Повелители Огня

Дженни смутилась окончательно, и решила сменить тему.

— А твой бог, — она указала взглядом на фигуру толстяка над входом, — не выглядит внимательным к мелочам.

— Он же бог, ему не обязательно выглядеть, ибо он выше этого. Внимание к мелочам — только начало пути Хогорта. Пройдя его до конца, ты убедишься, что весь мир, вся наша жизнь состоит из мелочей. Из крошечных, малозаметных, да, в общем-то, не слишком важных событий. И вот наконец ты видишь, что все вокруг — мелочи! Мелочи, не стоящие внимания. Тогда ты перестаешь переживать из-за ерунды и смотришь широко распахнутыми глазами в вечность. Скульптура изображает Хогорта в конце пути, Хогорта прозревшего и познавшего суть мироздания: нас окружают мелочи, не стоящие внимания.

Дженни неуверенно кивнула.

— Ты отличный собеседник, не мешаешь мне болтать, — священник в сером снова улыбнулся. — Если хочешь, посещай мой храм, я всегда буду рад тебя видеть. Созерцание мелочей здесь, на солнышке — увлекательное занятие.

Он подвинулся, освобождая место на лавке. Дженни решительно бросила свой камень к порогу храма Хогорта и плюхнулась рядом с небритым священником. Задрала лицо, подставляя щеки солнечным лучам… да, хорошо так сидеть, хотя и запах от болота не самый приятный… но ведь это мелочи, а бог их — великий Хогорт. Эх, отвлечься бы от всего! Хоть на несколько мгновений забыть о постигшем ее несчастье… но в руках были поминальные свечи.

— Если тебе понадобится наставление, совет, или просто болтун, чей треп поможет забыться в тяжелую минуту, заходи! — продолжал священник. — Меня звать Ингвар. Преподобный Ингвар, хотя на «преподобном» я никогда не настаиваю. Это такие мелочи!

— Я Дженни. А можно зажечь поминальные свечи в твоем храме?

— Не в моем, конечно, а в храме Хогорта, благосклонного к страдающим. Разумеется, можно! Разве нас с ушедшими не сближают мелочи, крошечные обрывки воспоминаний, маленькие вещицы, оставшиеся на память? Хогорту угодны те, кто помнит и любовно хранит воспоминания в таких мелочах.

Дженни рассеянно кивнула и почувствовала, как ее и впрямь захлестнул вал воспоминаний, состоящий из крошечных капелек: улыбка Анны, патетические жесты Папаши, пальцы Сейши, любовно поглаживающие рожок, молчание Пьера, милые шалости Эрика… Она сидела и думала. Солнце пригревало, ветерок разгонял испарения над болотом. В общем было грустно, но хорошо.

Так они с преподобным Ингваром молчали на каменной скамье, и Дженни не хотелось подниматься. Потому что чем раньше она зайдет в храм и запалит свечи, тем раньше придется возвращаться в Эверон, заниматься невеселыми делами, всеми этими мелочами, в которых толстяк Хогорт — большой дока.

Она долго собиралась с силами, прежде чем решительно встать и заявить:

— Пора.

Преподобный провел ее в храм, где оказалось неожиданно холодно. В глубине темного помещения теплилась жаровня, оранжевые отблески бродили по безмятежному щекастому лицу улыбающегося глиняного Хогорта, перед статуей была полка с потеками воска. Дженни направилась сквозь холодную темноту к жаровне. В стаканчике торчали лучины, она выбрала одну. Расставила свечи и поочередно зажгла. Стало немного светлее, но липкая холодная темнота давила со всех сторон, нависала над Дженни и немного пугала.

— Почему так холодно? — спросила она.

— Это мелочи, — прозвучал из темноты где-то совсем рядом спокойный голос Ингвара. — Не отвлекайся, думай о тех, кто ушел.

Дженни оглядела дрожащие язычки пламени — пять свечей: Бурмаль, Пьер, Сейша, Анна и Эрик. Они встали перед мысленным взглядом, спокойные, родные. И холод отступил, Дженни его больше не ощущала. Лица, казавшиеся такими знакомыми, дрожали и расплывались, как огни свечей.

— Пройдут годы, ты забудешь их лица, — негромко произнес Ингвар, — но все равно они с тобой навеки. Будем помнить.

Дженни сделала шаг назад, повернулась к выходу, серая накидка преподобного шуршала рядом. Когда она оглянулась, чтобы в последний раз увидеть свечи, то насчитала лишь четыре огня рядом с оранжевым пятном жаровни. Одна свеча погасла. Она собралась вернуться, чтобы поджечь ее снова, но Ингвар сказал:

— Хогорт внимателен к мелочам, он не позволит гореть поминальной свече, если человек жив. Ты только в начале пути, доверься Хогорту и не теряй надежды.

***

Когда Дженни возвращалась к дороге, навстречу ей попалось несколько человек. Почти все были в лохмотьях, один — калека на костылях. Нищие, собравшиеся на поклон к Трохомору, они спешили к золоченому куполу. Один был одет как человек с достатком, странно только, что в тяжелом темном плаще, и прикрывал лицо надвинутым капюшоном. День был солнечный, очень теплый, и Дженни показалось странным, что богомолец так кутается. Но мало ли, какие у него причины для этого.

Морко ждал у обочины.

— Очень хорошо, — заявил он, оглядев Дженни, — по-моему, посещение храма пошло тебе на пользу. Выглядишь более спокойной.

— Кто-то из труппы выжил! — выпалила она. — Одна свеча не горела! Священник сказал, что человек жив, поэтому!

— Я бы предположил, что старуха в лавке торгует скверными свечами, — буркнул гоблин.

— А я бы предположила, что ты просто любишь говорить неприятные вещи! Но я уже видела тебя в более приветливом настроении, и, значит, это общение с грязью так на тебя действует, — обиделась девушка. — Остальные свечи были в порядке и горели, как следует. Та лавочница доставала их из одной коробки, чего бы это одна оказалась скверной? Я точно знаю, что кому-то удалось спастись… знать бы, кто это. И где он сейчас!

— Хорошо, — кивнул гоблин, — пусть так. Но поспешим, уже скоро вечер, а мы обещали господину Квестину не задерживаться.

До самого города он молчал, и Дженни не хотелось заводить разговор — вот еще, доказывать этому зеленому ворчуну, что свечи не лгут… на улицах, против обыкновения, было не слишком людно. Правда, сперва за ними увязалась стайка мальчишек. Они строили рожи и вопили:

— Гоблин! Зеленый гоблин! Убирайся из Эверона! Эверон — город людей!

Морко сделал вид, что нагибается за камнем. У сутулого длиннорукого гоблина движение вышло совсем коротким. Детей как ветром сдуло.

Немногочисленные прохожие спешили по своим делам, как всегда в Эвероне, но что-то было не так. Морко насторожился:

— Странное чувство. Мне кажется, чего-то не хватает.

— Ратлеров нет! — догадалась Дженни.

Гоблин огляделся.

— Хм, в самом деле. Не думал, что мне когда-то будет не хватать этих тварей.

— Вот как… а у вас так много общего. Ратлеры тоже любят грязь!

— Они позорят ее своим поведением, — резко ответил гоблин. — Я не оскорблял твоих богов, так, будь любезна, отнесись с уважением к моей вере.

— Прости, — растерялась Дженни, — я не думала, что ты так воспримешь.

Они прошли несколько кварталов в молчании, только деревянная нога гоблина гулко стучала по булыжнику. Куда-то исчезли последние встречные, улица оказалась странно безлюдной. А где-то рядом, за несколько кварталов, раздавался многоголосый шум.

— Что это? — спросила Дженни.

— Приготовься бежать, если я скажу, — вместо ответа велел Морко. — Дорогу домой сумеешь отыскать?

Дженни растерялась.

— Я не… почему я должна отыскивать? А ты?

Шум толпы приближался. Гоблин вместо ответа указал на груду тряпья. Приглядевшись, Дженни узнала оранжевый жилет ратлера, заляпанный грязью и… кровью…

— Я хромой, убежать не смогу, — как всегда рассудительно заявил Морко. — Если ты будешь не с гоблином, тебе вообще ничего не грозит. Помнишь тех детей, что орали нам вслед? Дети всегда повторяют за старшими. Беги отсюда, потом пробирайся домой. Адрес помнишь? Горшечная улица, восемьдесят четыре. Беги, Дженни ниоткуда, беги.

— Вот еще!

Крики раздавались уже совсем рядом. Тогда Морко неожиданно сильно оттолкнул Дженни и заковылял в сторону, стуча протезом. Она растерянно замерла, потирая ушибленное тычком гоблина плечо, тут из-за угла показались первые крикуны. У многих в руках были палки и ножи, толпа ревела, но слов было не разобрать, отдельные выкрики сливались в мощный гул. Дженни поразилась — какие злобные лица!