Страница 5 из 14
Он зацепился за педаль велосипеда и, вскрикнув от боли, выругал про себя Джека за дурость: зачем ставить его в таком неудобном месте?
– Ну и что он себе думает, как мне войти сюда, когда на пути торчит эта хреновина? – ухмыльнулся он. – Передай ему, что я велел на следующей же неделе переставить ее во двор, чтобы не торчала у всех на виду.
– Тихо ты, – прошипела Бренда, и, словно два вора, они скользнули в столовую, где при свете электрической лампы виднелись все еще остающиеся на столе следы ужина – чайные чашки, тарелки, банка с повидлом, хлеб. Из ближайшего двора донесся кошачий визг, хлопнула крышка мусорного бака.
– Ну и что? – в полный голос сказал Артур, распрямляясь во весь свой рост. – Какой смысл шептаться, когда снаружи такой тарарам?
Они стояли между столом и каминной решеткой, и Бренда закинула ему руки за шею. Целуя ее, Артур повернул голову так, чтобы увидеть самого себя в овальном зеркале над полкой. Рассматривая себя под таким углом, он с расширившимися глазами отметил всклокоченные коротко стриженные волосы, торчащие, как иглы дикобраза-блондина, и заживающий на щеке след от старого прыща.
– Не надо сегодня слишком долго задерживаться, Артур, – нежно сказала Бренда.
Он выпустил ее и, зная здесь каждый уголок как свои пять пальцев и действуя так, словно это был его дом, стянул куртку и рубаху и прошел в посудомоечную, чтобы стереть с лица следы усталости. Оказавшись в постели, заснут они не сразу, и ему хотелось оставаться свежим в течение хотя бы часа, а уж потом он отправится в бесконечный спуск по теплому ложу, ощущая рядом с собой податливое тело Бренды.
Было десять утра, а она все еще спала. Солнце пробивалось сквозь окно, принося со своими лучами уличный шум: воскресный перезвон бутылок в сумках молочников, совершающих обход района, голоса мальчишек – разносчиков газет, перекрикивающихся друг с другом, цокая каблуками по тротуару и рассовывая по почтовым ящикам свернутые газеты с кроссвордами, прогнозом погоды, спортивными новостями и новостями скандальными, которые будут сладострастно и вместе с тем лениво обсуждаться за тарелкой с беконом и помидорами, под кружку крепкого сладкого чая.
Артур повернулся к Бренде, грузно лежащей рядом с ним, и сел, чтобы рассмотреть ее получше. Она бесшумно дышала, волосы рассыпались по подушке, груди, высовывавшиеся из комбинации, прикрывала полная гладкая рука, словно в попытке защититься от чего-то, испугавшего ее во сне. Артур услышал, что в спальне на противоположной стороне лестничной площадки играют двое ее детей.
– Это мой медвежонок, это наш Джеки, – говорил один. – Отдай немедленно, иначе скажу маме.
В ответ донеслись приглушенные угрозы другого, не желавшего расставаться со своей добычей.
Артур блаженно скользнул под одеяло.
– Бренда, – негромко позвал он, – вставай, цыпленок, просыпайся.
Она повернулась и прижалась лицом к его груди.
– Сладкая ты моя, – прошептал он.
– Который час? – невнятно пробормотала Бренда, обжигая его кожу своим горячим дыханием.
– Половина двенадцатого, – соврал он.
Она вскочила с кровати – на одной щеке следы от смятой простыни, карие глаза широко открыты.
– В своем репертуаре, да? – взвизгнула она. – Из всех вралей, которых я когда-нибудь знала, ты самый бессовестный.
– Ну да, приврать я всегда любил, – ухмыльнулся он. – И у меня это недурно получалось.
– Врали долго не живут, – парировала Бренда.
– Ладно, сейчас только десять, – признал он, потрепав ее по затылку.
– Ну и денек вчера был, – вспомнила вдруг Бренда и засмеялась.
Его память тоже ожила. Пойла из него наружу вышло больше, чем из Болтуна, потом он скатился с лестницы и заблевал какую-то парочку.
– Кажется, тыща лет прошла. – Артур засмеялся, обнял любовницу за плечи, поцеловал в губы, потом в шею, в грудь, прижался ногой к ее бедру. – Ты у меня такая красотка, Бренда. Давай-ка ляжем.
– Мам, – донесся до них чей-то жалобный голосок.
Бренда оттолкнула Артура.
– Возвращайся в кровать, Джеки.
– Уже поздно, – захныкал малыш за дверью. – Я хочу чаю.
– Ложись, я сказала.
Они услышали шаркающие детские шажки.
– Хочу поздороваться с дядей Артуром, – капризно протянул Джеки.
– Вот негодник, – беззлобно пробормотал Артур, смиряясь с неизбежностью. – Даже в воскресное утро покоя нет.
– Не дразни его. – Бренда уселась на кровати и оправила комбинацию.
Джеки не унимался. Теперь он сильно пнул пяткой дверь.
– Дядя Артур, можно войти?
– Негодник ты этакий.
Мальчик засмеялся, понимая, что теперь ему ничего не грозит.
– Ступай вниз, в гостиную, и притащи-ка сюда «Новости», газету только что сунули в почтовый ящик. Тогда я тебя впущу.
Босые подошвы приглушенно застучали по деревянным ступеням. Артур и Бренда слышали, как мальчик быстро спустился в гостиную, затем, задыхаясь, понесся вверх по лестнице. Они отпрянули друг от друга в тот самый момент, когда Джеки ворвался в спальню. Мальчик швырнул газету на кровать и, прыгнув следом, зажал ее между своим животом и ногой Артура. Тот вытащил газету, одной рукой поднял паренька на воздух и держал, пока тот не начал икать и задыхаться от смеха. Тогда Бренда велела опустить его, а то вдруг еще припадок случится.
– Юный Джеки, – проговорил Артур, глядя на возбужденное личико пятилетнего ребенка с нежной кожей и светлыми волосами, такого свежего в своей детской рубашонке и чистого после утреннего купанья. – Ах ты, маленький негодник, юный Джеки, юный жокей. – Он опустил его, и мальчик прижался к нему, ласкаясь, как кролик.
– Слушай, – сказал Артур, дыша ему в ухо, – а теперь поднимайся и притащи мне брюки вон с того стула. Получишь шиллинг.
– Не порть ребенка, – сказала Бренда, прикасаясь к нему под одеялом. – У него и без того довольно денег. – Она выбралась из постели и сняла висевшую на нижней перекладине кровати юбку. Артур и Джеки оба, не отводя глаз, смотрели, как она одевается, явно поглощенные разнообразными тайнами тела, которые исчезали одна за другой под каждым очередным предметом одежды.
– Ну и что? – возразил Артур, вынужденный оправдывать свою щедрость. – Что плохого в том, что я дам ему монету? Мне и самому в детстве перепадало по полпенни.
Для воскресного утра Бренда была одета легко и просто: светлая блуза с открытым воротом, просторная серая юбка, туфли без задников. Волосы она небрежно скрутила на затылке.
– Все, Артур, поднимайся. Скоро одиннадцать. До двенадцати ты должен уйти из дома, вряд ли Джек обрадуется, увидев тебя здесь.
– Вот ублюдок, – пробурчал Артур, удерживая Джеки на вытянутых руках и строя ему рожицы. – Вот ты кого любишь? – спросил он и громко рассмеялся. – Кого ты любишь, юный пират?
– Тебя, тебя, – заверещал малыш, – тебя, дядя Артур.
Тут Артур отпустил его, и Джеки глухо шлепнулся на смятые простыни.
– Ладно, довольно, – нетерпеливо бросила Бренда, которой надоело наблюдать за этой сценой, – пошли вниз.
– Иди одна, цыпленок, – ухмыльнулся Артур, – и приготовь мне завтрак. А я спущусь, когда почую запах яиц и бекона.
Мальчик смотрел куда-то в сторону, и Бренда наклонилась, чтобы поцеловать Артура. Он крепко обнял ее за шею и все еще не отпускал, когда Джеки повернулся и с любопытством посмотрел на взрослых.
В половине двенадцатого Артур сидел за столом. Перед ним стояла тарелка яичницы с беконом. Он разломил пополам кусок хлеба и обмакнул в соус, затем сделал большой глоток чая. Джеки, уже поевший, забрался на ближайший стул и внимательно следил за происходящим своими голубыми глазами.
– Полет с лестницы – та еще работенка, после нее все время пить хочется, – сказал Артур. – Плесни-ка мне еще чайку, цыпленок.
– Сахара побольше? – Бренда свободной ладонью прижала газету к груди.
Артур кивнул и снова принялся за яичницу.
– Ты меня балуешь, – сказал он, – и не думай, что я не ценю этого.