Пуля для незнакомца

Насио закрыл глаза, и во тьме, окутавшей его сознание, лишь замерцал огонек надежды на то, что ему удастся не свихнуться в предстоящем безумном испытании. Послышались крики команд, эхом отдаваясь в его ушах, потом где-то высоко заурчал двигатель, а потом он с замиранием сердца ощутил, как отрвался от палубы и взмыл в воздух, медленно крутясь вокруг своей оси. Насио в ужасе раскрыл глаза, и против воли его тело стало отчаянно вырываться из пут. Носилки только-только взлетели над бортом, и он увидел внизу серый волнующийся океан, протягиающий к нему свои злобные руки в клочьях пены. В лицо ему ударил дождевой поток, холодный и колющий. Он зажмурился и снова раскрыл глаза.

Его воздушная гробница, точно маятник, замерла у крайней точки дуги, и медленно полетела вспять, и перед тем как трос начал засасывать носилки вверх, Насио поймал себя на том, что смотрит прямо в бездонные черные лужицы-глаза пассажира по фамилии Дортас - или Дюмас, или Дантес...

Маленький круглолицый толстяк с редеющими и словно метсами крашенными волосами задрал голову вверх и пристально всматривался в живой груз сквозь дождь. Все произошло слишком быстро, чтобы Насио был уверен в верности своего впечатления, но ему показалось, что на лице у коротышки, вопреки его ожиданиям, никакого разочароания не было и в помине. Напротив, черные блестящие глазки следли за мучительным подъемом стюарда с затаенной радостью...

Глава 2

Капитан Жозе Мария Карвальо Сантуш да Силва, представитель бразильской полиции в Интерполе, резко притормозил свой красный спортивный "ягуар" и хмуро уставился сквозь тонированное лобовое стекло на улицу. Длинная узкая аллея у главного въезда в аэропорт Сантуш Думонт была сплошь уставлена припаркованными автомобилями. Потоки дождя хлестали по макушкам высоких пальм вдоль тротуара и беспокойно барабанили по пластиковой откидной крыше "ягуара", точно требуя, чтобы капитан вылез из машины и промок до нитки как и все прочие. Капитан да Силва выругался - но не потому, что длинная вереница автомобилей перед зданием аэропорта выстроилась в нарушение правил дорожного движения, он просто выражал свою зависть этим счастливчикам, оказавшимся куда смышленнее его и ухитрившимся проникнуть в здание, не замочив ног.

Он повертел головой. Попытка припарковаться в этом автомобильном муравейнике в такой ливень была равносильна попытке утопиться, потому что когда в Рио-де-Жанейро шел дождь, он лил с присущей темпераменту местных обитателей неукротимой мощью. А оставить машину где-нибудь не у тротуара или не на охраняемой автостоянке было равносильно попытке навлечь на себя беду похуже. Можно было лишиться карбюратора, например, а то даже и самого автомобиля. Автомобильные воришки в Рио - капитан это уже давно понял были отчаянными сорвиголовами, готовыми вымокнуть под дождем ради выгодного дельца. А полицейская наклейка на лобовом стекле сделала бы для них приключение лишь более соблазнительным, поскольку служила бы гарантией того, что угнанная тачка по крайней мере оснащена хорошим движком.

Сзади негодующее взвизгнул клаксон. Да Силва вдруг заметил, что шлагбаум на эстакаду аэропорта открыт. Он нажал на газ, и "ягуар", взметнув колесами тучи брызг, рванулс с места и въехал под козырек грузового отсека. Патрульный полицейский аэропорта, изумленный столь наглым нарушением правил, предписанных многочисленными табличками, немедленно вышел из дверей с намерением сделать выговор нарушителю. Но взглянув на смуглое рябое лицо водителя с лихими усиками под гривой непокорных курчавых волос, полицейский поспешно отдал ему честь. Капитан да Силва и в погожие-то дни был непредсказуем, а уж в такое ненастье от него можно было ждать чего угодно. Но все же серьезность нарушения - не говоря уж об угрозе для его собственного служебного благополучя - вынудила полицейского предпринять попытку протеста, хотя он и постарался сделать это как можно дипломатичнее.

- Извините, капитан, но здесь нельзя парковаться...

И он мотнул головой в сторону взлетно-посадочной полосы. Там столпились авиалайнеры, оказавшиеся на земле лишь на короткий срок. Их мокрые металлические бока ярко сверкали, хотя очертания нечетко виднелись сквозь потоки ливня. А за ними позади взбаламученных вод залива виднелись высокие стены горной гряды Пан де Асукар, верхушки которой терялись в низко нависших тучах. Полицейский перевел взгляд на капитана - теперь в его глазах было умоляющее выражение.

- Здесь паркуются продуктовые фургоны, капитан, которые доставляют еду для авиапассажиров. Ваш "ягуар" загородил им подъезд и им придется останаливаться под дождем.

- Ну и замечательно! - сердито ответил да Силва, наклонился, передернул рычаг ручного тормоза и выключил зажигание. - Чем больше воды тем больше супа!

Неужели этот кретин считает, что он станет создавать себе неудобства ради удобства обслуживания самолетов или ради удобства тех болванов, которые обеспечивают полеты этих летающих чудищ? Капитан да Силва вынес свое мускулистое тело на сухой тротуар и полез под сиденье за дождевиком. Он перекинул сложенный плащ через руку, захлопнул дверцу и похлопал себя по карману. Письмо, найденное им полчаса назад у себя на письменном столе в кабинете, было на месте - весьма странное письмо, которое ему переслали из Центрального полицейского управления как офицеру, кого по роду занятий это письмо могло весьма заинтересовать. Он нащупал конверт, точно талисман, и легко взбежал на платформу.

Вопреки всякому здравому смыслу полицейский предпринял последнюю попытку.

- Но капитан... - Однако одного взгляда на искаженное свирепой гримасой лицо капитана хватило на то, чтобы в душе у полицейского иссякло всякое поползновение протеста. - Так точно, сеньор!

- И присмотри за машиной! Да повнимательнее, - сурово наказал напоследок да Силва

Полицейский грустно вздохнул.

- Конечно, капитан.

- Ну и спасибо! - добродушно улыбнулся да Силва.

Полицейский, подобно многим, изумившись тому, насколько милым и невинным оказался улыбающийся капитан да Силва по сравнению с тем, каким суровым он выглядел - да и был в сущности, - когда хмурился, попытался ответить ему улыбкой, но не смог. Одно было ясно: если продуктовым фургонам придется разгружаться под проливным дождем, водители, конечно же, ему за это спасибо не скажут, а значит у них не возникнет и желания поделиться с ним остатками провизии - самых шикарных яств, какие только его семье удавалось получать к своему столу. Но с другой стороны, мог ли он, будучи в столь жалком чине, перечить самому капитану да Силве? Нет, печально ответил сам себе патрульный полицейский, если, конечно, Бог наградил тебя достаточным здравомыслием.

И он глубокомысленно уставился на заволоченное тучами небо и на потоки дождя, и стал молить Всевышнего, чтобы капитану удалось поскорее выполнить все свои дела, которые привели его сегодня в аэропорт и чтобы он убрался отсюда со своей чертовой машиной прежде, чем к разгрузочной платформе подкатит первый фургон с едой. Но даже вознося молитву, патрульный искоса поглядывал на красный спортивный автомобиль, ибо, несмотря ни на что, он был совсем не дурак.

Да Силва, прекрасно понимая, что некоторым образом вторгся в какой-то мелкий бизнес патрульного - и вовсе не сокрушаясь по этому поводу - быстрым шагом миновал багажное отделение, вошел в зал продажи билетов, осажденный пассажирами и деловитыми клерками, нырнул под низкую стойку и стал пробираться в толпе, сердито гомонящей, точно стадо встревоженных гусей, и выражающей свое недовольство из-за отмененных рейсов. Он покачал головой, соучвствуя их горю, подошел к винтовой лестнице, ведущей на террасу с рестораном и баром в мезонине, и быстро взбежал по ступенькам, причем чем выше он взбирался, тем почему-то громче становился гул голосов оставшихся внизу пассажиров.

Поднявшись наверх, он сдал свой дождевик в камеру хранения, снова потрогал лежащее в кармане пиджака письмо и пересек людный зал к дальнему столику, за которым одиноко всседал его старинный приятель Уилсон и сквозь исхлестанное дождем окно задумчиво глядел на мокрое летное поле и туманный залив.