Страница 12 из 30
Дверь открыла ухоженная дама в брючном костюме.
- Привет, бабуля! Это Аля. Познакомься - моя бабушка, Ирина Михайловна.
- Здравствуйте, ребятки. Проходите, я сейчас...
Квартира прямо с прихожей навеивала настроение старого уюта: темная деревянная мебель с завитушками, неяркая лампа с простым матовым абажуром, комод с зеркалом в резной оправе, ящички с латунными ручками. Поэтому, когда Муха пропустил Альку вперед и вознамерился помочь снять куртку, она приняла это как должное. И большой круглый стол в гостиной - тоже. И фарфоровый сервиз на столе...
Но вот скрипка на стене её добила! Она даже замерла над предложенным стулом.
- Слышь, Муха! А это чё за шняга? - нарочито громким развязным тоном поинтересовалась Алька и ткнула для верности пальцем.
- Скрипка, - сделал ей "открытие" Муха, подозрительно косясь на блатнеющую прямо на глазах подружку.
- Та вижу, шо не транбон. Кто наяривает-то?
- А это, - вошла с фарфоровым чайничком в руках (почти угадала!) бабушка, - наш Женечка играет. У него, между прочим три класса музыкальной школы, - с гордостью сообщила она, разливая заварку по чашкам.
"Скрипка! Женечка!!!" - Алька как стояла, так и села. День потрясений не только не кончался, он еще и набирал обороты!
- Ниш-тяяк...
Она глянула на Муху и чуть не выронила только взятую за ушко чашку. Муха сидел опустив очи долу красный, как революционное знамя. Впервые на её памяти. А она думала, будет скучно!
- Гы-гы, - почти искренне хихикнула Алька, - чё правда?
"Чёканьем" баловались пацаны на конюшне, и ей почему-то это показалось как бы блатным. "И так сойдёт!" - решила она и продолжила:
- А чё играешь? "Мурку" слабо?
Муха молчал, зато ответила бабушка.
- И "Мурку", и Моцарта. - Она придвинула вазочку с вареньем и аккуратненько положила в чай ложечку, а после, жестом предложив следовать её примеру, с непоколебимым спокойствием развила мысль: - В конце-концов, "Мурка" ничем не хуже, например, Бизе.
Про Бизе Алька конечно знала, но по легенде...
- Та не, какое там бизе. "Мурка" - это... это сало с перцем... Да под горилочку... Это ж "Мурка"!
- Вы так думаете? - заинтересовалась бабушка.
- Зуб даю! - наглела Алька.
- Очень, очень образно и ёмко, - оценила её усилия бабушка.
Краем глаза Алька заметила, что Муха уже не сидит понурившись, придавленный грехом скрипачества, а испуганно зыркает то на неё, то на бабушку. Ну, на неё понятно, а вот что там с бабушкой не так? Что-то она подозрительно спокойная. Ладно...
Алька дотянулась через пол стола до хрустальной вазочки с вареньем, черпанув ложечкой, пронесла обратно, по дороге пару раз "ойкнула" на скатерть и смачно хляпнула в кружку. После чего удовлетворённо закалатала по стенкам, тщательно создавая "бурю в стакане".
"А ну-ка, шо теперь скажете?"
Бабушка, не поведя и бровью, пригубила чай, потом поставила чашку и, обернувшись, взяла что-то с буфета.
- Закурим? - поинтересовалась она, демонстрируя большую, красиво изогнутую курительную трубку.
"...по нашему, по бразильски?" - немедленно продолжила Алька, но бабушка её разочаровала.
- Ты, Женечка, можешь выйти на кухню, - великодушно разрешила она.
И раскочегарила!
"Самосад" у бабушки был такой, что Муха, не долго думая, воспользовался любезным предложением и слинял. Алька минуту продержалась на самолюбии, потом еще одну - на самомнении, а потом подняла руки.
- Сда... кхм... сдаюсь, - просипела она. - Я хо-кх-рошая.
- То-то, - спокойно подытожила бабушка (ни разу даже не поморщившись!) и загасила свой "паровоз". - Женька, открой окно, пожалуйста. Сейчас проветрим и будем, наконец, пить чай.
Бабушка оказалась мировой до умопомрачения: старый геодезист, полевой "волк", тайга, пустыни, горы... Она знала прорву историй из полевого быта и рассказывала их так, что Муха уже дважды перехватывал Алька при попытке гепнуться на спину вместе со стулом.
- Был у нас еще начальник управления, азербайджанец, по имени Акрам Гамильзянович, - продолжала "травить" бабушка. - И был переводчик иностранной литературы (тогда и такие были!) Николай Йосыповыч - интеллигентнейший человек! Галычанын еще старого австрийского воспитания, педантичный до невозможности. Знал пять языков! От него никогда грубого слова не услышишь, что там грубого - резкого, всё через "перепрошую" и "будласка", но... выговорить имя начальника был не в состоянии. И вот каждый раз, заходит к начальнику в кабинет, мнётся-мнётся (а начальник уже нервничает, уже краснеет!) - и наконец решается: "Перепрошую, товариш... шановний... э-э-э... Экран Омельянович... Ой-ой-ой! Аркан Обезьянович... Ой-ой-ой!"
- Обезь... ы-кхы!
На этот раз Алька, для разнообразия, подавилась. Она как раз слизывала варенье с чайной ложечки и отчаянно раскашлялась, попытавшись устроить на столе локальный потоп пополам с погромом. Муха едва успел удвинуть от её дергающейся руки кружку и выхватить из-под кивающего носа блюдце с тем же вареньем. Потом он поднял было руку, чтобы по традиции "добить" подавившегося товарища, но так и не решился. Причем, не решился не хлопнуть, а просто дотронуться до бьющейся "в конвульсиях" девчонки. Осознав это, он едва не покраснел снова, второй раз за вечер, и смущенно зыркнул на бабушку. Та участливо любовалась Алькой и его терзаний тактично не замечала. "Ага, щас! - сам себе сыроинизировал Муха. - Что я, родную бабушку не знаю? Ой, будет теперь... Еще и Алька, зараза, учудила..."
- Ойх! - наконец обрела дар речи гостья. - Ну вы даёте! Нельзя же так... "обезьяныч"... Ну это, Ирина Михална, совсем уж - байки.
- Вот-вот! - веско провозгласила бабушка. - Все так говорят. И никто не верит. А между тем - чистая правда! Ой, да мало ли всякого было...
- Бабуль, ты лучше про джинну расскажи, - встрял Муха, которому надоело быть немым свидетелем знакомства его собственной бабушки с его собственной (хотелось бы...) девушкой. Сегодняшняя импровизация далась ему таким напряжением воли, что просто страх. И ведь убедил себя! Всё логично, всё пристойно: просто попросила Софийка, просто зайти в гости на чай (ну конец-концом, что они там, в общаге, никогда без задней мысли на чай не ходят?!). С бабушкой! Ни единого намёка, ни взгляда... И вот почему такое впечатление, что одна примеривает, можно ли доверить "этой особе" родного внука, а другая... проверяет, сколько она с такой - кхм... - родственницей выдержит. "Поделили! Ничего, я вас отвлеку маненька..."
- Джинна? - удивилась Алька. - Это что ли - пуффф!.. - Она продемонстрировала руками "вспух" и скорчила нечто загадочно-жуткое.
- Ну почти, - уклончиво ответила бабушка, улыбнувшись на Алькину пантомиму. - Странная история. Вот, как раз из тех, в которые никто не верит, - всё же попыталась она увильнуть.
Но не тут-то было! Муха, который искоса подсматривал за Алькой, пожалел, что не фотохудожник. Вот только что она - сплошная непосредственность, просто солнышко, вся такая, что наверное даже фотографии на стенах начали бы улыбаться... и вдруг сразу - ДИКИЙ ЗВЕРЬ! Ну, прям, картина "Кошка и фантик"...
- Вообще-то, я лично этого не видела. Даже тех, кто лично видел - не видела. Но эту историю в Тресте знали все... Если хотите?.. - И получив утвердительный кивок двух растрепанных голов, продолжила: - Случилось это в Средней Азии, на Памире, в конце двадцатых годов. Экспедиция снимала отроги Алая и должна была переместиться вглубь горного узла, но никак не могли найти проводника. Местные таджики и киргизы только отнекивались и у всех находились срочные дела: барашка болеет, жена рожает... барашка рожает, жена болеет... Но, приказ есть приказ. Начальник уже почти решился идти без проводника, как вдруг является к нему ихний повар, пожилой узбек, который заодно был и переводчиком, а вместе с ним девчушка местная - тюбетейка, платице, косички - всё как обычно. Повар мнётся так, не решается сказать, а девчушка тоже молчит, только глазками своим чёрными поглядывает.