь это ему обещал смешной доктор.

Глава 7

Погода постоянно ухудшалась. Ночью температура могла опуститься до отметки в 30—40 градусов. К тому же, согласно пометкам на штурманской карте из кабины пилотов, выжившие пассажиры находились на высоте свыше четырёх тысяч метров. В здешней разряженной атмосфере было трудно дышать; в условиях недостатка кислорода мозг быстро уставал, сознание туманилось. Не удивительно, что многие из тех, кто находился внутри потерпевшего аварию самолёта, были растерянны и близки к панике. Чем темнее и холоднее становилось за пределами тесного убежища, тем чаще в разных концах салона раздавались возгласы страха, плач, слова молитвы.

Но наибольшие опасения внушал борттехник самолёта. Он явно помешался от пережитого страха. Несколько часов назад, когда капитан регбийной команды Антонио Переза, а также Роберто Ганессо пытались выяснить у него, почему не работает рация, этот маленький человек, хитро улыбнувшись и сладостно закатив глаза, сообщил, что рация и не может работать по причине того, что аккумуляторы для неё остались в хвосте.

– А хвостик то «тю-тю» – мы потеряли по дороге сюда! – расплывшись в совершенно идиотской улыбке, заключил единственный уцелевший член экипажа.

И вот теперь борттехник объявил, что аварийный запас сигнальных ракет является его собственностью. Эту выходку товарищи по несчастью ему простили. Все были так измучены, что никто не хотел связываться с умалишённым. Но потом авиатор снял тёплую кофту с ещё живой, но находящейся в бреду Ксении Чаввадо. Сделал он это втихаря. И возможно в суматохе никто бы не заметил мародёрства, но на беду бортинженера очнулся Нандо, который сразу же пришёл проведать своих мать и сестру.

Как только парень обнаружил, что подонок стащил кофту с его матери, он набросился на него и стал душить. Подбежавшим товарищам с большим трудом удалось оторвать Нандо от борттехника. Вскоре после этого инцидента лётчик сбежал, прихватив с собой сигнальные ракеты и бортовую аптечку, а также часть продуктов, найденных им в вещах пассажиров и на кухне самолёта. Искать его в темноте было бесполезно, к тому же снаружи фюзеляжа разыгралась снежная метель. Некоторое время спустя где-то недалеко стали один за другим раздаваться хлопки выстрелов – это сумасшедший механик звал при помощи сигнальных ракет себе на помощь воображаемых спасателей. Больше его никто не видел. Скорее всего, когда у бедняги закончились патроны к ракетнице, он не сумел в темноте и метели отыскать дорогу к убежищу и замёрз. А труп был засыпан снегом.

Сербино Аранцо только что наложил уже третью за час шину на переломанную конечность. Очередной пациент благодарно сжал его руку. Сербино испытывал чувство гордости, ведь он довольно не плохо справлялся с проблемой недостатка хирургического инструментария, используя разный подручный материал. Например, в качестве шин для фиксации переломанных костей применил алюминиевые планки, которыми был отделан пол в багажном отсеке. Кроме этого, он придумал использовать вместо одеял чехлы с кресел. Они были сделаны из довольно плотной ткани. Многим в продуваемом ветром салоне стало чуточку теплее, когда они закутались в эти чехлы. Теперь надо было срочно придумать как и где лучше разместить раненых со сложными переломами, чтобы в условиях большой стеснённости их не беспокоили.

Чтобы немного отдохнуть и подумать Сербино вышел из самолёта и закурил. Вскоре к нему присоединился также вымотанный до крайности «коллега» Роберто Ганессо.

– А ведь я был уверен, что начну настоящую самостоятельную практику в клинике отца. Буду заниматься исключительно тем, что накачивать силиконом женские бюсты и откачивать жир у стареющих ловеласов – с ироничной улыбкой признался приятелю Сербино Аранцо. – А вон как оно вышло.

– А я не поверишь ли даже рад тому, что судьба послала меня сюда – в свою очередь откровенно признался Ганессо. – Впервые чувствую, что от меня зависит что-то очень серьёзное. А главное, представь, что нас бы не оказалось в этом самолёте. Сколько бы человек умерло в течение первого часа от болевого шока и потери крови.

– Может ты и прав, но и переоценивать себя мы не должны – помрачнел Сербино. – Без медикаментов, которые утащил этот сумасшедший механик, и специальной медицинской аппаратуры большинство наших пациентов не продержаться больше двух-трёх дней. На лекциях нам говорили, что если человек ослаблен в результате ранения или болезни, да ещё недостаточно хорошо питается, то при дефиците кислорода и в условиях низких температур его тело будет неумолимо остывать, пока не наступит смерть. Насколько я помню, это называется гипотермией. Надеюсь, что помощь всё же подоспеет раньше, чем это случиться.

Словно в ответ ему где-то далеко в стороне послышался гул приближающегося самолёта. Он шёл высоко над облаками.

– Как вы думаете, они уже принимают аварийный радиосигнал с наших «чёрных ящиков»? – Вопрос задала высокая спортивная женщина. На свежий воздух она вышла с сигаретой в руке, дым которой источал аромат подозрительно похожий на марихуану. Таких, как она женщин, принято называть роскошными. Впрочем, судя по насмешливому и высокомерному выражению её глаз, сама незнакомка наверняка больше гордилась собственным умом и сильным характером, чем золотыми волосами и безупречными чертами лица. Странно, но Сербино и Роберто прежде не замечали незнакомку среди пассажиров.

Прочитав удивление на лицах молодых людей, дама представилась:

– Сэнди Холл, свободная художница. В том смысле, что работаю сразу на несколько крупных американских и европейских изданий. Мы не успели познакомиться, ибо до самого финала я проспала в конце салона.

Судя по тому, с какой невозмутимой иронией Холл рассказывала о только что пережитом ею кошмаре, это действительно была «железная леди»:

– К счастью, те парни, что прикручивали моё кресло к полу, видно делали это сразу после выходных и под присмотром своего начальства. Только этим я могу объяснить, что меня не выбросила из самолёта, как моих соседей справа и слева. Хм, могу себе представить, как бы я смотрелась со своим макияжем и юбкой одна в самолётном кресле, да ещё летящей вниз головой!… Вы можете спросить, как я пробралась на ваш чартер? Нет, я вовсе не «заяц», как вы могли подумать. Просто мне надоело торчать в ожидании своего рейса в Буэнос-Айресе, и когда я узнала, что в вашем самолёте есть свободные места, то упросила руководителя делегации взять меня на борт. Хотя должна признать, что теперь я с гораздо большим почтением вспоминаю слова моей мамочки, которая всегда упрекала меня за непоседливость и привычку срываться с места, не дождавшись своего автобуса.

Американка воплощала собой довольно типичный для Нью-Йорка тип обеспеченной независимой бизнес-вумен, при этом имеющей довольно большие интеллектуальные запросы. Она была членам престижного журналистского клуба «Нью-Йоркер Сосайети», лауреатом множества премий. Официально в Чили Холл летела с целью написать статью о победившем год назад на выборах Президенте-социалисте Сальвадоре Альенде, и о том, как он реализует свою знаменитую предвыборную программу «Чилийский путь к социализму». Многие в Штатах и в Западной Европе с большим интересом, а то и с откровенным страхом смотрели теперь на эту южноамериканскую страну. Одни, как помощник президента США Генри Киссинджер и Директор ЦРУ Ричард Хелмс опасались, что вскоре Чили станет для СССР второй Кубой. Но немало было и тех, – особенно среди интеллектуальной элиты, – кто испытывал острое любопытство, наблюдая за чилийским экспериментом. Одним словом это была задача для элитарной журналистки, какой и была Сэнди Холл.