Огненный лис

В нем, кстати, обнаружилась старая, замызганная шинель.

— Не иначе — Чапаева, Василь Иваныча? — Сделал большие глаза посетитель.

Нет, оказалось — шинель Ройтмана, с погонами и петлицами советского прапорщика, которые герои гражданской войны ещё не носили.

— Да-а, — покачал головой Виктор, окидывая взглядом окружающее убожество. — Это, значит, и есть музей?

— А ты чего хотел увидеть? — Обиделся Павел. — Может, метр колючей проволоки из Дахау? Или бороду Карла Маркса? Говорил же я — ничего здесь нет, полное запустение. Вон — скоро даже штукатурка со стен валиться начнет!

От нахлынувшего возбуждения хозяин начал неистово дергать и без того последнюю дверцу шифоньера:

— Кому это сейчас надо? Летописи боевой славы, отцовское наследие, дедовские заветы… С коро тут вообще ничего не останется, и меня в том числе, кстати. И так держат только, чтобы в наряды ходил.

Стоны заведующего жалобным скрипом подтвердила входная дверь, и в помещении появился плешивый, низкорослый дядечка лет пятидесяти с лишком. Одет он был несколько не по сезону — в дешевую корейскую куртку, отечественные полушерстяные брюки и полусапоги на молнии. В руке вошедший комкал шапку-ушанку из кролика, заношенную до состояния «воронье гнездо».

— Чем занимаемся? — С отзвуками тяжелого металла в голосе спросил мужчина.

— Да вот, товарищ подполковник, — ответил Ройтман, — брат навестил. Очень хочет на музей взглянуть, приобщиться.

— Ну, что же. Отлично, отлично… — кивнул вошедший, но Виктору почему-то показалось, что реплика эта не имеет к осмотру экспозиции ни малейшего отношения.

— Ройтман, ты завтра в наряд заступаешь. Остапчук в командировке, в Выборге — больше некому.

— А Шулепко? Он уже второй месяц не ходит, и ничего…

— Ты же знаешь. Шулепко по устному распоряжению допуска к оружию не имеет! Потому как, не сегодня-завтра будет комиссован. По здоровью…

Подполковник недвусмысленно покрутил пальцем у виска. Потом повернулся к выходу, но что-то удержало его на самом пороге.

— Постой-ка… Ты, случаем, не Левшова сын?

— Да, — смутился Виктор. — Его. А вы откуда знаете?

— Знаю, — довольно хмыкнул мужчина. — У нас, стариков, глаз наметанный. На отца ты похож — прямо копия… Нет, ну надо же! Стою, как осел — думаю: какой-такой брат к Ройтману приехал?

Подполковник прищурился:

— Да, помнится, мы с отцом твоим ещё в Риге, на срочной службе… У-ух!

Далее последовал неопределенный, но энергичный жест, который можно было расценить как угодно: от «водку жрали и латышек трахали» до «громили врага из тяжелых орудий».

В музее воцарилась тишина. Виктор не знал, что следует говорить в подобных случаях, поэтому тупо молчал и улыбался.

Но подполковнику, видимо, уже стало не до воспоминаний о минувшей молодости:

— Ну, что же… Смотрите, любуйтесь! — Распорядился он и не попрощавшись прикрыл за собой скрипучую дверь.

— Это ещё кто? — Виктор повернулся к двоюродному брату.

— Начальник мой — прямой и непосредственный. Подполковник Спиригайло.

— Скользкий какой-то. И давно он у тебя… прямой?

— С самого начала. Сколько помню — он все мной командует. В общем-то, неплохой мужик, но — чмошник. И жадный к тому же!

… А в это время тот, о ком шла речь, преодолев запутанные лабиринты этажей и коридоров управления, уже стучался в другую, обитую черной кожей дверь:

— Разрешите?

— Заходи, Семен Игнатьевич. Чем порадуешь?

Подполковник Спиригайло прошмыгнул через огромный кабинет и уселся уже без приглашения.

Напротив, за массивным полированным столом с полумраке задернутых штор притаился «сам» — Валерий Михайлович Заболотный.

Личность это была незаурядная и в определенных кругах хорошо известная. Достаточно сказать, что на нынешнюю скромную должность слетел он из кресла начальника отдела в политуправлении войск ПВО.

Жаль, конечно — должность генеральская, но… так уж вышло.

До определенного момента в карьере Валерия Михайловича Заболтного все было гладко. Неизменная способность находить общий язык с начальством и тихое покровительство Особого отдела являлись теми предпосылками, которые позволили довольно посредственному выпускнику военно-политического училища обойти на служебной лестнице своих куда более ярких однокашников.

Но вот на самом разгоне, когда позади была уже оконченная заочно Академия общественных наук, а в ближайшей переспективе, чем черт не шутит, перевод аж в аппарат ЦК КПСС… дорогу Заболотному даже не перешел, а перелетел какой-то немецкий сопляк.

Тогда, после наглого и демонстративного приземления Руста под самыми стенами Кремля, начальственные головы в системе противовоздушной обороны страны полетели с плеч, как в утро стрелецкой казни… Досталось всем — как поется в знаменитой песне «от Москвы, до самых до окраин, с Южных гор, до Северных морей».

Разумеется, не обошли вниманием многочисленные кровожадные комиссии и Заболотного. Собственно, от позорного увольнения его спасло только умение вовремя притвориться идиотом, да все та же негласная дружба с «компетентными органами».

Словом, для Валерия Михайловича наглая выходка немца обернулась всего-навсего понижением в должности и «ссылкой» в Ленинград.

А он и не огорчился:

— Лучше снова стать «рядовым» полковником при деле, чем знаменитым генералом на пенсии, — пробурчал себе под нос Заболотный, меняя погоны, род войск и то, что некогда называлось «нравственными ориентирами».

Произошедшее заставило его ощутить реальную близость неминуемого выхода «на заслуженный отдых» — неважно, произойдет это годом раньше или годом позже. Еще недавно, занятый непрестанным карабканьем вверх по служебной лестнице, он почти не задумывался о будущем. Но теперь, в преддверии гражданской жизни, остро ощутил личную бытовую неустроенность.

Да, конечно — имелись уже четырехкомнатная квартира, дача, машина. Взрослые дети тоже обеспечены, но… По сравнению со многими, более предусмотрительными коллегами из штабов и политорганов чувствовал себя Заболотный просто нищим.

Кое-что было, но хотелось — большего… Много и сразу!

… Картинно, не отрывая взгляда от серого монитора заморской диковины — компьютера Ай-Би-Эм, хозяин кабинета протянул Спиригайло руку. Тот правильно сообразил, что ладонь шефа предназначена не для рукопожатия, и поспешил вложить в неё потертую, набухшую документами папку:

— Здесь все.

— Ладно… А сам что думаешь? — Заболотный придвинул к себе документы, выключил «персоналку» и близоруко уставился в потолок. — Давай-ка что-нибудь новенькое, толковое. Пора уже!

— Мыслей разных много, Валерий Максимович, — невозмутимо ответил Свидригайло. — А вот решение пока просматривается только одно.

— Выражайся яснее.

Заболотный с достоинством оставил кресло и начал медленно прохаживаться по кабинету:

— Маленькое непонимание, Семен, всегда пораждает большое нелдоверие. Учти!

— Учту, Валерий Максимович, — кивнул Свидригайло, с трудом сдерживаясь. Дешевые киношные манеры, подражание расхожим персонажам и непробиваемое самомнение шефа действовали ему на нервы, но до поры, до времени приходилось терпеть.

— Ну, так что?

— Товарищ полковник! Необходимо создать условия, которые подтолкнут Рогова к действиям. Из дерьма мы его вытащили, дали оглядеться по сторонам, обнюхаться… Теперь нужно, чтобы парень отсюда уехал. И не куда-то — а в нужном, так сказать, направлении.

— В Светловодск?

— Да, прямо на место.

— Верно, Семен. Верно! — Похвалил Заболотный. — Ждать, пока он сам… Кому думаешь поручить?

Спиригайло сделал вид, что размышляет, разок даже хрустнул пальцами, и лишь потом ответил:

— Может, Курьева?

— Давай. Толковый парень, проверенный.

— Одним Курьевым не обойтись, — напомнил собеседник. — Нужно обеспечение, транспорт, «наружка»… чтобы все путем.

— Хорошо, решим. А пока действуй. Но только — ни гу-гу!

— Конечно, Валерий Максимович, — заверил Спиригайло. — Все люди работают «втемную».