Страница 3 из 15
А нам все не верилось, что это по правде. Один мужчина засмеялся, но его ударили прикладом по голове. Какой-то мальчик спросил: «Вы настоящие?» Они сказали: «Мы приехали сюда из Чечни, чтобы остановить войну». Многие в недоумении крутили во все стороны головой, вытягивали шею. Но таких били прикладами по голове. Во всю силу. Кровища… И никто из битых не закричал. Потом захватчики приказали выкинуть в проходы сумки. Я даже не пыталась вытащить из своей сумки деньги – какое там! Шок… И в сумочке остались три тысячи рублей и документы. Но все казалось, что вот-вот это кончится, что это недоразумение… А они приказали: «Если есть грузины, мусульмане, иностранцы, пусть выходят, отпустим… Мужчинам сесть в правой части балкона, женщинам в левой!»
Потом боевики рассредоточились вдоль проходов. Но только когда чеченки открыли свои куртки и я увидела взрывчатку, то поняла: все серьезно.
Помощник режиссера «Норд-Оста» (за сценой, продолжение):
Монтировщики схватили меня и оттащили в свою комнату за сценой. Мы закрылись – начальники костюмерного и монтировочного цехов, три монтировщика и я. По мониторам мы видели, что бандиты стали баррикадировать двери со сцены в кулисы и зачем-то всех положили на пол. Иногда они отпускали мерзкие шуточки типа: «Да вы не стесняйтесь, садитесь, вот вам бесплатный билетик»…
Татьяна Гуревич-Солнышкина, концертмейстер «Норд-Оста» (в оркестровой яме):
Когда на сцене стали стрелять, мы, весь оркестр, тридцать человек, побежали в подвал, в оркестровую комнату. Сразу погасили свет, мобильные телефоны переключили на «вибро» и стали искать, как отсюда выйти. Попытались вылезти через окно, но оказалось, что наверху оно перекрыто решеткой, да еще с огромным амбарным замком. Тут по внутренней связи услышали их голоса – что они чеченцы, из Грозного, что это захват. Игорь, мой муж, позвонил своему отцу, сказал: «Мы в заложниках». Я говорю: «Игорь, только умоляю, не звони маме!» Первые три минуты тряслись коленки, просто жутко стало. Я говорю: «Игорь, ну за что нам такое? Нам даже тридцати нет! А мы сейчас погибнем!..» Взялись за руки, держались и ждали неизвестно чего…
Виталий Парамзин, 20 лет, и Аня Колецкова, 19 лет, студенты (балкон):
Чеченцы приказали убрать руки за голову, все это выполнили. У нас на балконе тоже. Они ворвались на балкон с двух сторон – не очень много, четверо, наверное, и женщины. Они ругались, кричали, ударили несколько человек прикладами по голове. Одна женщина потом все время сидела с окровавленной головой… «Да, конечно, мы настоящие, – сказал, отвечая кому-то один из них, пробираясь по рядам. – Вы знаете, что у нас в Чечне творится?» Тут на сцену вышел Мовсар Бараев: «Вы все заложники. Руки за голову!!!» И всем стало ясно: чеченская война пришла в центр Москвы.
Рената Боярчик, 22 года, стриптизерша ночного клуба (партер):
Мы с моим другом сидели в партере. Когда мужчина с автоматом выстрелил в потолок и сказал, что мы захвачены в заложники, я, честно говоря, не поверила. Я засмеялась и подумала, что это режиссерский ход, но слегка жестковатый. И хотя даже мой друг, бывший пограничник, сказал, что автомат стреляет по-настоящему, я еще какое-то время все равно думала, что это розыгрыш. И поняла, что все серьезно, только после того, как всех артистов и работников театра со сцены согнали в зал. Они сидели за нами в 13-м и 14-м рядах…
Галина Делятицкая, балетмейстер «Норд-Оста»:
В зале включили свет. И Мовсар нам объявил, что они не хотят нас убивать, просто у них миссия такая: чтобы наши войска вышли из Чечни.
Георгий Васильев, один из авторов и продюсеров «Норд-Оста»:
Мы с Алексеем Иващенко, моим соавтором, работали в студии звукозаписи на третьем этаже, когда прибежал наш менеджер сцены и сообщил, что в зале стреляют. И первая реакция – броситься туда: как так в зале стреляют?! Сбежал на первый этаж, а там наш пожарник кричал на непонятных людей в черном: «Бросьте нас пугать, я же вижу, что это пиропатроны, я по запаху чувствую!» Но когда ударили первые пули, мы поняли, что это не шутки. И тогда я бросился в зал. Там в это время все уже сидели смирно, потому что зрители были окружены цепью людей в черном. В основном это были женщины с пистолетами и гранатами в руках, к поясам были прикреплены взрывпакеты…
Александр Сталь, 21 год, студент (балкон):
Через десять-пятнадцать минут после захвата боевики несколько раз дружно прокричали «Аллах Акбар!». Потом их командир, стоя на сцене, огласил их требования – вывод войск из Чечни. Он сказал, что до тех пор, пока не будет штурма, нам ничего не угрожает, но если штурм начнется, то они взорвут весь театр. За каждого убитого боевика они пригрозили убивать десять заложников. Кто-то из зала выкрикнул, что вывод войск – дело долгое, на что одна из шахидок ответила, что они не торопятся и готовы просидеть в зале сколько угодно. Аня, с которой я был на спектакле, усмехнулась. Она еще школьница, 10-й класс, миниатюрного размера и на вид совсем ребенок, но постоянно умудряется найти себе приключения – то от маньяков убегает, то заблудится, то ее током ударит. Мы познакомились буквально накануне – я подошел к ней в парке, предложил сыграть в бадминтон, был «уделан» и пригласил на «Норд-Ост».
И получилось, что это у нее как новое «приключение»…
Татьяна Гуревич-Солнышкина, концертмейстер «Норд-Оста» (партер):
…Тут террористы спрыгнули в оркестровую яму и пришли за нами. Стали стучать в оркестровую комнату, стрелять в дверь, потом крикнули: «Все выходы нами перекрыты! Если не выйдете, забросаем гранатами и расстреляем! Выходите!» Ну и мы стали выходить. Они привели нас обратно, в оркестровую яму. А из этой оркестровой ямы мы – через барьер – перелезали в зал. И самое страшное было – глаза зала. Ты залезаешь на барьер, видишь глаза людей в первых рядах, и в этих глазах – ужас, страх, отчаяние.
А тут еще боевики попытались нас с Игорем разлучить. Они говорят: женщины сюда, в эту сторону, а мужчины сюда. Игорь держит меня за руку и говорит: «Нет, я пойду только с ней!» И так, наверное, сказал – они махнули рукой, и мы с Игорем сидели вмеcте в седьмом ряду, рядом с нашим дирижером и духовиками…
Анастасия Нахабина, 19 лет, чертежница из Подлипок Московской обл. (партер):
Было страшно, у некоторых страх просто прочитывался на лицах. Мой новый знакомый, из-за которого я пересела в шестнадцатый ряд, – его звали Виктор, – двумя руками вцепился в кресло…
Татьяна Гуревич-Солнышкина, концертмейстер «Норд-Оста» (партер):
Страшно было первые минуты, очень страшно. Они бегали по залу, по сцене и кричали: «Мы тут все взорвем, все здание!» И мы видели эту взрывчатку, гранаты, оружие. Жутко стало. Когда мы сели, я сразу подумала о маме с дочкой. Как они будут жить без нас?
Сзади сидели две женщины. Я не знаю, живы ли они или нет. Одна очень сильно нервничала. У нее двое детей. Она то краснела, то бледнела, то подбегала к этой камикадзе и говорила: «Отпустите женщин и детей! Ну пожалуйста! У нас же дети!» А та ей отвечала, что это их не волнует. Вы, говорит, чего боитесь? Боли? Но это произойдет очень быстро, за какие-то секунды. Мы, говорит, это делаем во имя Аллаха. И потом попадем в рай.
Зинаида Окунь, менеджер телекоммуникационной компании (первый ряд партера):
А ведь я пришла на мюзикл, чтобы избавиться от депрессии, которая накрыла меня несколько дней назад. Когда дети уходят в свою жизнь и живут самостоятельно, а ты смотришь в зеркало, и тебе 40+, то ты вдруг видишь, что вокруг – пустота. Веса в тебе лишнего килограммов десять, кожа не атлас, и мужчины уже давно смотрят мимо тебя. И ты начинаешь думать, что – все, конец, жизнь практически кончилась. Бежала за ней, бежала, думала: вот сына подниму на ноги, вот дочку выдам замуж и тогда поживу. А оказалось… Кроме того, у меня в тот день украли сумку с документами. И потому, когда я осознала, что нас взяли в заложники, я даже не удивилась…