Восход Левиафана

Мидас кивнул и пожал Дионису руку. Бог, не отпуская влажной от нетерпения ладони царя, положил свою левую руку ему на плечо. С минуту они смотрели друг другу в глаза, а потом царя Фригии точно прошила молния. На мгновение он чувствовал невероятную боль, все волосы на теле встали дыбом, из глаз непроизвольно брызнули слезы. Потом у Мидаса потемнело в глазах и он без чувств свалился к ногам Диониса. Когда царь очнулся, лесной храм был уже пуст.

На самом деле Дионис не был уверен, что его фокус удастся. Обмануть мироздание - та еще авантюра. И все же у него получилось. Он расколол душу Мидаса пополам и влил в нее небесное золото, что нечета золоту смертных. То была сама идея золота, невоплощенная энергия! Теперь любой бог, глядя на Мидаса, видел ярко-желтое сияние и принимал царя за своего. При этом фригиец остался простым смертным.

Выйдя из храма, царь прислушался к своему телу. А что, собственно, должно было измениться? Дионис не мог соврать, ибо это древнейший из богов Асии. Но что он сделал? В сущности, Мидасу было плевать. Он и без того величайший из царей Фригии! А теперь он может быть с той, кого полюбил!

Вернувшись во дворец Келены, Мидас неожиданно понял, что не знает, как ему найти Фавну. Ведь она - странница, и может быть где угодно. Но порой цари слишком далеки от простого народа и упускают самое важное. Когда той же ночью он по своему обыкновению выбрался из дворца с бутылью вина в руке, ему встретились две жрицы Гестии, которые не узнали царя в просторном балахоне с капюшоном, надвинутым на лицо. Они обсуждали историю о молодой девушке, «вечной девственнице», что странствовала по миру и помогала людям. Они звали ее Кибела, но Мидас сразу понял, о ком идет речь.

Он остановил девушек и открыл лицо. Жрицы склонились перед царем и он расспросил их о том, где в последний раз видели эту Кибелу. Те рассказали, что последний раз девушка появлялась на Родосе.

Царь отправился на поиски Кибелы, разумеется - инкогнито, ведь стань он пояснять своим приближенным, куда и зачем направляется, его неминуемо сочли бы безумцем. Это только в глупых греческих мифах цари творят откровенно несуразные вещи (вспомните, к примеру, Эдипа!), но никто им и слова не говорит. А Мидас хоть и был безмерно любим своим народом, не спешил рассказывать всем и каждому о внезапно вспыхнувших чувствах. Откровенно юношеские порывы, недостойные монарха, вредны для имиджа, знаете ли. С такими вводными слухи доползут до Фракии, а там глядишь кто-нибудь под шумок и мятеж поднимет!

Мидас проехал полстраны, дважды его чуть не убили, первый раз - обыкновенные бандиты, второй раз он сдуру полез через чащобу, чтобы срезать путь, и напоролся на кентавра, пребывавшего в откровенно дурном настроении. Но в итоге царь все же добрался до Родоса целым и относительно невредимым. Он бродил по острову день за днем в надежде найти ту, ради которой был готов на все. И судьба улыбнулась ему.

Под вечер третьего дня он вошел в рощу на вершине холма. В сумеречном воздухе носились лесные запахи и редкие крики птиц. Он сел на пригорок, прислонившись к прохладному стволу старого фригана. Отчего-то в этот раз он позабыл взять вина, наверное потому, что мысли его были заняты только одним. Неужели он не успел? Неужели Фавна, его Фавна, ушла из этих мест? Эта мысль терзала сердце царя, хотя он понимал - не сегодня, так завтра, но он найдет ее. Отрядит лучших разведчиков, даст им «архисекретные» задания и выследит девушку!

Но внезапно фригиец ощутил, что он не единственный человек в этой роще. Как тогда, в лесу, у стен родной Келены! Он поднялся и, минуя тенистые росчерки, образованные раскидистыми кронами исполинских маквисов, к нему навстречу вышла она.

- Я вижу, - сказала Фавна. - Ты сумел. Сумел стать подобным богу. От тебя исходит свет, как от бога!

- Да, о прекраснейшая из женщин, - ответил царь. Его сердце трепетало, ладони покрылись потом. Как же он любил ее! Он и сам себе не верил, что может любить женщину так сильно! Не хотеть, а именно любить, желать не ее тело (ну, не одно лишь тело), а ее всю, вместе с душой и всеми капризами!

- Но зачем? - она остановилась в двух шагах от него и в ее карих глазах мелькнуло сомнение. - Ведь это было непросто, стать подобным богу. А у тебя и так было все.

- Нет, - мотнул головой Мидас. - У меня не было тебя.

И он шагнул ей навстречу. Она тоже сделал шаг вперед, потому что чары змеиного князя рухнули. Мог ли Руния, великий черный змей, непримиримый враг рода людского, знать, что найдется безумец, у которого в долгу окажется древний бог? И что это безумец попросит не бессмертие и не великий дар, а странную, непонятную вещь, от которой, в сущности, ему не будет никакого проку. Но злу неведома природа добра, поэтому зло всегда проигрывает, так устроен мир.

Она положила руки на плечи фригийского царя, утонув в его медовых глазах. Ведь она тоже полюбила Мидаса, еще при первой встрече. Та любовь, что когда-то жила в ее душе, любовь ко всему окружающему, вернулась. И воплотилась в любовь к одному единственному человеку. Мужу, что подобен богу!

Мидас обнял Фавну, их губы слились в поцелуе, от которого царь Фригии впал в неописуемое блаженство, вспыхнувшее в нем ослепительным фонтаном и накрывшее весь окружающий мир. И в это мгновение каждый мужчина на земле, у которого была женщина, нежно посмотрел на свою вторую половинку. А каждая женщина, у которой был мужчина, вспомнила о том, как сильно любит его. Но потом произошло то, чего никто не мог предсказать, в том числе -  мудрый Дионис, решивший, что ему удалось-таки обхитрить мироздание.

Даже богам известно, что нет ничего сильнее любви. Порой это чувство, свойственное лишь смертным, способно творить настоящие чудеса, пробивая любые барьеры, ломая любые препятствия, разрывая на лоскуты саму ткань реальности! В миг поцелуя Мидаса и Фавны произошло именно это. Любовь фригийского царя была столь сильна, что это слепящее чувство словно не знающее преграды копье вспороло тонкое полотно, отделявшую тело Мидаса от его души, с недавних пор - божественной. И небесное золото выплеснулось из него, обращаясь в золото мира смертных.

Фавна ойкнула и замерла. Мидас отстранился от ее губ, в одно мгновение ставших холодными и твердыми. Он с ужасом наблюдал, как по лицу его возлюбленной разбегается золотистая сетка с алыми прожилками. Вскоре золотая паутина оплела голову Фавны, спустилась по шее и заструилась ниже. На глазах у царя, который отказывался верить в происходящее, девушка обращалась в золотую статую.

Она не могла попрощаться с ним, попросту не успела. Не сказала, что ни в коем случае не злится на него. Ведь он подарил ей любовь, а вслед за любовью - то, о чем она мечтала не первую сотню лет. Он подарил ей покой!

Мидас закричал. Этот беззвучный крик на мгновение парализовал всю Вселенную, ибо столько боли и негодования было в том крике. Подобный богу упал перед золотой статуей на колени, он обнял ее, прижался к ней в надежде теплом своего тела растопить ледяной металл. Слезы градом бежали из его обезумевших глаз, но статуя не шелохнулась. Тогда Мидас воззвал к Дионису.

- Лживый ублюдок! - в неистовстве рычал царь. - Ты солгал! Вместо того, чтобы подарить ее мне, ты ее отнял! Отнял ту, что я любил больше всего на свете!

Он выхватил меч и стал рубить кусты, деревья, камни и землю. Он рассекал воздух, стремясь вспороть материю физического мира, попасть за его пределы, в мир богов, чтобы найти Диониса и добиться от него объяснений.

Под утро царь едва держал в руках свой меч, но не опускал его, он все еще пытался перерубить ствол фригана, под которым сидел минувшим вечером, мечтая о том, как встретит свою возлюбленную. Вскоре силы окончательно покинули его и он уснул. А когда проснулся, тут же отправился в таверну, чтобы напиться. Там он с удивлением обнаружил, что любой предмет, который он берет в руки, становится золотым. К счастью, это не распространялось на вино и еду, которых он не касался напрямую. Больше месяца Мидас пил, странствуя из одной таверны в другую. Ярость и боль изменили некогда прекрасные черты молодого лица, а дорожная пыль доделала дело - фригийского царя никто не узнавал.