Страница 3 из 6
Г.Н. Щербакова. Вам и не снилось...
Сокращенное (т.е. как бы "неполноценное") название спектакля гармонично вписывается в этот "истерический" контекст, воспроизводящий речь и мышление бездарных, агрессивно-глупых, претенциозных людей.
Адъективные универбы, относящиеся к названиям культурных учреждений, вузов, улиц, городов и т.п. (Художественный, Политехниче-ский, Невский, Малая Бронная, Нижний, Первопрестольная, Белокаменная) часто передают семантику интимности, причастности говорящего к миру искусства, науки и т.д.
В речи ученых универбы, по-видимому, являются жаргонизмами, причем изощренными, если автор предпочитает более наукообразные синонимы - напр., эксплозивный вместо взрывной (звук), билабиальный вместо губно-губной, латеральный вместо боковой и т.д. Это стилистически оксюморонное сочетание строгой "книжности" с "разговорностью" как бы свидетельствует, что "ученые - тоже люди", а не педанты.
Ярко просторечны и экспрессивны существительные и наречия, образованные от глаголов путем деаффиксации: конский топ, людская молвь (А.С. Пушкин), руг, верт, мызг (А. Веселый) и т.п. По отношению к поэзии М.И. Цветаевой подобные девербативы характеризует Л.В. Зубова: они "в большой степени являются знаками звуковых и изобразительных жестов (...) Конечно, односложные существительные обладают большей изобразительностью, характеризуя, как правило, действие мгновенное или интенсивное независимо от вида производящего глагола" (Зубова 1995: 42) (очень ценное замечание). И там же: "Подобные слова (...) объединяются в контекстуальные ряды, актуализуя модель словообразования, как, например, в сатирической сказке "Крысолов", в сцене совещания ратсгерров, вынужденных исполнить свое обещание:
Кипяток.
Торопеж.
Раты - в скок,
Герры - в лежь.
Раты - в фырк,
Герры - в верт,
- Ну и франт!
- Ну и ферт!
Герры - в крехт,
Герры - в чох.
- С нами фохт!
- С нами Бог!" и т.д.
Стилистически релевантны - чаще всего как средство речевой характеристики персонажей - словообразовательные солецизмы, т.е. неграмотно образованные слова, обычно относящиеся к случаям "народной этимологии": полувер (т.е. пуловер), ракитники (рэкетиры - в романе "Тайна Кутузовского проспекта" Ю. Семенова), антилегенд (интеллигент - в "Жизни Клима Самгина" А.М. Горького) и др.
При изменении морфемного состава слова меняется и его значение, в том числе психологический регистр. Сравним две почти семантически тождественные фразы: "Я переводил "Гамлета" четырнадцать лет" и "Перевод "Гамлета" продолжался четырнадцать лет". Фактуальная информация в них одна и та же, но нюансы отношения к ней различны. Говоря: "Я переводил "Гамлета" четырнадцать лет", "я" просто констатирую факт. Работа продолжалась 14 лет, но "я" мог отвлекаться от нее, уходить с головой в другую деятельность. Фраза "Перевод "Гамлета" продолжался четырнадцать лет" может означать, что работа над переводом великой трагедии занимала "меня" целиком, что она составляла главное содержание этого периода. Во втором предложении акцент переносится с субъекта действия на его объект, а субъект превращается в психологический объект: не "я" переводил "Гамлета" - сама работа заставляла "меня" заниматься ею. Срав.:
Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишут
Меня, и жизни ход сопровождает их.
Тициан Табидзе. Перевод Б.Л. Пастернака.
Общеизвестно, что посредством морфем (уменьшительно-ласкательных, преувеличительных и др.) передаются эмоциональные оттенки - напр.:
(Дронов) взмахнул полосками бумаги (гранками "Вех" - А.Ф.), как флагом, и спросил:
- Формулировочка прямолинейная, а? Это ударчик не только по марксистам...
А.М. Горький. Жизнь Клима Самгина.
Диминутивные суффиксы передают восторг обывателя, нашедшего респектабельное обоснование "религии мещанства".
Однако не менее выразительным бывает неупотребление экспрессивных морфем, а вернее - контраст между их объявлением и отказом от их использования:
Дело было в кабинете генерала Бетрищева. Именно там Павел Иванович Чичиков сказал: "Ты полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит". И поднесено это было с такой ловкостью и так внушительно, что генерал Бетрищев поверил, а вместе с Бетрищевым поверили и мы - и, кажется, до сих поверим, что это - аксиома. Но попробуйте перенести ее из плоского чичиковского мира, из мира мертвых душ - в мир, где горят трагические души, - и вы увидите, что эта общепризнанная аксиома окажется перевернутой на голову, вы увидите, что полюбить черненькой или серенькой любовью дано всякому (из Чичиковых), и лишь немногим под силу путь иной - б е л о й л ю б в и.
Е.И. Замятин. Белая любовь.
"Беленькая" и "белая" соотносятся здесь как "маленькая" и "большая", сентиментальная и настоящая любовь.
Аналогичный пример - известный романс на слова Р. Рождественского из фильма "Еще раз про любовь", где разочарование героини в "книжной" романтике выражается такими словами:
Я шагнула на корабль - а кораблик
Оказался из газеты вчерашней.
Контраст на отсутствии диминутивного суффикса и его последующем появлении передает впечатление шока. Мы еще не знаем, что корабль был фальшивым, но уже предчувствует это, когда он стремительно - мгновенно уменьшается, едва героиня хочет испытать его пригодность для настоящего плавания.
Кроме того, стилистически отмеченные морфемы обладают энантиосемией, "производное с уменьшительно-ласкательной морфемой в тексте может получить ироническое, а в результате и пренебрежительное звучание (напр., имя "Митенька" у Салтыкова-Щедрина в "Помпадурах и помпадуршах"; а образование с уничижительным значением - ласкательное значение и т.д."2.
Аффиксы могут быть стилистически диффузными или меняют свою стилистическую принадлежность: книжные становятся разговорными и наоборот. При этом они могут своеобразно, оригинально использоваться. Напр., В.В. Виноградов приводит примеры из произведений Ф.М. Достоевского, где префикс РАЗ-/РАС- употребляется с существительным (обычно он тяготеет к прилагательным и глаголам), передавая семантику усиления: раз-Брюллов ("Записки их Мертвого дома"), разгений ("Бесы"), раскапиталист ("Подросток"), а префикс АРХИ- (обычно употребляемый с существительными и прилагательными) - соединяется с глаголом: "Я соврал, архисоврал" ("Подросток")3. В своем традиционном функционировании РАЗ-/РАС- диффузен: он встречается и в нейтральных, и в книжных, и в разговорных словах. По происхождению он является старославянским, т.е. книжным, но в усилительным значении, как правило, бывает разговорным (разоткровенничаться, расхваливать). АРХИ- книжный префикс, хотя возможно его ироническое разговорное употребление: напр., архиплут. В примерах из Достоевского эти морфемы обладают разговорной окраской.
Многие морфемы имеют устойчивой, в том числе стилистическое, значение - напр., суффиксу -j- соответствуют значения собирательности и презрения (рухлядь, если речь идет о вещах - тряпье, или сброд, если речь идет о людях - ворье и т.п.):
Гетры серые носила,
Шоколад Миньон жрала,
С юнкерьем гулять ходила
С солдатьем теперь пошла
А.А. Блок. Двенадцать.
(Дополнительный экспрессивный эффект возникает из-за нестандартности выделенных слов: применять уничижительный суффикс -j- к юнкерам не было принято, а для солдат существовало другое презрительное собирательное слово - солдатня).
Но тот же суффикс может выражать и другие, в том числе и нетипичные, смыслы - напр.:
За окном рябина,
Словно мать без сына,
Тянет рук сучье.
И скулит трезором
Мглица под забором
Темное зверье.
Н.А. Клюев. Погорельщина.
Здесь существительные с -j- не обладают презрительной коннотацией (как и слово зверьё в известных примерах из Есенина и Маяковского: "зверьё, как братьев наших меньших", "Я люблю зверьё", впрочем, как и "людьё" в поэме Маяковского "Люблю", а также "машиньё" в поэме "Рабочим Курска...": "Машиньё сдыхало, рычажком подрыгав"). "Сучье" еще можно прочесть как собирательное существительное: сучья рябины - как пальцы (а весь образ интерпретируется как сравнение засыхающего дерева с матерью, потерявшей кормильца и просящей подаяния; напоминаем, что "Погорельщина" - поэма о гибели исконного уклада русской деревни). Но зверьё в этом тексте как-то не вписывается в обычное представление о собирательности: сумеречная мгла сравнивается с собакой (трезором), а одна собака - это не зверье, да и свора или стая собак - тоже. Смысл образа, по-видимому, в другом: мрак это подобие первоматерии, хаоса, в котором в слитом виде пребывают пра-образы живых существ. Погибающий мир обращается в первозданное состояние. Существительные с -j- передают здесь не столько семантику собирательности, сколько слитности, нерасчлененности, а кроме того ощущение первобытности, дикости и какой-то древней, как мир, неуютности и тоски.