Огненный лис

— Ну, что же, рискнем, — вздохнул Виктор. — Когда-то надо начинать…

Минут через двадцать Виктор Левшов аккуратно припарковал свою машину между двумя узловатыми грушами, напротив дома родственников.

— Здесь подожди, — попросил он Московского. — Я быстро.

Приусадебный участок семейства Логно, дяди Никона и тети Ольги, был обнесен глухим металлическим забором с массивными воротами, некогда выкрашенными в зеленый цвет. Со временем краска поблекла, облупилась и местами покрылась ржавчиной.

Виктор подошел к высокой калитке, привстал на фундамент и, перегнувшись, дернул щеколду. Калитка со скрипом подалась, после чего он вошел во двор.

Под ноги Виктору сразу же кинулся куцехвостый, непонятной породы и масти барбос. Еще мгновение — и он вцепился бы гостю в икру, но гремучая, узловатая цепь натянулась, отбросив животное назад. Барбос перевернулся через спину и хрипло залаял.

— Чего гавкаешь, Билька? Умолкни! — Из летней кухни удивленно высунулся хозяин.

— Это я, дядя Никон.

— Вот это гость дорогой! — Логно с распростертыми объятьями двинулся навстречу Виктору. — Ну, здравствуй! Здравствуй, племяш! Дай-ка взгляну на тебя… возмужал! Последний раз когда виделись, хлипкий был парубок. А нынче-то уже — дядька, и на отца своего похож.

— Здравствуй, дядя Никон, — ответил Виктор, деликатно высвобождаясь из объятий родственника. — Вот, значит, заехал… а тетя Оля где?

— В хате, где же ей ещё быть! Ты проходи. Сейчас ужинать будем.

— Да я…

— Проходи, проходи! — Подтолкнул племянника хозяин. — Оля! Ольга, вражья душа!

— Что такое? — Рассерженно отозвалась Ольга Ивановна откуда-то из дальних комнат.

— Гость пожаловал!

— И кто ж такой?

— Выходи и глянь.

Ольга Ивановна появилась из-за дверей и всплеснула руками:

— Ой, Боже ж мой! Это ж Витька!

На стол она собрала быстро. Задымились в большой эмалированной миске вареники, жарко пахнуло борщом, и как Адмиралтейский шпиль взметнулась над центорм стола полуторолитровая бутыль украинской горилки.

— Ну, племяш дорогой, с приездом! — Провозгласил первый тост Никон Логно и все-таки не удержался:

— Шалапут… уже сколько здесь — а к нам ни разу не заглянул!

— Да все как-то…

— Ладно уж. Пей давай, да закусывай.

— За рулем я, — виновато повел плечами Виктор. — Не желательно бы…

— Ну и что? Плюнь ты на ментов… Они же все вон, возле меня живут. И на этой, и на соседней улицах. Это же тебе не Питер, у нас городишко маленький. Село, одним словом. Отбрешемся, если что!

— Да на гаишников-то плевать. А вот мать обижается.

— Пускай, — настаивал Логно. — Пускай обижается! На то она и мать.

Словом, Виктор перестал сопротивляться — и выпил. Потом они с хозяином повторили, потом налили еще…

— Ну, что там у вас в России нового? — Поинтересовался дядя Никон. — Как живется?

— По разному. Кому-то худо, кому-то хорошо…

— А у нас — туши свет! Власти народ совсем до ручки довели. Заводы стоят, все разворовали. Шахты рушатся. Пенсии такие, что сказать неприлично. Работы нет, ни за газ, ни за электричество не заплатить, представляешь? В долгах сидим по уши. И глубже бы сели, да некуда: случись что, похоронить не на что будет. Я вот тетке твоей, Виктор, так и сказал: не смей, говорю, раньше меня загибаться!

— Тю-ю, Никон! — Вмешалась супруга хозяина, Ольга Ивановна. — Несешь невесть что, типун тебе на язык…

— Ишь, закудахтала!

Комнатка, в которой они расположились, была небольшой, но казалась намного светлей и просторней из-за выбеленного до снежной голубизны потолка. Саманные стены дышали обычной для этих мест сыростью: глина есть глита, что с ней ни делай, как её ни суши, хоть десяток слоев изоляции между стеной и фундаментом прокладывай — все равно воду тянет в себя, как губка. Отсюда и запах плесени, неистребимо преследующий жителей Светловодска всю жизнь, от рождения до могилы, а оттого надоевший. Но для приезжего, для городского, запах этот — лечебный, ласкающий душу. Чувствуется в нем вековая мудрость и покой природы, сила настоящей, живой земли. Это тебе не какая-нибудь асфальто-бетонная, ограниченная кривым бордюром скоростная магистраль…

— Как «Победа» твоя, дядя Никон? Бегает еще?

— А что ей сделается, ласточке? Тридцать лет, а все, как новенькая!

— Ой, да что ты болтаешь! — Махнула рукой тетя Оля. — Драндулет старый, а не машина: то колесо отвалится, то глушитель…

Хозяйка собрала со стола и пожаловалась гостю:

— Да и дед мой в водители уже не годится совсем. Старый стал, за рулем засыпает.

— Ну, что ты городишь, бабка? Чего мелешь-то? — Взвился дядя Никон. — Я почти полвека шоферю, а ты меня перед племянником…

— Извиняюсь, — прервал начинающуюся перебранку Виктор. — Пора мне. Друзья сегодня дожидаются. Дела, в общем.

— Вот тебе и раз! — Огорчилась Ольга Ивановна. — Трошки пробыл — и тикать? Хоть яблок набери.

— Заеду еще. На неделе. Тогда и наберу.

— Ну, хоть погляди, какой мы ремонт заделали. А то ведь и похвастаться некому.

— С удовольствием! — Чтобы не расстраивать хозяев ещё больше, Виктор изобразил на лице интерес и встал со стула.

… Пять комнат и веранда — в общем-то, самый распространенный для этих краев стандарт жилого дома. Однако сама планировка оказалась не совсем удачной. Почти все комнаты — проходные, а чтобы попасть в гостиную, которую здесь называют залой, необходимо было миновать две из них, включая спальню.

— Вот это да! — Не удержался от удивленного возгласа Виктор, когда вместе с хозяевами оказался в спальне.

Все её стены были увешаны старыми, забранными в аккуратные рамочки, фотографиями. Сотни поблекших от времени взглядов устремились на Виктора, одни переполняла скорбь, другие — радость…

— Это все родня наша, — пояснил дядя Никон. — И Лозовые здесь, и Логно, и Левшовы… Крамаренки, Авдеевы, Курьевы… Все, кто был, и кто есть.

Виктор пригляделся, и к своему удивлению обнаружил самого себя. Фотография десять на тринадцать — в офицерской форме, совсем ещё молоденький лейтенант. А рядом отец — тоже в военной форме, и далее все мужчины, из поколения в поколение: дед в папахе и с трехлинейной винтовкой в руках, его братья, их дети… Большинство — либо в форме, либо при оружии.

— В вашем роду почти все вояки были, — пояснил дядя Никон. — Кто на войне погиб, кто потом уже сгинул… Но честь свою соблюдали!

Виктору сделалось немного не по себе. Он неопределенно вздохнул и направился дальше, в залу. Хозяин вошел следом, включил свет:

— Ну, и как?

— Здорово! Честное слово!

Хвалить было за что. Гостиная сияла и сверкала шикарной косметической отделкой, однако не так называемый «евроремонт» привлек внимание гостя. Его взгляд приковала к себе внушительного размера икона, занимавшая, как и положено, противоположный от входа угол. Глубокие трещины избороздили её вдоль и поперек, лик от времени потемнел, но сомнений не возникало — это был образ Пресвятой Девы Марии. Древний богомаз написал её необычно: в полный рост, обнаженную, ступающую босыми ногами по каким-то непонятным, похожим на старославянские, письменам. К тому же, палец на её левой руке украшало нечто, немного напоминающее пирамиду, обвитую двумя змеями.

— Перстень, — догадался Виктор.

— Нравится? — Старик почувствовал интерес гостя и пояснил:

— Знаменитая вещь. Древняя. Еще дед мой её сохранил. Потом бабка твоя, потом уже она мне досталась. Я ведь эту икону недавно совсем сюда прицепил. Смотрится, вроде, неплохо, но… Времена теперь пошли такие, что жить практически не на что. Думаю корову купить, хоть молоко давать будет. Как считаешь?

— Ну, я даже не знаю…

На обратном пути Виктор не утерпел:

— Дядя Никон, я просто поражаюсь, как половина Светловодска ещё умудряется коров держать. Участки тесные, соток по пять-шесть, не больше. Толковый коровник не построить, выпасов нет, покосов тоже… чем кормят-то?

— Была бы корова. А чем кормить — найдем, не беспокойся!